Главная

Бессмертный К. С.: Платформизм, антиорганизационизм и «пацифизм». Часть 1

Платформизм, антиорганизационизм и «пацифизм»: лучших нет
 
Часть 1: Критика классического платформизма. От Аршинова до Фонтени
 
Говоря о проблемах российского анархистского движения, нельзя пройти мимо таких проблемных моментов как увлечение платформистскими идеями, антиорганизационизмом и пацифизмом. У каждого из этих проблемных направлений есть свои особенности, вследствие которых я решил обратить на них своё критическое внимание. Кроме того, интересный момент заключается еще и в том, что всё они взаимосвязаны: с одной стороны, платформистская сплоченность противопоставляется неорганизованности, а, с другой, пацифизму[1] до непротивленчества – платформистская же боевитость.
В данном случае речь не будет идти об исторических баталиях между платформистами, синдикалистами и антиорганизационистами. Равно как не будет идти о многочисленных перипетиях истории сторонников всех перечисленных в заголовке идей в рамках анархизма. То есть, конечно же, отдельные моменты раскрыты будут, но не более того – детальный разбор полётов не входит в мои задачи, но главная же моя задача состоит в выявлении наиболее важных моментов, которые и будут подвергнуты критике.
 
Платформизм: коротко о главном
 
В своей основе «платформизм» восходит к проекту программы, ставшему известным под названием «Организационная платформа всеобщего союза анархистов»[2] (1926). Текст был издан находившимися в вынужденной эмиграции после поражения Великой Российской революции 1917-1921 гг. российскими анархистами. Основное же авторство принадлежало Петру Аршинову, близкому товарищу Нестора Махно.
Критически изучая своё участие в революционных событиях в России, закончившееся их поражением, анархисты из группы Аршинова старались понять главное – причины своей неудачи и победы большевистской партии.
Несколько позднее Аршинов выступил со своими «пояснениями» к Платформе, которая являлась (и осталась в истории) не более чем проектом программы, но не законченной программой.
Кроме того, важным документом в понимании платформистских идей и их генезиса служит «Манифест либертарного коммунизма» французского анархиста Жоржа Фонтени.
Кого же интересует детальное обсуждение Платформы, тех отсылаю к книгам А. В. Шубина, В. В. Дамье, А. Скирды, Г. Максимова, а также соответствующим разделам в «An Anarchist FAQ», которые могут дать подробную информацию всем желающим[3]. Приведу только ряд пояснений, какая работа написана с каких позиций:
- Шубин – историк, «умеренно левый радикал» с симпатиями к анархизму (прудонизм и отчасти бакунизм, махновщина).
- Дамье – историк, сторонник анархо-синдикализма в аргентинской традиции ФОРА; в дискуссии о Платформе находится на стороне её критики со стороны еще одного товарища по борьбе Нестора Махно Всеволода Волина.
- Скирда – французский платформист, исследователь махновского движения, борец за «организованность» против разгильдяйства и хаотизма в анархистском движении.
- Максимов – анархо-синдикалист, участник Великой Российской революции 1917-1921 гг., противник Платформы.
- «AFAQ» написана коллективом авторов, под редакцией и при активном участии Иэна Маккея, сторонника «анархизма без прилагательных», старающегося найти точки соприкосновения между сторонниками разных направлений социального (левого) анархизма.
Что касается собственно Платформы, то основными её положениями, сформулированными в «Организационной части» Платформы служат понятия о:
- единстве идеологии, являющейся «силой», направляющей всех членов организации к общей цели по общему для всех пути. Вся деятельность («общего и частного характера») всех членов организации должна строго соответствовать единой идеологической базе.
- единстве тактики и коллективном методе действия, что подразумевало строгую согласованность всех действий групп и отдельных членов организации, единых между собой, а также идеологии и тактики организации.
- коллективной ответственности, которая подразумевала ответственность каждого перед всеми. То есть каждый член организации отвечал за свою «революционно-политическую деятельность» перед всей организацией, равно как и наоборот.
