По поводу предыдущей статьи (1) у меня возникла небольшая дискуссия, в которой выяснилось, что ряд её положений требуют дополнительных пояснений, или представляются спорными с профессионально-медицинской (в том числе) точки зрения. Кроме того, за её рамками остались некоторые важные моменты, изложить которые представляется в достаточной степени важным. Также немаловажным представляется и более широкий подход к обзору ряда положений, вызывающих споры в первую очередь среди работников медицинской сферы, так как мнения по целому ряду важнейших вопросов серьезно расходятся.

Итак, по порядку.

Первое, на чем хотелось бы остановиться более подробно – это вопрос о том, насколько и чем COVID-19 опасна для человечества. И, как выясняется, в данном вопросе мнение медицинского сообщества далеко от единства. И дело вовсе не в панических разглагольствованиях о смертности разве что ни в 20%. Дело в том, о чем уже говорилось в первой статье, что не вполне ясно, а точнее, не ясно совсем, кто именно и как считает. К этому добавляется и то, что в разных странах в принципе действуют разные системы подсчета, но именно они в итоге и составляют общемировые статистические данные.

Кое какие интересные данные были озвучены 18 марта на радиостанции Business FM ведущим: «Южной Корее после того, как приступили к массовому тестированию, стали выявлять гораздо больше инфицированных, и летальность начала снижаться — до 0,7%. В Германии она складывается на уровне 0,2%, что равно значениям всех ОРВИ и гриппов, потому что бывает, что развивается и пневмония в результате ОРВИ и гриппа, и от пневмонии люди нередко умирают» (2).

Согласен с тем, что имеющиеся на сегодня данные по общему числе заболевших COVID-19 существенно занижены и Алексей Потехин, профессор биологического факультета СПбГУ. По его словам: «(…) показатели общего числа случаев, конечно, очень сильно занижены, так как масса людей перенесла инфекцию бессимптомно и в период, когда ее еще не умели выявить. И сейчас многие случаи не обнаруживают, хотя теперь их мониторят. Ну и хорошо – чем более количество зараженных занижено, тем меньше по факту процент летальных исходов» (3). В действительности профессор не вполне прав. Да, в реальности скорее всего окажется, что смертность от эпидемии COVID-19 была ниже той, о которой мы говорим сегодня. И это потом окажется хорошо. Но те цифры, и та манера их подачи населению, которые мы имеем на сегодняшний день, не хороши, так как способствуют нагнетанию паники и истерии, что крайне пагубно сказывается на развитии ситуации как в отдельных странах, так и в мире в целом.

Или вот, например, мнение профессора Леонида Марголиса, вирусолога из Национального института здоровья США: «Я не помню 1956 года, но смертность от вируса «испанки» в 1918 году составила примерно 20%. Причем люди очень быстро умирали, сейчас даже более-менее понятно, почему. Вы утром заболели, а на следующее утро уже умерли. Там статистика была более понятная. С этим коронавирусом мы не знаем точные цифры. Вот на вчерашний день, скажем, считалось, что это летальность 0,6%, но она сильно различается по возрастным категориям. По-моему, 40% — [люди старше] восьмидесяти. Дети пока не умирали от этого вируса. Проблема в том, что эта статистика завтра может сильно поменяться, но в лучшую сторону. Потому что мы знаем знаменатель — число умерших, но мы не знаем числитель — число заболевших. Мы знаем только тех, кто обратились в больницу. А вирус этот немного похож по симптомам на грипп, и многие люди, скорее всего, заболели, несколько плохо себя почувствовали, пару дней посидели дома и пошли дальше. И вот количество этих людей мы не можем оценить на сегодняшний день даже примерно» (4).

Крайне важен для нас и вопрос о контагиозности интересующего вируса.

