На долю крестьянского сына, Нестора Ивановича Махно, выпало довольно редкое в истории счастье. Он не только завоевал себе почетное место бунтаря-революционера в летописях нашей революции. Рабоче-крестьянская Россия воздвигла ему другой «нерукотворный» памятник. В глухих деревнях Украины, части центральной России и, далее, Сибири сплетаются легенды то трогательно-наивные, то глубокие и мудрые о народном вожде, мужицком некоронованном короле, о борце за крестьянскую волюшку вольную, о Батьке Махно, который, без сомнения, в сокровищнице народных сказаний, былин и песен займет место около Степана Тимофеевича Разина и Емельяна Пугачева. Некоторые молодые поэты уже теперь выбрали Махно героем своих поэтических произведений, и в недалеком, может быть, будущем слепые бандуристы будут, как и встарь, из деревни в деревню кочевать и на их устах будет звучать новая песня-быль о Батьке Махно...

Любопытно, пожалуй, отметить, что в древних киевских летописях мы находим сказание о другом, теперь уже позабытом, крестьянском «батьке», имеющем много общего с современником нашим, Н. И. Махно. Было это в начале 12-го столетия, володели и правили землей русской удельные князья, вели войны между собой, объединялись для общей борьбы против Польши и других врагов, словом жили и делали почти то же самое, что, в наши дни, делали разные Петлюры, Скоропадские, Раковские да Врангели. Вот появился тогда мятежный князь Иван Ростиславович Берладник, не сумевший ужиться со своими братьями, заслуживший их сильную ненависть, но приобревший благодарность и любовь угнетенныхъ холопов, «смердей» (простонародья). Во главе небольшого отряда Берладник ходил войной на князей, которые объявили его, понятное дело, вне закона. Боролся он за крестьянскую волю или, правильнее будет сказать, что одушевленный идеями какой-то новой, своей, более высокого качества справедливости он вел ожесточенную партизанскую борьбу против существовавшего тогда глета. Интересная деталь: когда Махно объявил (если не ошибаюсь, в 1920 г.) войну Антанте он имел уже прецедент в лице Ивана Барладника, объявившего, в свое время, войну «антанте» 12-го столетия, правительствам Польши и Венгрии. Так, веками уже продолжается борьба угнетенных народных масс за свою независимость и, в этой непрерывной войне, иногда особенно ярко выплывают образы народных героев, наделяемых благодарным потомством, а иногда и современниками, всеми качествами и доблестями, которыми народная фантазия любовно украшает своих защитников ...

Махно еще больше повезло: весть о нем вышла далеко за пределы России. В Германии, Франции, Италии, Испании и в Америке уже несколько лет почта не сходит со страниц анархической печати его имя, рассказы, сообщения, дифирамбы и… легенды о нём и о революционном движении повстанцев, известном под названием «махновщины». Причин этому много. Первая и, может быть, основная: анархисты, как люди чуткой общественной совести, не могут не протестовать против кровавого удушения крестьян-революционеров Российской Коммунистической Партией.

Приверженность Махно к анархическому учению еще больше усиливает те симпатии, которым махновщина и ее вождь пользуются в среде наших заграничных и, отчасти, русских товарищей. Многие, ведь, даже склонны считать все это движение анархическим. И еще: наше миросозерцание, глубокое и правдивое в основе своей, страдает некоторой неясностью и отсутствием цельности. В этом необходимо открыто признаться, ибо в этом часто кроются те ошибки и промахи, за которые наше движение, в разных странах, так дорого расплачивается.

Являясь решительными противниками идей необходимости «диктатуры пролетариата» и рабочего государства, отвергая фатализм и опасную однобокость свойственные учению Маркса, — мы, как говорят французы, выливая из ванны грязную воду, выбросили о ней вместе и ребенка: ценные мысли Маркса и Бакунина о важности экономического фактора в развитии общества, о роли производства, о значении городского пролетариата и о необходимости революционной классовой борьбы — для многих из нас почти даром пропали. Этот пробел дает себя больно чувствовать. Он трагически мешает многим товарищам, запутавшимся в своих идеях примитивного потребительского коммунизма и немедленного анархизма, спуститься к нам «на землю» и, в рядах организованных пролетариев городов и деревень, вести упорную и тяжелую борьбу за наши идеалы. Отсутствие производственной психологии, недостаточная очерченность классового характера анархизма, большой запас революционно-бунтарских настроений и не глубокое анархическое сознание — неизбежно и фатально приводят многих наших товарищей к гипертрофированному представ лекцию о роли личности в. истории, к воспеванию личного акта, к чрезмерному (и, в корне своем, — реакционному) увлечению Батько Махно и махновщиной.