- федерализме, который в традиционном анархистском ключе противопоставлялся централизму. При этом, авторы Платформы подчеркивали, что федерализм они понимают, как «свободный договор лиц и целых организаций ради совместной работы, направленной к достижению общей цели».
Федерализм, предлагавшийся авторами Платформы, был крайне противоречив: соседствовали понятия «личной свободы» и выполнение всеми «принятых сообща решений», в то время как анархистское понятие федерализма всегда подразумевало свободу несогласия с решением большинства. То есть, ты можешь быть частью некоего целого, и, так как ты стал частью добровольно, то ты сам решаешь, что ты поддерживаешь  в «общих решениях», а что – нет. Дело здесь в том, чтобы быть часть целого, исходя из того, что ты разделяешь некие основные положения, но вовсе не в том, чтобы тупо выполнять всё, что решат остальные. Это наглядно продемонстрировал опыт Испанской революции 1936-1939 гг.: когда лидеры НКТ-ФАИ взяли курс на антифашистское единство и отказ от либертарно-коммунистической Сарагосской программы, массы членов анархистских профсоюзов, а также все те, кто поддерживал их в их деятельности, решили следовать своим путём, что и привело к массовой низовой коллективизации на селе (точнее даже, не совсем на селе, так как часто речь шла о небольших населенных пунктах городского типа, в которых имелась в наличии мелкая промышленность) и синдикализации в промышленности. Люди не отвлекались на выяснения отношений в платформистском духе: кто, как за кого отвечает (массы за лидеров или лидеры за массы, в смысле развернувшейся деятельности), но действовали самостоятельно, в подлинно федералистском анархистском духе.
Публикация Платформы вызвала резкие споры в анархистской среде по всему миру, в которых особенно активно участвовали анархистские круги эмигрантов из России. Тем не менее, важно то, что Платформа была только еще проектом программы, а не законченной программой международного анархистского объединения[4].
Более того, в проекте Платформы было немало непоследовательного и в отношении  централизации: с одной стороны, много говорилось о федерализме, что подразумевает автономию секций в своей деятельности, с другой же предлагалось создать «Исполнительный комитет» (ИК), который будет одновременно «координировать» (этим же всегда занимались синдикалистские секретариаты, конгрессы, съезды и конференции), а также идейно и организационно направлять деятельность организации «согласно общей идеологии и общей тактической линии Союза». Кроме того, в функции ИК входит «проведение в жизнь принятых и порученных ему Союзом решений», что прямо противоречит понятию анархистского федерализма.
Когда в 1936 г. лидеры НКТ-ФАИ стали «проводить в жизнь» решения, которые они декретировали своим организациям, это шло вразрез с федералистской практикой НКТ-ФАИ, что отмечают многие исследователи Испанской революции и испанского анархистского движения (в частности Вернон Ричардс и Жозе Пейратс).
Конечно, в Платформе сказано, что ИК должен проводить решения, которые ему делегируются структурами организации, в реальности же в этом кроется еще одно противоречие: если мы говорим об исполнении решений, посылаемых снизу «вверх», в ЦК (ИК), то мы получаем что-то вроде перевернутого парламента. Причем и власть здесь политическая также сохраняется, только ситуация с ней оказывается сложнее: одновременно происходит отсылка поручений наверх. А раз ИК должен был, по этой схеме, «проводить в жизнь» эти решения (поручения), то и за их исполнением необходимо следить (на этом основывается идея платформы о единстве и ответственности). И следить за исполнением должен ИК, а не сами низовые структуры, так как иначе нет смысла доверять проведение в жизнь решений этому комитету.
Традиционный же либертарный федералистский принцип децентрализации организации подразумевает проведение съездов делегатов, получающих императивный мандат от своих секций. Безусловно, это тоже своего рода построение «снизу вверх», вот только проводят в жизнь решения в данном случае низовые структуры, а не ИК. То есть речь идёт о том, что низовые структуры принимают решения, съезд их обсуждает, а утверждают и проводят в жизнь уже сами секции.
Ниже приводится описание федералистской синдикалистской организации, данное немецким анархо-синдикалистом Рудольфом Роккером в 1938 году:
 