Что вообще такое контагиозность? Само слово латинского происхождения, и переводится как «заразный», то есть в нашем случае оно говорит о свойствах вируса к передаче от больных людей к здоровым. И вот контагиозность COVID-19 считается явно более высокой, чем «птичий грипп» или пресловутая Эбола, равно как и многие другие опасные для человека вирусы, вызывавшие в разное время эпидемии. Об этом говорят и данные о числе заражавшихся людей тем или иным штаммом в случаях эпидемий. С другой стороны, в нашем случае явно не идёт речь о новой «испанке» («испанский грипп»), унёсшем на протяжении 1918-1920 гг. по разным оценкам от 17 до 100 миллионов жизней, при общем числе заразившихся в 500-550 миллионов (почти треть населения Земли того времени).

И, всё же, контагиозность COVID-19 действительно высока, что обусловливается уже хотя бы тем, что данный вирус передается воздушно-капельным путём, что особенно опасно для современных мегаполисов, в особенности при учёте высокой мобильности населения как внутри самого города, так и в более широком смысле, так как достаточно высок процент людей, в разное время как по деловым причинам, так и просто в качестве туристов и «отдыхающих» посещающих те или иные страны мира.

Именно на это обратил внимание доктор медицинских наук, вирусолог, член президиума РАЕН Виктор Зуев: «Этот вирус [COVID-19 – А.Ф.] особенен своей патогенностью. 15 стран включены в эту историю. Это серьезная штука. Я вам прямо скажу: дальше будет хуже. Мы стали ездить чаще, мы стали ездить дальше. Все наши поездки – это не просто впечатление, это перемешивание одних человеческих масс с другими. А бактериологически и тем более вирусологически мы не стирильны. Если бы вы знали сколько в нас напихано, вы бы растроились. И все это перемешивается» (5).

При учёте же того, что инкубационный вируса занимает до двух недель (хотя подчас и гораздо меньше), высокая мобильность населения особенно на начальных этапах распространения эпидемии порождает возможность стремительного распространения вируса, давая ему возможность охватить возможно больший ареал распространения. Учитывая же то, что подчас симптомы (по крайней мере первичные) сходны с банальным ОРВИ, велика вероятность, что критический момент, в который необходимо (и возможно) принять экстренные меры для предотвращения массового заражения оказывается упущен. Распространение становится неконтролируемым, и действия врачей (и властей) оказываются догоняющими вместо того, чтобы действовать на опережение, ставя жесткий барьер.

То есть, когда, грубо говоря, в миллионном городе выявляется тысяча заболевших и начинают поэтапно приниматься меры по ограничению передвижения населения и контактов возможных носителей с остальными людьми, оказывается уже поздно: вирус распространяется в геометрической прогрессии, данные о нём запаздывают, и любые запаздывающие действия против него являются лишь реакцией на устаревшую на 1-2 недели информацию. Именно поэтому и получается, что жесткий карантин уже введён, и стремительное распространение вируса продолжается, данные о смертности и заболевших стремительно увеличиваются с каждым днём, и всё это ввергает общество в шоковое состояние, подстегивая распространение панических настроений, и стимулируя власти ко всё более жёстким действиям вплоть до тотальной остановки работы разного рода фирм и предприятий и вывода на улицу армии. Однако же это всего лишь действия запуганного человека, который пытается бить по тому месту, где стремительно двигающийся противник находился несколько минут назад. Вся надежда остаётся на то, что, либо реакция оказалась не фатально запаздавшие, а также на то, что способность к заражению вируса по мере его распространения падает. Ну и ещё одним важным моментом оказывается то, удастся ли локализовать вирус.

С другой стороны, высказывается мнение и о том, что контагиозность COVID-19 не столь уж высока, заметно уступая контагиозность других видов инфекционных заболеваний. Об этом, в частности, говорит вирусолог Михаил Щелканов. Ещё 5 февраля он говорил в своем интервью буквально следующее: «Вообще стоит подчеркнуть, что контагиозность коронавируса 2019-nCoV, то есть способность передаваться от человека к человеку и заражать крупные человеческие популяции, существенно уступает гриппу и многим другим респираторным инфекциям» (6). С тех пор, правда, количество заразившихся в мире значительно возросло, правда смертность осталась, за исключением Италии, сравнительно небольшой (сравнительно с другими случаями опасных пандемий, о которых упоминалось в предыдущей статье).