Прошу меня понять. Я ничуть не считаю нынешнее правительство России революционным и поэтому, когда справедливо возмущенные рабочие и крестьяне, которым невмоготу становится от диктатуры Ц. К. Р. К. П., восстают в защиту своих прав, все наши симпатии могут быть только на их стороне. Но с т а в к у на махновщину, как возможную и чуть ли не, по мнению некоторых, единственную освободительницу трудящихся классов, недостаточную оценку пролетарского характера будущей революции и великой роли рабочих организаций в ней — вот это я считаю реакционным. Реакционным потому, что, выставляя на первый план махновщину, рабочим, этим самым, как бы заявляют: «Вы, товарищи рабочие, слишком медленны на подъем. У вас слишком много реформистских, постепеновских тенденций. Мы же, снедаемые жаждой социального равенства и справедливости, не можем Дожидаться вас. Вот мы уж лучше для вас устроим анархическую революцию посредством революционного повстанчества и ее вождя, Батьки Махно». Ерунда и ересь!

Мы не думаем закрывать себе глаза на то, что в русском, как и в мировом, рабочем движении очень еще сильны тенденции минимализма, духовного меньшевизма и лавочнически-рассчетливой постепеновщины. Но наша, анархо-синдикалистов, роль в рабочем движении в том то и состоит, что, не пренебрегая каждодневными завоеваниями в борьбе за улучшение нашего сегодняшнего дня, мы вместе с тем не спускаем глаз с нашей основной цели, уничтожения эксплоатации человека человеком и власти его над ним. Но мы твердо и определенно, знаем: рабочее дело, рабочую революцию могут делать только сами рабочие, крепко спаянные в своих классовых организациях. Ведь рабочая революция не состоит только в том, чтоб прогнать представителей власти или уничтожить их. Это дело, в конечном счете, второстепенное и нетрудное. Гораздо труднее и важнее вот что: перенять разрушенную и не на рациональных основах построенную хозяйственную машину страны в свои руки, ненужные части выкинуть, кое-что заменить и пустить ее, как можно скорей, в ход; так пустить в ход, чтоб всем и каждому стало ясно, что настоящие хозяева взялись за свое кровное дело,- за устройство своей жизни. А если так понимать рабочую революцию (по нашему мнению, иначе, нельзя и понимать), тогда кто же может быть так наивен, чтобы путем индивидуальных актов или, даже, революционного повстанчества хотеть делать нашу работу за нас?!

***

Да, в широких слоях трудящихся классов, наряду с неискоренимым хоть и несознательным стремлением к творчеству, сильны еще элементы косности и внутренней, психической лени двигаться вперед, встать на собственные ноги. Древний человек искренне считал, что труд напряженный и целевой это наказание всевышнего за грехи наших прародителей Адама и Евы. А самостоятельность ведь постоянный труд, непрерывный подвиг. В каждом из нас еще крепко сидит «ветхий Адам»: так хочется не делать самому усилий, трудиться, бороться; так еще сильно желание, чтобы нашелся кто-нибудь всесильный и всеблагий, кто помог бы, улучшил бы наше положение без тяжелых напряжений с нашей стороны! В этом — главный смысл религий, верований в бога, которому надо только помолиться, которого надо только сердцем возлюбить, а он, в награду, сделает нас счастливыми, даст нам то, к чему мы стремимся. В нашей внутренней лени, в нашей психической боязни встать на собственные ноги, не опираясь на чужих благодетелей, в нашем страстном детском желании избежать, как-нибудь обойдти необходимость самим свое дело делать — кроются тысячелетние народные верования в богов, королей и добрых пастырей. В этом сила обаяния, причина быстрого успеха шайманов, колдунов, политических партий, парламентов и разного рода благодетелей человечества,—вождей и батек...

Послушайте старую-старую легенду, в которой еще столь много актуальности: племенам Израиля жилось плохо, наседали враги Аммореи и Филистимляне, мешали внутренние неурядицы. И вот, в один прекрасный день, собрались со всех сторон земли Израиля делегаты («старейшины») и обратились к пророку Самуилу с пламенной мольбой:

«Поставь над нами царя, чтоб судил нас, как есть у всех народов!»

«Худо было дело это в глазах Самуила, когда сказали: дай нам царя, чтобы судил нас». Он, может быть, чувствовал сколько рабского, беспомощно-детского и реакционного скрывалось в этом желании быть, как все, иметь своего царя ...

Самуил произносит перед старейшинами Израиля страстную, революционную речь. Он рисует тот строй насилия и народной эксплоатации, на которой будет держаться власть.