«Организация анархо-синдикализма основана на принципах федерализма, на свободной комбинации снизу вверх, поместив право самоопределения каждого профсоюза превыше всего прочего и признавая только органическое соглашение всех на основе общих интересов и общих убеждений. Их организация соответственно построена на следующих основах: рабочие в каждой местности присоединяются к профсоюзам их отрасли. Профсоюзы каждого города или сельской местности объединяются в Биржи труда, которые представляют собой центры местной пропаганды и образования, и сплачивают всех рабочих вместе как производителей, чтобы предотвратить рост каких либо ограниченных фракционных настроений. В ходе местных трудовых конфликтов они организуются для объединенного сотрудничества единым целым организованных трудящихся в местном масштабе. Все Биржи труда группируются по районам и областям для организации Национальной федерации Бирж труда, которая поддерживает постоянную связь между местными органами, организовывает свободное регулирование производительного труда всех членов различных организаций, кооперирует, обеспечивает необходимую координацию в образовательной работе и поддерживает местные групп советами и рекомендациями.
Каждый профсоюз, кроме того, федеративно связан со всеми организациями той же отрасли, а те, в свою очередь, со всеми родственными отраслями, так, чтобы все они были объединены в общих промышленных и сельскохозяйственных союзах. Их задача удовлетворять требования повседневной борьбы между капиталом и трудом, и объединять все силы движения для совместных действий там, где возникает необходимость. Таким образом, Федерация Бирж труда и Федерация промышленных союзов представляют собой два полюса, вокруг которых вращается вся жизнь рабочих синдикатов»[5].
 
А вот что писал по этому поводу в пятидесятые годы болгарский анархо-коммунист Георгий Хаджиев:
 
«Любое функционирование на основе принципа федерализма начинается снизу и происходит на низовом уровне, который все решает и на который ложится весь контроль за исполнением его решений»[6].
 
И еще один небезынтересный момент, в Платформе было сказано, что создаваемый Всеобщий союз анархистов должен стать «организованным застрельщиком». В принципе, в те годы в анархистской среде часто писали и говорили с позиции противопоставления инерционной конформистской массы и революционного авангарда. Речь, правда, шла о том, что изначально революционные идеи являются уделом подавляющего меньшинства, которое несет в себе идейное революционное зерно и является теми, кто расшатывает систему. И уже в процессе борьбы к ним должны будут присоединяться все более широкие массы. Речь была именно о психологической стороне революционных и конформистских идей, об «авангардности» убежденных, о тех, кто начинает раньше других[7]. Из Платформы же следовала необходимость создания идейной авангардистской организации, которая поведет остальных. И именно возглавит революционный процесс, так как она, по сути, должна стоять над массой, руководить рабочими и крестьянскими организациями.
Так что, несмотря на всю запутанность, вполне четко прослеживается мысль об идеологическом руководстве рабочими и крестьянскими массами, что было заметным шагом от анархистской к ленинистской практике организационного строительства.
Через некоторое время (1929) Пётр Аршинов выступил с пояснениями к Платформе, расставившими точки над «i», то есть, разъяснив, что же авторы (Аршинов был главным автором Платформы) имели в виду по ряду наиболее спорных вопросов, которые вызвали наибольшие нарекания со стороны критиков.
За многословной тирадой Аршинова стояло главное - доказать свою единственно верную правоту как главного борца за дело создания организованного анархистского движения. О том же, какой он хочет видеть единую организацию анархо-коммунистов, Аршинов писал весьма недвусмысленно, называя такую организацию термином партия, что в данном случае было уже далеко не тем же самым, что высказывания об «анархистской партии» того же Петра Кропоткина. Для последнего это еще было синонимом современного нам понятия «движение», Аршинов же под «партией» понимал «идеологически и тактически единую организацию», в которую будет производиться жесткий отбор.
Отвечая на вопрос о том, шла ли в Платформе речь о подчинении синдикатов Единой анархистской организации, он писал, что: «Не о подчинении профсоюзов воле анархической организации идет речь – совсем нет! – а лишь о связи революционного синдикализма с анархизмом посредством общепартийной анархической организа­ции». Если же продраться сквозь очередную внутренне противоречивую фразу, то мы все же получаем подчинение профсоюзов анархистской партии, называемое здесь для отвода глаз «связью». Об этом более чем понятно и доходчиво гласила сама Платформа:
 
