Левое подполье в Ленинграде, 1975 -- 1982

Историография инакомыслия в позднем СССР в основном сфокусирована на деятельности диссидентов-правозащитников. В этом мало удивительного, если учесть, что автор первого фундаментального труда по данной тематике на русском языке Людмила Алексеева сама была и остается активной правозащитницей [1]. Однако апеллирующие к советской Конституции и стремящиеся к открытым формам протеста диссиденты были не единственным (и отнюдь не самым многочисленным) оппозиционным течением Советского Союза послесталинского периода.

Даже авторы, критикующие "диссидентоцентризм" историографии, посвященной советскому времени, по сути продолжают писать историю инакомыслия, будто подпольные группы, – явление хрущевских времен, на смену которым при Брежневе пришли правозащитники [2].

Однако начиная со второй половины 1970-х годов вновь появляются группы, настроенные на подпольно-политические, а не на "открытые", полулегальные формы правозащитной деятельности. Появлению новой волны подпольщиков способствовал ряд факторов. Во-первых, по мере приобретения опыта диссидентская среда профессионализировалась. Залогом успеха (что в первую очередь означало внимание мировой общественности к репрессиям и цензуре в СССР) были отлаженные контакты с заграницей. Они имелись лишь у узкого круга столичной интеллигенции. Во-вторых, диссиденты декларировали свою внепартийность и внеполитичность – то есть они отстаивали принципиальное право на оппозицию или проведение забастовок, но при этом избегали конкретных политических программ или социальных требований. В ситуации ухудшения экономической обстановки, а с 1978 года – в условиях усиления репрессий против инакомыслящих в СССР, стали появляться группы, которые боролись не за "универсальные права человека", а за конкретные социальные интересы. На это время приходятся первые попытки объединения так называемых "жалобщиков", инвалидов, бывших узников фашистских лагерей; первые попытки создать независимые профсоюзы; первые ростки женского движения. Одновременно заметна неудовлетворенность правозащитным направлением среди молодого поколения инакомыслящих. Например, появление журнала с программным названием "Поиски" (подразумевались поиски политической программы) и попытка создать антикоммунистический профсоюз Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся (СМОТ) говорят о внутреннем кризисе диссидентской оппозиции. Наконец, со второй половины 1970-х годов растет и число попыток совершить акты насилия. К широко известным примерам – мятежу капитана Саблина в 1975 году и взрыву в московском метро, устроенному армянскими националистами в 1977-м, – следует также добавить, например, покушение Имре Аракаса на первого секретаря ЦК компартии Эстонии Карла Вайно в 1979 году, попытки терактов в Куйбышеве и Тбилиси, а также, возможно, дело казанской "Красной бригады" [3]. Одновременно заметен рост групп с левыми программами, что разрушает представление о магистральном пути развития советского инакомыслия от подполья и поисков "правильного социализма" к борьбе за права человека и "общедемократические ценности" – это скорее отражает биографический опыт столичных диссидентов, но не общую ситуацию.

Можно выделить основные факторы, связанные с формированием левых групп. Прежде всего осознание несоответствия советской реальности официальным лозунгам. При этом огромное число людей получало знания о практике революционной борьбы, изучая в школах, вузах, на политзанятиях труды "основоположников" и "историю революционного движения". Революционно-романтические настроения подпитывались пропагандистской и художественной литературой [4]. Среди причин, которые приводили к решению начать конспиративную деятельность в кружках, следует упомянуть и стремление найти единомышленников – что вполне понятно в силу социальной изоляции инакомыслящих в СССР [5]. Зачастую люди близких взглядов жили и работали рядом, не подозревая о существовании друг друга. Например, в 1976–1978 годах Виктор Рыжов-Давыдов, участник диссидентских кружков в Куйбышеве, работал на заводе имени Масленникова. В это время в соседнем цехе работал Григорий Исаев, участник левой подпольной группы Алексея Разлацкого [6]. Члены Союза революционных коммунаров проживали в конце 1970-х годов коммуной в Ленинграде. В доме неподалеку от них жил участник группы "ленинградских левых" Александр Скобов.

В данной статье будут рассмотрены политические группы левой ориентации второй половины брежневской эпохи, действовавшие в Ленинграде. Следует, однако, оговориться, что статья не претендует на полноту картины – с большой вероятностью можно утверждать, что существовали и другие объединения. Однако одна из главных проблем изучения инакомыслия в СССР заключается в том, что о подобных группах и кружках может быть известно только в случае раскрытия их советскими правоохранительными органами – или если бывшие участники оставили воспоминания о своей деятельности.