А вот что по этому поводу говорит Алексей Потехин: «Вирус, к сожалению, достаточно заразный. Более заразный, чем грипп, менее заразный, чем свинка или краснуха, не говоря о кори». Ну а постоянное педалирование данной темы в СМИ, акцентирование внимания на росте числа заболевших и умерших именно от COVID-19 только добавляет паники: «Нам на воображение действуют растущие в реальном времени цифры инфицированных и умерших, и мысленно мы подставляем к ним “уже”. В Петербурге “уже” 8 случаев! В России “уже” 93! В Китае было “уже” 80000. На самом деле правильнее было бы говорить “еще” или “всего”. 80000 случаев на миллиардный Китай за почти три месяца эпидемии – это ВСЕГО, а не “целых”. Поэтому панику очень сильно раздули» (7).

В любом случае, контагиозность COVID-19 демонизировать не стоит. Как обращает внимание инфекционист, профессор Владимир Никифоров: «Например, один больной корью заражает где-то 16-18 человек. О коронавирусе говорят, что два-три, ну, может быть, три-четыре. Я говорю, что корь во много раз более вирулентная. Другое дело, что от кори есть прививка» (8). То есть проблема не совсем в том, какова скорость распространения заразы и вероятность появления новых инфицированных, а в том, что на сегодняшний день от неё нет вакцины. И это не может не пугать.

В любом случае, скорость распространения на сегодняшний день явно высока, однако заметно уступает, как уже было сказано, другим вариациям инфекционных заболеваний. Опасность же состоит в том, что выше процент смертности, а также в тех осложнениях, которые COVID-19 вызывает.

Кстати, о смертности, о чем уже ранее говорилось, и о чём нелишне напомнить снова. Обратимся к мнению Потехина. Так, по его мнению: «Нынешний вирус убивает, как положено любому уважающему себя вирусу, только что попавшему к людям из другого зверя. Но убивает умеренно. В мире ежедневно умирает от туберкулеза столько же людей, сколько пока что умерло за все время от COVID. И еще столько же – от малярии. Просто за этими цифрами мы не следим в режиме онлайн» (9).

Ещё несколько слов о панике и проблеме распространения COVID-19. На этот раз обратимся к мнению Никифорова. Приведём подробную выдержку из его интервью от 18 марта:

«Картина двойственная. С одной стороны, да, проблема достаточно серьезная — да, люди болеют, да, умирают. Но и раньше болели, и раньше умирали, и потяжелее болели, и значительно больше умирали. С другой — совершенно необъяснимая паника, абсолютно контрпродуктивная кампания нагнетания страха, истерии, не без участия СМИ. Нельзя сказать, что проблемы нет, но она и не такая ужасающая, не тот апокалипсис, который нам втолковывают через интернет. Около 200 тысяч заболевших в мире и более 8 тысяч [жертв] (по данным на 19 марта — более 9 тысяч. — Business FM). То есть летальность достаточно низкая. Умирают в основном пожилые, тому есть причина. Это не самая великая летальность, которую знает медицина, не самая большая заболеваемость. Под эту шумиху немного забыли про грипп. Но вот, по оценкам американцев, с сентября 2019 года гриппом заболели 15-20 млн, а умерли от него около 20 тысяч. Только в Соединенных Штатах. Но [нынешняя пандемия] малоизученная, неожиданная, поэтому немного страшная. Все новое кажется страшным, а люди еще и любят бояться, делают это охотно. Это повлекло за собой несколько неадекватную ответную реакцию со стороны общества» (10).