«(…) мы должны входить в рев. профдвижение в качестве организованной силы, ответственной за работу в синдикатах перед общей анархической организацией и руководимой этой организацией.
Не ограничиваясь созданием анархических синдикатов, мы должны стремиться идейно воздействовать на весь рев. синдикализм в целом во всех его формах. (…)
Фабрично-заводские анархические группы, работающие над созданием анархических синдикатов, ведущие борьбу в рев. синдикатах за преобладание анархической идеологии в синдикализме за идейное руководство им, направляемые в своей деятельности общей анархической организацией, к которой принадлежат - вот смысл и форма анархического отношения к революционному синдикализму и родственным ему революционным профдвижениям».
 
Из процитированного отрывка видно, что речь шла (несмотря на путанное многословие, заверяющее в том, что никакого подчинения быть не должно) именно что о подчинении профсоюзов внешнему руководству – анархистской партии (как позднее уточнил сам Аршинов). По сути, мы имеем дело с анархизированным вариантом большевизма, опыт которого и изучали авторы Платформы, в целях построения анархистской организации, способной победить в будущей революции.
В пояснениях Аршинова были и другие перлы, как например отстаивание идеи создания для защиты Революции Рабоче-крестьянской армии на основе партизанских частей. Что, опять же, является плохо прикрытым реверансом в сторону большевизма. «Буржуазию надо бить ее же техникой, ее наукой и, между прочим, ее методами. На войне часто враг навязывает свою тактику противной стороне», - писал Аршинов. И в этом, с исторической высоты отчетливо видны доводы Компартии Испании против анархо-синдикалистов, когда та требовала милитаризации милиционных частей, в целях подчинения их единому командованию, удушения революционных порывов масс и сохранения буржуазной республики.
Впрочем, спустя не так много времени после публикации данных разъяснений Аршинов публично порвал с анархизмом и вернулся в большевистские ряды. После этого он вернулся в СССР, где, по некоторым данным, сотрудничал с ОГПУ (также есть мнение о том, что с ОГПУ он сотрудничал еще в период своего нахождения в Париже), что оспаривается рядом исследователей жизни и деятельности Петра Аршинова.
Любопытный штрих. В период нахождения в Париже отношения старых товарищей по Гражданской войне Нестора Махно и Всеволода Волина были сильно испорчены, дойдя до откровенной ругани, во многом по вопросу о Платформе, которую Волин раскритиковал, отстаивая концепцию «синтетического анархизма», совмещающего в себе анархо-индивидуализм (философию), коммунизм (цель) и синдикализм (средство). После же отъезда Аршинова в Москву отношения Волина и Махно снова нормализовались (речь идёт о периоде между 1931 и 1932 гг.).
В начале 1938 г. Аршинов был арестован и расстрелян по обвинению в создании тайной, подпольной анархистской организации и её руководстве. Именно обвинение, по которому он был казнен, и заставляют сторонников его идей сомневаться в том, что он действительно был агентом НКВД, и утверждать, что тот отправился в СССР для ведения подпольной борьбы. Тем не менее, это вполне может быть красивой платформистской иллюзией, так как во время сталинского террора тридцатых подобное обвинение вполне могло быть не более чем удобным поводом, чтобы убрать чем-то не угодившего (или ставшего лишним, слишком много знавшего) человека, в чьих услугах НКВД более не нуждалось.