"Интеллигенция – это класс, за которым – будущее"

В октябре 1978 года в Ленинграде сотрудники КГБ провели серию обысков и арестов среди предполагаемых участников съезда оппозиционных групп молодежи, подготовленного кружком "ленинградских левых", как назвали они себя в подзаголовке самиздатского журнала "Перспектива". Задержанных и вызванных на допросы было не менее 70 человек [7]. Под предлогом "нарушения формы одежды" в своей воинской части на гауптвахте был изолирован участник кружка Александр Фоменков, с 1977 года служивший в армии. Наблюдение за организаторами "съезда" продолжалось несколько месяцев, доходя порой до нелепости. Так, в январе – начале февраля 1979 года Андрей Резников и Ирина Федорова отправились с друзьями на Белое море в поход на лыжах. За ними шла слежка с вертолета, а вскоре обоих задержали, посадили в поезд и привезли в Ленинград [8].

Эта группа оформилась в 1976 году, и ее деятельность можно разделить на два этапа. В декабре 1975-го – феврале 1976-го в ней состояли 7 человек: студент вечернего отделения экономического факультета Ленинградского политехнического института имени М.И. Калинина (ЛПИ) Аркадий Цурков (р. 1958), студент математическо-механического факультета ЛГУ Андрей Резников (р. 1958), студент исторического факультета ЛГУ Александр Скобов (р. 1957), ученик 10-го класса 317-й математической школы Александр Фоменков (р. 1959), студентка электромеханического факультета ЛПИ Светлана Сенькина (р. 1957), студентки Ленинградского технологического института имени Ленсовета Наталия Лопатнева (р. 1958) и Нелли Ласло. Теоретиками и лидерами кружка были Цурков, Резников и Скобов [9].

Преимущественно это были представители интеллигенции. С этим связаны и особенности идеологии группы, согласно которой интеллигенция является не просто классом (а не "прослойкой", как гласила официальная доктрина), но и движущей силой революции:

"Интеллигенция – это класс, за которым – будущее; класс, находящийся объективно на подъеме. В обозримой перспективе развитие производства будет идти так, что для его ведения будет требоваться все меньше (сначала относительно, потом абсолютно) работников физического труда и все больше (и относительно, и абсолютно) работников умственного труда, т.е. интеллигенции...

Все эти особенности интеллигенции позволяют сделать вывод, что этот класс будет играть главную роль в обществе и его революционном переустройстве, будет вести за собой все эксплуатируемые массы. [...] Теперь, наконец, настало время, когда интеллигенция сама превратилась в эксплуатируемый, причем наиболее сильно эксплуатируемый класс общества; когда она сама нуждается в освобождении от эксплуатации. Теперь тем более не кто другой, кроме как она сама, не сможет освободить интеллигенцию от этой эксплуатации ее интеллекта" [10].

Большинство участников группы до 1978 года не были знакомы с диссидентами и политическим самиздатом [11]. Различные идеи доходили до них по современным изданиям, по работам советских авторов, иностранным радиопередачам, доставаемым в букинистических магазинах книгам и микрофильмированным копиям из библиотек [12]. По словам Резникова, у Цуркова были цитатники Мао Цзэдуна. Однако сам Цурков это отрицает [13].

Идеология группы была довольно эклектична. Так, Скобов определял себя как марксиста, но находящегося под влиянием "новых левых", реформистских и анархистских идей. Близкий к кружку с декабря 1976 года Алексей Хавин так же склонялся к анархизму [14]. Фоменков указывает, что его понимание коммунизма было связано не только с марксизмом, но и с христианством [15].

В основе взглядов "ленинградских левых" лежало следующее представление:

"Строй, существующий в СССР, является государственно-монополистическим капитализмом [использовалось сокращение ГМК. – Примеч. авт.] на своей высшей, предельной стадии развития. Все средства производства на этой стадии находятся в коллективной собственности некоей олигархии, сорганизованной в госаппарат" [16].