Добавим к этому небезынтересное мнение израильского врача, доктора Йорама Ласса, бывшего генерального директора Министерства здравоохранения Израиля: «Мы все забываем об одном очень хорошем примере: свином гриппе в 2009 г. Данный вирус распространился по миру из Мексики, и против него до сих пор не существует вакцины. И что? В те времена еще не было Facebook, а если и был, то в зачаточном состоянии. Коронавирус же, напротив, имеет хорошую рекламу.

Тот, кто думает, что правительства могут остановить вирус, ошибается» (11).

Еще один момент – это прогнозирование. Правда, опять же, далеко не ясно, на основании чего делаются крайние алармистские прогнозы о возможном количестве жертв COVID-19, в которых счет идёт на сотни тысяч и даже миллионы жизней (12). Дело в том, что по последним данным (вечер 1 апреля) эпидемия в Италии уже прошла похоже свой пик и постепенно начинает идти на спад, пусть пока показатели заболеваемости и смертности и остаются достаточно высокими. Другое дело, что по прогнозам осенью этого года нас, возможно, ждёт новая вспышка эпидемии, и вот тогда сегодняшний тотальный карантин может оказаться реальной проблемой, так как те, кто мог бы сегодня выработать иммунитет к новому вирусу, его так и не выработают. Как бы то ни было, на сегодняшний день всё это остаётся лишь в области предположений.

Добавим к этому, что, согласно одной из многочисленных версий, по мере распространения способность к заражению всё новых и новых людей у вируса падает, и, соответственно, по этой (в том числе) причине эпидемия идёт на спад. То есть это естественный ход развития событий, не зависящий на прямую от усилий, предпринимаемых людьми в борьбе с вирусом. Именно об этом говорил Никифоров в своем интервью 18 марта, озвучивая одну из версий развития событий в Китае: «По мере пассажа через человека вирус закономерно будет снижать вирулентность, то есть агрессивность. Опять же говорю, инфекция не желает никого убивать» (13).

Еще один вопрос, споры о котором не прекращаются – это методы борьбы с распространением вируса. Речь идёт о том, необходимо ли предпринимать карантинные меры, и, если принимать, то в каких масштабах.

Так, например, уже упоминавшийся Потехин считает карантинные меры вполне оправданными: «Меры безопасности, которые принял Китай и сейчас принимает Европа и остальной мир, абсолютно беспрецедентны. Их главная цель – снизить одновременную нагрузку на больницы при массовых вспышках (что сейчас происходит в Италии и выглядит трагично), растянуть распространение инфекции во времени» (14).

Но есть среди врачей и менее жесткий подход к карантинным требованиям. Так, например, Пьетро Вернацца, швейцарский врач, профессор здравоохранительной политики считает, что: «Если мы закроем школы, мы не дадим детям быстро обрести иммунитет» (15). Более того, как считает немецкий радиолог, бывший президент Немецкой медицинской ассоциации, заместитель председателя Всемирной медицинской ассоциации Франк Ульрих Монтгомери: «Я не сторонник строгого карантина. Тот, кто его вводит, должен также говорить, когда и как он будет отменен. Поскольку мы вынуждены полагать, что вирус будет с нами долго, интересно, когда мы вернемся к нормальной жизни? Невозможно держать школы и детсады закрытыми до конца года. Ведь именно не раньше конца года появится вакцина. Италия все закрыла, но эффект противоположный. Быстро была достигнута предельная нагрузка на больницы, но распространение вируса не замедлилось» (16).

О необходимости жёстких карантинных мер говорил в своём интервью и Никифоров. При этом он обратил внимание на ряд немаловажных моментов: «И все вопросы карантина — это Роспотребнадзор. Я только смотрю со стороны, мое мнение никого не интересует. Я инфекционист. Знаете, не надо доводить до идиотизма, перекрывать [город], я начинаю думать, что это уже переходить какую-то разумную грань, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Раз начали, ну давайте, но без перекрытия метро. Если еще Москву закроют, ну а как? Как поезда пускать? Я что-то не очень себе это представляю, но это будет хаос, вот и все». И далее: «Мне тоже непонятно: метро работает, а театры закрыты. Опять же, еще раз хочу сказать, что не такое уж это заразное заболевание. Если бы это было как корь, то один бы проехался в метро, через две недели мы бы имели практически всю Москву в постели с сыпью по коже, с еще худшими показателями летальности». Ну и наконец, что будет, если в Москве метро всё-таки закроют: «Я скажу, что коронавирус после этого нервно курит в углу. Это будет катастрофа, не сравнимая ни с какой эпидемией. Это будет еще хуже» (17).