После Второй мировой войны в развитие классической платформистской мысли внес французский анархист Жорж Фонтени, опубликовавший в 1953 г. свою работу под названием «Манифест либератрного коммунизма»[8].
При том, что данный Манифест был отчасти шагом вперед, по сравнению с Платформой, уже хотя бы в силу того, что анализировал новую социальную ситуацию, сложившуюся в Западном мире к началу пятидесятых, в целом он шел больше не по следу самой Платформы, но скорее по пути ее уточнений Аршиновым, которые он сделал в 1929 г. В этом смысле любопытно утверждение (учитывая, когда текст был написан) о том, что анархизм обращается не к абстрактной личности, но принимает «в расчёт её социальный статус». Интересно здесь уже хотя бы то, что такие личности как Бакунин, Кропоткин, Черкезов, Боровой и ряд других теоретиков анархизма были далеко не «пролетарского» происхождения, то есть речь идёт о том, что анархизм как раз таки обращается к каждой личности, но базирует при этом своё обращение не на абстрактном человеколюбии, а на социологическом познании общественных отношений (дело в том, что не все теоретики анархизма разделяли правомочность классового подхода, а потому лучше будет говорить о социологическом изучении общества).
Анархизм выделяет личность, к какому бы социальному классу она не относилась[9], стараясь донести до каждого необходимость замены классового, капиталистического общества и государственных институтов власти безвластным обществом.
Как и Аршинов, Фонтени настаивал, что его авангардизм – это не более чем идейное лидерство, что он вовсе не подразумевает никакой элитарности. Тем не менее, это только вызывало лишнее нагромождение противоречий в манифесте. То есть вроде бы в тексте присутствовало утверждение о том, что «анархистская идея активного меньшинства ни в коем случае не подразумевает элитарность, олигархию или иерархию». Но проблема в том, что когда читаешь другие строки: «программа революционного авангарда, активного меньшинства, может быть только отражением – чётким и сильным, ясным и выраженным сознательно и просто – чаяний эксплуатируемых масс, призванных совершить революцию. Другими словами: класс, а не партия», невольно вспоминаются рассуждения Ленина о том, что массы революцию свершают, а партия будет руководить, и партия же будет нести в себе пролетарскую идеологию. То есть на выходе оказывается этакий недоленинизм, когда вроде бы все, вся логика повествования располагает сказать, что партия концентрирует в себе революционное и пролетарское сознание, неся его массам (потому что в отличие от масс, может в себе аккумулировать народные чаяния в букву идеологии), но вывеска «анархизма» не позволяет, и вворачиваются слова о том, что «авангард у нас не авангард вовсе».
Дальнейшие же рассуждения Фонтени не оставляют сомнений – он был именно за ленинский (а не старый анархистский и синдикалистский) тип авангарда, только приправлял его либертарной фразеологией, только путая тем самым своего читателя:
 