«И сказал: вот какие распоряжения будут у царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших возьмет, и поместит у себя при колесницах своих и при конях своих и бегать будут они пред колесницей его». «Дочерей ваших возьмет в мироварницы, и в поварихи, и в хлебницы. И самые лучшие поля ваши, и виноградники ваши, и масличные рощи ваши возьмет, и раздаст слугам своим. И из посевов ваших и из виноградных садов ваших будет брать десятую часть, и отдавать царедворцам своим и слугам»… «И возопиете в то время из-за царя вашего, которого выбрали вы себе» …

«Но народ не захотел послушаться слов Самуила, и сказал: нет, пусть будет царь над нами. И мы будем подобны всем народам, и судить у нас будет царь наш, п станет ходить впереди нас, и будет вести войны наши». (Первая книга Самуила, гл. 8).

В этой библейской легенде мы можем видеть яркую иллюстрацию того, что составляет основу вековых томлений власти, страстных поисков несознательных и детски-беспомощных трудящихся масс «своей» власти, доброго «царя-батюшки», своей политической партии, которая «будучи авангардом мирового пролетариата», и т. д. и т. п. (см. программы социалистических партий), своего народного вождя, своего батьки, И нам станет вполне ясно, почему идеи безвластия с таким трудом прививаются среди угнетенных масс всех стран. Ведь мы боремся не только против правителей и эксплоататоров. Нет! Мы боремся против глубоко-вкоренившегося рабского стремления трудящихся передать свою волю, свою самостоятельность благодетелям, пастырям, вождям, партиям, которые уже устроят все к лучшему для нас, с наименьшей потратой наших собственных усилий, с наименьшим напряжением собственной воли к действию.

Вне нас, — нам нет спасения. Только мы сами, работники умственного и ручного труда, только наши классовые организации, которые являются концентрацией наших воль к подлинной свободе самостоятельности и революционно-сознательной самодеятельности могут нас повести по тяжелому и опасному пути к уничтожению власти человека над человеком, к свободному коммунистическому общежитию.

Да, путь наш труден и долог. Мешает, как мы уже указали, с большим трудом искоренимая, тоска по хозяине, непривычка, неумение и — боязнь самим взяться за свое рабоче-крестьянское дело. Мешает, конечно, и жажда власти, стремление, иногда искреннее, облагодетельствовать, повести за собой, диктовать свою волю. Ведь, нельзя упустить из виду, что и в наших, классовых организациях найдется не мало своих доморощенных властников и готовых диктаторствовать чиновников, которые, взобравшись на спину рабочего люда, начнут скоро считать себя выше его и захотят, усыпляя творческую инициативу трудящихя, проводить свою только волю. Эта опасность нами не отрицается и наша задача, задача анархо-синдикалистов, бороться не только против эксплоатации Капитала и Государства, не только против духа минимализма, меньшевизма и постепеновщины, разъедающего рабочее движение, но и против опасности синдикальной бюрократии, могущей превратиться в диктатуру чиновников, выходцев из рабочей среды, над рабочим движением.

Но мы твердо помним простые и глубокие слова нашего Интернационала: «никто не даст нам избавления, ни бог, ни царь и не герой». И не «бать-ко», добавим мы, будь он хоть семи анархических пядей во лбу. И не вооруженная армия революционно-настроенных повстанцев, хоть бы она вся состояла из Кропоткиных и Бакуниных.

Марк Мрачный

Источник: Рабочий Путь. Орган русских анархо-синдикалистов. Берлин. Июль, 1923. №5. С.1-3.

Об авторе: Марк Мрачный (идиш — מאַרק מראַטשני, псевдоним, наст. фамилия Кливанский, [Клаванский], 1892 г., Ковно — 29 марта 1975 г., Нью-Йорк) – еврейский литератор, анархист-синдикалист, видный общественный деятель.

Учился в хедере, в 1911 г. окончил русскую гимназию. Продолжил образование в Лейпциге, Париже, позднее в Нью-Йорке. Активист русского анархистского движения. В годы Гражданской войны — работник Культпросветотдела Революционной повстанческой армии Украины (махновцев), распространитель махновских газет «Вольный повстанец», «Путь к свободе» (1919-1921 гг.). Член украинской анархо-синдикалистской конфедерации «Набат», поставлявшей основные интеллектуальные кадры армии Н. Махно.

Россию оставил в 1922 г. С 1928 г. — в США. С 1934 г. — доктор медицинских наук, психиатр. Друг Эриха Фромма. В 1928-1934 гг. — учитель в школах системы Арбетер Ринг с преподаванием на идиш (Лос-Анжелес, Детройт). Автор многочисленных статей на актуальные темы, критических эссе и материалов по теории анархизма в американской прессе на идиш. В 1934 — 1940 гг. — редактор газеты «Фрайе арбетер штиме» (ФАШ, Нью-Йорк). Ушёл с поста редактора вскоре после разгрома республиканцев в ходе гражданской войны в Испании. До самой своей смерти — автор политических колонок в ФАШ.

Некоторая часть материалов из личного архива М. Мрачного после его кончины была передана в ИВО.

Источник: http://www.ejwiki.org/wiki/%D0%9C%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B9,_%...