Строго говоря, проблема не в том, вводить или не вводить карантинные меры, и какой степени жёсткости. Тут уже в любом случае виднее соответствующим специалистам от медицины. Вопрос в другом: если соответствующие меры вводить, то какими именно методами и как регулировать. И, добавлю от себя лично, тотальная слежка за каждым шагом людей, у которых вирус не выявлен, как и драконовские меры с многотысячными штрафами, равно как и подрыв экономики как отдельных городов, так и целых стран вследствие непродуманных действий перепуганных политиков – это явно не выход. (И об этом, в контексте тех проблем, которые вероятно последуют за нынешней эпидемией в различных сферах жизни, мы поговорим отдельно).

И, наконец, обратимся к проблеме неолиберальных реформ, то есть к тому, о чём именно речь, и почему это столь важно для нас в данном конкретном случае.

Для начала пара слов о том, что в принципе мы имеем в виду, когда говорим о «неолиберальных реформах». Итак, напомню, что «неолиберализм» означает дерегулирование экономики, то есть приватизацию, сокращение государственных расходов и возрастание роли частного сектора в экономике. На деле это ведёт к таким вещам, как сокращение расходов на экономически не выгодные или малозначимые для государства сферы с перекладыванием ответственности за «выживание» на сами эти сферы, а также их переориентацию. В результате растёт роль частного сектора, то есть «платного». Да, «бесплатность» государственной медицины (как и того же образования) весьма условно, так как она формируется на основе выплачиваемых нами с вами государство налогов, а, значит, пусть и не напрямую, но за медицину мы платим. Тем не менее, происходит это не напрямую, а налоги мы платим в любом случае. Развитие же частного сектора, то есть той самой «платной медицины» означает дополнительную нагрузку на конкретных людей, которые в результате не только платят налоги государству, но также дополнительно платят деньги за те услуги, за которые в других условиях они выплачивали бы деньги через налогообложение себя государством.

Да, частная сфера зачастую оказывается более качественной и гибкой, однако и менее доступной для среднестатистического гражданина. Одновременно растёт и коррупционный фактор, то есть возможность для злоупотребления на качестве предоставляемых услуг, хотя, казалось бы, что рынок и конкуренция должны вести к обратному. Однако снижение качества предоставляемых услуг может происходить незаметно, то есть грубо говоря зубная пломба будет стоять у вас теперь не 10 лет, а 5. В краткосрочной перспективе это не заметно, а в длительной крайне выгодно для частного сектора, так как обеспечивает его постоянно «работой».

Это и есть неолиберализм в области медицины: сокращение государственного контроля и финансирования при одновременной монетизации тех или иных услуг, одной из важнейших целей которых оказывается не качество, но – рентабельность. Да, при этом отдельные предоставляемые услуги оказываются небывало эффективными, но одновременно и менее доступными, так иной расклад попросту невыгоден и ведет к банкротству.

Это государственная клиника может функционировать не зависимо от количества обращающихся к её услугам клиентов, частная же при малом числе обращений попросту разорится.

Если же говорить наглядно о том, к чему привели в Европе неолиберальные реформы в области медицины, то обратимся к ситуации с больничными койками на сто тысяч населения. И, как мы можем видеть, в Италии, Германии, и ЕС в целом их количество неуклонно снижается вот уже три десятка лет. Особенно плачевна ситуация в Италии, где еще в начале 1990-х их было порядка 700 на 100,000 населения, а к 2010-му году осталось немногим более 300. В Германии и ЕС в целом ситуация явно лучше, но также все эти годы имела место тенденция к снижению количества больничных коек (18). Как итог всех этих реформ, «специализированных коек в реанимациях и инфекционных отделениях» в Германии на сегодня 29,2 на 100,000, а в Италии и вовсе только 12,5.