«Авангард должен поставить перед собой задачу развития прямой политической ответственности масс, он должен стремиться к повышению способности масс к самоорганизации. Поэтому концепция лидерства является естественной и развивает сознательность. (…)
В конечном итоге революционное меньшинство может быть только подручным угнетённых. Оно обладает огромной ответственностью, но не привилегиями.
Другой чертой характера революционной организации является её постоянство: временами она является воплощением и выражением большинства, которое, в свою очередь, узнаёт себя в активном меньшинстве, но бывают также периоды отступления, когда революционное меньшинство – лишь одинокий парусник в штормовом море. Тогда оно должно держаться, чтобы вскоре завоевать обратно свою аудиторию – массы – как только обстоятельства станут снова благоприятными. Даже в изоляции, будучи отрезанными от своих корней, оно действует всегда в соответствии с народными чаяниями, придерживаясь своей программы, несмотря на все трудности».
 
Это отнюдь не анархистский подход о том, что нужно хранить огонь, который при случае подхватят и другие, но именно что хранение некого «знания», которое будет со временем впарено массам, со словами «это ваше, как класса». Вот только «это ваше, потому что это ваша идеология, она выросла из вас» ничего общего не имеет с анархизмом, потому что народ только в борьбе может обрести классовое сознание, а анархистская (какая бы то ни было) организация может привнести сюда идеологическое зерно, дабы слиться с этим движением став его частью. Это будет не передача знания, это будет симбиоз знаний, и как раз этого не происходит уже много лет на фоне кризиса капиталистической мировой системы, начавшегося в восьмидесятых. Не происходит, так как в массе своей анархисты замкнуты на самих себя.
И вполне в духе первоначальной Платформы Фонтени утверждал, что персональная инициатива, конечно, допустима, но, только если она не будет противоречить курсу большинства, коллектива. И, опять же, это отнюдь не либертарная позиция, так как полностью подчиняет отдельного человека системе (в данном случае – анархистской партии), делая его не более чем мелким винтиком с небольшой свободой хода.
Делал Фонтени и другие уступки большевистской марксистской традиции. Речь идёт о его рассуждениях о понятиях «переходный период» и «диктатура пролетариата».
С одной стороны, он отрицал оба этих терминологических понятия, с другой же его витиеватое словоизлияние сводилось к тому, что в целом в данных понятиях есть много верного, но их лучше заменить другими, чтобы лучше передавать вкладываемый в них смысл, так как возможны разные толкования.
При том, что Фонтени утверждал, что использование таких терминов некорректно и неприемлемо, он протаскивал за ними идеи, практически идентичные тем, каковые высказывал Ленин в своей книге «Государство и революция». Только «читать» лучше изложенное у французского автора в обратном порядке, то есть сначала – размышления о «диктатуре». И вот здесь как раз видно регресс платформизма по сравнению с изначальным проектом программы.
Если изначально авторы Платформы считали понятие «диктатуры пролетариата» безусловно ложным и неприемлемым, то Фонтени утверждал, что всё зависит от того, что вкладывать в понятие «диктатуры пролетариата», и писал, что:
 
«Если диктатура означает доминирование меньшинства над большинством, тогда это вопрос передачи власти не пролетариату, а партии, отдельной политической группе. Если под диктатурой подразумевается доминирование большинства над меньшинством (доминирование победного пролетариата над остатками буржуазии, потерпевшей поражение, как класс) тогда установление диктатуры может означать только потребность большинства в эффективной защите посредством создания своей собственной социальной Организации.
Но в этом случае выражение не точно и вызывает непонимание».
 
Интересный ход мысли, а теперь смотрим у Ленина[10]:
 
«Мы вовсе не расходимся с анархистами по вопросу об отмене государства, как цели. Мы утверждаем, что для достижения этой цели необходимо временное использование орудий, средств, приемов государственной власти против эксплуататоров, как для уничтожения классов необходима временная диктатура угнетенного класса».
 
И еще:
 
«Диктатура пролетариата, период перехода к коммунизму, впервые даст демократию для народа, для большинства, наряду с необходимым подавлением меньшинства, эксплуататоров. Коммунизм один только в состоянии дать демократию действительно полную, и чем она полнее, тем скорее она станет ненужной, отомрет сама собою».
 
То есть Ленин имел в виду вещи, вполне подходящие для Фонтени, просто «формулировки не те использовал», а так, если выбросить из книги Ленина такие слова как «государство», «переходный период», «диктатура пролетариата» и заменить их «более конкретными» и приемлемыми для анархо-коммуниста, то всё встанет на свои места, и Ленин таки окажется сторонником анархизма… ну или все-таки Фонтени – сторонником большевизма. И последнее представляется более точным, учитывая биографию Фонтени, а также то, что в ходе Великой Российской революции немало анархистов повелись на уловки лидера партии большевиков и приняли его логику.
В Платформе говорилось, что идея «переходного периода», согласно которой результатом становится «не анархическое общество», а нечто еще - «противоанархична». Фонтени же писал уже иначе:
 
«При всём этом, какое значение мы можем придать распространённому выражению “переходный период”, которое так часто увязывают с идеей революции? Если это переход от классового общества к бесклассовому, тогда его путают с актом Революции. Если это переход от низшей стадии коммунизма к высшей, то выражение не точное, потому что вся пост-революционная эра будет медленным продолжительным процессом, преобразованием без общественных волнений, и коммунистическое общество будет продолжать развиваться.
Всё, что может быть здесь сказано, мы уже выяснили в связи с либертарным коммунизмом: акт Революции приводит к немедленному радикальному преобразованию основ общества, к прогрессивному преобразованию в том смысле, что коммунизм – это постоянное развитие.
На самом деле для социалистических партий и про-государственных коммунистов “переходный период” представляет собой общество, порвавшее со старыми порядками, но сохраняющее некоторые элементы и пережитки государственной системы. Поэтому он является отрицанием истинной революции, поскольку сохраняет элементы эксплуататорской системы, с её тенденцией к усилению и расширению».
 
Всё вроде бы логично, и Фонтени тут выступает противником большевистских идей о переходном периоде, ведь большевики говорили о том, что в этот период еще сохраняется государство.
Ленин:
 
«переход от капиталистического общества, развивающегося к коммунизму, в коммунистическое общество невозможен без “политического переходного периода”, и государством этого периода может быть лишь революционная диктатура пролетариата.
(…)
Далее, при переходе от капитализма к коммунизма подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, “государство” еще необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наемных рабов дело настолько, сравнительно, легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабочих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле».
 
Тем не менее, если мы еще раз внимательнее вчитаемся в то, что писал Фонтени, то получаем следующее.
Он признавал вполне приемлемым говорить о доминировании победившего большинства над проигравшим меньшинством, то есть о доминировании пролетариата. Вместе с тем, понятие «диктатуры» он считал некорректным и неточным, но, если проследить логику Ленина, а также историю СССР, то получаем, что для большевиков «победа пролетариата» означала установление «революционной власти» большевистской партии, как носителя пролетарского сознания и коммунистического потенциала: в партии состояли наиболее передовые, идеологически наиболее грамотные представители народа, ну а, так как целый класс не может осуществлять диктатуру – слишком громоздкая и неповоротливая получится конструкция, то эту задачу берет на себя партия.
Замечательно, но и Фонтени говорил о партии – анархистской партии, которая сосредотачивает в себе передовые элементы рабочего класса, носителей анархо-коммунистической идеологии, которые «возглавляют» пролетариат (и большевики «возглавляли» пролетариат).
Далее у Ленина речь шла о том, что, так как нельзя сразу, сходу построить коммунизм, то будет создано социалистическое «государство» (государство не в полном смысле, основанное на новых принципах, но и с использованием части старых институтов). Что ж, по сути, Фонтени писал абсолютно то же самое, только другими словами. У Ленина, вслед за Марксом, речь шла о двухступенчатой системе: социализм и коммунизм, первая и вторая стадия коммунизма. У Фонтени – «постоянно развивающийся коммунизм»[11].
Здесь интересно то, что для французского анархо-коммуниста вообще могла идти речь о том, что «победил пролетариат», и, став господствующим классом, он доминирует над проигравшими, хотя и в условиях начавшего развиваться коммунизма. А это уже марксизм «либертарными словами». И в классической марксистской, и в классической анархо-коммунистической традиции речь шла о том, что при коммунизме не будет классов, классового деления общества. То есть, если после революции один класс доминирует над другим, то в любом случае мы не можем говорить о коммунизме. Для марксистов тогда речь идет о «пережитках» старого строя и «социалистическом государстве диктатуры пролетариата». То есть, получается, что Фонтени говорит всё то же самое, только «стесняется» неприемлемых для «правоверного анархиста» терминов.
Впрочем, нагляднее всего характеризует Фонтени не его витиеватость квазибольшевистской фразеологии, но собственная политическая биография, ставящая точки над «i» в вопросе о том, какие идеи он нес «в народ». Им была создана Коммунистическая либертарная федерация, принявшая участие в выборах, которые полностью провалила. При этом на выборы фонтенисты шли совместно с исключенным из компартии Франции печально известным сталинистом Андрэ Марти, «прославившемся» своими расправами нам инакомыслящими, в том числе анархо-синдикалистами в ходе Гражданской войны в Испании[12].
Собственно на этом можно и закончить разбор «классического платформизма».
 