«А сложилось такое положение по одной простой причине: Евросоюз, созданный для «взаимопомощи членов альянса», знает только одну форму вывода стран из финансового кризиса – каждая получающая кредит страна обязывается перевести свою жизнь в режим аскетизма. А ведь именно финансовый кризис и переживала Италия всего несколько лет назад. В итоге она существенно сокращала бюджетные расходы. Под сокращение первыми традиционно попадают сферы здравоохранения, образования и социальные программы. И если урезание финансирования двух последних – негативно, но не критично, то оставить медицину «без штанов» (тех же масок, противоинфекционной одежды и пр.) чревато», - комментирует ситуацию Владимир Добрынин из газеты «Взгляд». И далее он продолжает, развивая свою мысль: «“Италия преподносит урок всему миру”, – пишет New York Times, буквально по косточкам разбирающая ситуацию и указывающая на ошибки властей. Урок по методике “как не надо поступать в критической ситуации”. Но судя по действиям правительств Испании и Франции, итальянский урок не идет им впрок: медлительность и нерешительность Педро Санчеса и Эммануэля Макрона (вкупе с урезанным финансированием здравоохранения их стран) показывает, что они готовы и намерены наступить на те же грабли, что и Джузеппе Конте» (19).

К этому необходимо добавить, что хотя наступление неолиберальных реформ началось раньше, новый удар был нанесен после начала мирового экономического кризиса 2008 г., когда во многих странах, как бедных, так и богатых, стали урезать расходы на медицину (20).

Таким образом именно экономические реформы стали тем фактором, который серьёзно ухудшил реальную ситуацию с распространением COVID-19 в Европе и Северной Америке, и ростом числа его жертв.

(1) https://www.facebook.com/andrey.fedorov.3110567/posts/224961345419685

(2) https://www.bfm.ru/news/439203

(3) https://argumenti.ru/society/2020/03/655752

(4) https://www.bfm.ru/news/437206

(5) https://snob.ru/profile/30401/blog/164339/

(6) https://hightech.plus/2020/02/05/virusolog-mihail-shelkanov-koronavirus-...

(7) https://argumenti.ru/society/2020/03/655752

(8) https://www.bfm.ru/news/439203

(9) https://argumenti.ru/society/2020/03/655752

(10) https://www.bfm.ru/news/439203

(11) https://zen.yandex.ru/media/id/5ac860352f578cb21a4134d8/12-izvestnyh-vra...

(12) https://meduza.io/feature/2020/03/19/britanskie-epidemiologi-rasskazali-... Правда в теории сотни тысяч жертв COVID-19 в обозримой перспективе и правда возможны, в том случае, если распространение болезни не сдержать, дав ей распространяться всё более стремительными темпами, охватывая всё более широкие слои населения: https://www.bloomberg.com/opinion/articles/2020-03-05/how-bad-is-the-cor...

(13) https://www.bfm.ru/news/439203

(14) https://argumenti.ru/society/2020/03/655752

(15) https://zen.yandex.ru/media/id/5ac860352f578cb21a4134d8/12-izvestnyh-vra...

(16) https://zen.yandex.ru/media/id/5ac860352f578cb21a4134d8/12-izvestnyh-vra...

(17) https://www.bfm.ru/news/439203

(18) https://scontent.fhel3-1.fna.fbcdn.net/v/t1.0-9/90575155_102180997632194...

(19) https://vz.ru/world/2020/3/25/1030458.print.html

(20) https://www.lahaine.org/mm_ss_mundo.php/algunos-datos-sobre-el-coronavirus

А. Фёдоров

https://www.facebook.com/andrey.fedorov.3110567/posts/225584192024067