К. С. Бессмертный
19-24.10.2011

[1] В данном случае под «пацифизмом» понимается отказ от революционных методов борьбы, а также, отчасти, как толстовское «непротивление злу насилием».
[2]Организационная платформа всеобщего союза анархистов (проект)http://www.nestormakhno.info/russian/platform/org_plat.htm 
[3] Дамье В. В. Забытый Интернационал: Международное анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами. Том 1: От революционного синдикализма к анархо-синдикализму: 1918-1930. – М.: Новое литературное обозрение, 2006. С. 689-692.; Скрида А. Индивидуальная автономия и коллективная сила. Обзор либертарных идей и практик от Прудона до 1939 г. – Париж: ГРОМАДА, 2002. С. 144-169.; Шубин А. В. Анархистский социальный эксперимент. Украина и Испания. 1917-1939 гг. – М.: ИВИРАН, 1998. http://www.makhno.ru/lit/Subin1/6.php ; J.3 What kinds of organisation do anarchists build? // An Anarchist FAQ. http://anarchism.pageabode.com/afaq/secJ3.html ; Maximoff G. P. Constructive anarchism: the debate on the Platform (1930). http://libcom.org/library/constructive-anarchism-debate-platform-g-p-maksimov
[4] К слову сказать, Платформа была издана через несколько лет после создания в Берлине анархо-синдикалистского Интернационала, то есть в условиях уже существующего международного анархистского объединения.
При этом важным моментом для понимания смысла, вкладывавшегося изначально в Платформу служит то, что, в то время как созданный в Берлине Интернационал состоял из анархистских профсоюзных объединений, авторы Платформы считали, что анархистские профсоюзы должны быть подчинены идейной анархистской организации, что имеет много общего с марксистским подходом, предусматривающим  наличие политической партии как идеологического объединения, которая руководит и направляет деятельность профсоюзов, то есть профсоюзы оказываются подчинены идейной организации.
[5] Роккер Р. Анархизм и анархо-синдикализм. (1938). https://aitrus.info/node/1561
[6] Хаджиев Г. Позитивная программа анархистов (фрагменты книги «Основы безвластия). – М.: Библиотечка журнала «Черная звезда», 1994. https://aitrus.info/node/1564
[7] Партийный авангардизм Ленина, к слову сказать, подразумевал наличие партии, являющейся носителем политической платформы, которая борется за власть, и уже захватив власть, распространяет сверху вниз свои идеологические новшества в жизни общества.
[8] Фонтени Ж. Манифест либертарного коммунизма. (1953). http://www.struggle.ws/trans/russia/manifesto.html (некоторые цитаты из данного перевода даются с небольшими уточнениями и исправлениями)
[9]Естественно речь вовсе не идёт об «обращении» к садистам и угнетателям, но дело то как раз в том, что, грубо говоря, не каждый начальник является угнетателем в строгом смысле этого слова (то есть, допустим, некий начальник, в силу своего социального положения эксплуатирует своего подчиненного, но, вместе с тем в силу своих философских и этических воззрений может вовсе не быть угнетателем), равно как не каждый угнетаемый не стремится угнетать других.
Именно поэтому речь идёт о том, что анархизм обращается, не глядя на социальный статус человек, тем более что важнее не борьба с отдельными людьми, но с самой системой существующий отношений. Ведь анархизм борется в первую очередь не с людьми, но именно что с существующими социальными отношениями. Таким образом, вчерашний начальник всегда может стать в новом обществе, например, техническим специалистом (как это часто происходило во время Испанской революции.
В любом случае, более подробно я собираюсь обратится к рассмотрению данной темы позднее, так как она представляется крайне любопытным моментом в теории анархизма.
[10] Ленин В. И. Государство и революция: Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции. (1917). http://grachev62.narod.ru/Lenin/l33_01.htm
[11] дело не в самой этой формулировке, развитие действительно может уходить в бесконечность, а в том, в каком контексте употреблялось данное понятие.
[12] Сидоров А. Анархисты и красный май. https://aitrus.info/node/715

 

См.: Часть 2: Соверменные платформисты; антиорганизационизм и непротивленцы

  • От admin2 в 10/24/2011 - 18:15