Предполагалось, что сперва революция будет не социальной, а "демократической". А ее цель: "свержение монополии КПСС и создание демократического государства в форме Советов, движущихся к самоуправлению" [17]. Был найден и новый революционный субъект:

"ГМК превратил продукт труда интеллигенции в товар, который присваивает государство, а саму интеллигенцию – в наемных рабочих на социальный заказ. Между тем творческий характер труда интеллигенции менее всего совместим с государственным регулированием, с приказами и заказами и требует, чтобы работник умственного труда самостоятельно, как он хочет, распоряжался орудиями и продуктами своего труда. Поэтому интеллигенция кровно заинтересована в освобождении от гнета бюрократии" [18].

Возможность вооруженной борьбы допускалась, если сопротивление будет особенно сильным [19], однако мирные формы также не исключались:

"[Революция может] протекать в мирных формах, если правящий класс, реально оценив положение, пойдет на уступки и своевременно демократизирует общественную систему. Тогда оттеснение бюрократии от власти сможет происходить средствами обычной политической борьбы в рамках правовой конституционной системы" [20].

Коммунистическое общество, по словам Цуркова, "ленинградские левые" рассматривали следующим образом:

"…Примерно так, как видели анархисты… Безгосударственный, бесклассовый, бессобственнический строй. [...] Все это осуществляется демократическим путем, но без какого-то постоянного, стабильного, демократически избранного органа. [...] У анархистов это как-то более ясно, на мой взгляд" [21].

Можно проследить и влияние идей Мао Цзэдуна, хотя деятельность хунвейбинов и некоторые иные реалии "культурной революции" оценивались критически. Так, Цуркова привлекала маоистская "критика советского гегемонизма", а также официальный курс в КНР на распространение демократии ("свободы критики и самокритики") на производстве и даже в армии. В "культурной революции" он видел борьбу с номенклатурой "за демократизацию в социалистическом обществе". Интерес у некоторых участников группы вызывала также практика "городской герильи". Цурков предлагал организовать демонстрацию у консульства ФРГ в знак протеста против процесса над РАФ. Замысел не был приведен в исполнение, поскольку участвовать в нем вызвались лишь трое. Впрочем, возможность вооруженной борьбы рассматривалась как маловероятная [22]. Главной же задачей считалось создание "революционной партии трудящихся":

"Являясь партией, последовательно борющейся за победу коммунизма, такая партия выражает интересы всех трудящихся, но особенно – наиболее угнетенного и наиболее революционного класса – интеллигенции. Таким образом, по своему характеру эта партия является партией интеллигенции – в первую очередь и рабочего класса – во вторую" [23].

Такие представления очевидным образом перекликаются с идеями некоторых западных "новых левых" [24] и при этом диаметрально противоположны маоизму, о симпатиях к которому говорилось выше.

Деятельность группы поначалу сводилась к собраниям по 2–3 раза месяц [25]. Затем участники перешли к пропаганде своих идей. 24 февраля 1976 года, в день открытия XXV съезда КПСС, Резников, Фоменков и учащийся ПТУ Александр Кузьмин (р. 1960) разбросали от 30 до 100 рукописных листовок над выходами из подземного перехода у станции метро "Гостиный двор". Листовки констатировали невыполнение программы КПСС, призывали к ликвидации однопартийной системы, созданию революционной организации и завершались лозунгом: "Да здравствует свобода! Да здравствует демократия! Да здравствует коммунизм!" [26]

Участников акции нашли быстро. 8 марта 1976 года прошли обыски в их квартирах. Вскоре был арестован Резников. После первого допроса Фоменков забрал и сжег протоколы собраний, лежавшие в камере хранения на вокзале, что сократило доказательную базу обвинения. Дело передали на рассмотрение в комиссию по несовершеннолетним. Резников, Скобов, Сенькина и Лопатнева были исключены из вузов за "действия не совместимые со званием советского студента" [27]. Фоменкова исключили из школы за две недели до экзаменов [28]. Резников и Фоменков были призваны в армию. Все "левые" были исключены из ВЛКСМ. Любопытно, что, несмотря на отрицательное отношение к комсомолу, участники группы стихийно пытались использовать комсомольские собрания для агитации. Чаще всего это немедленно пресекалось. Однако в Политехническом институте, где Цурков работал оператором на кафедре вычислительной математики, кафедральная комсомольская организация пригласила его выступить с докладом о своих идеях. Докладчик был подвергнут мягкой критике за "забегания вперед". На этом собрании отсутствовали руководители. Слушали доклад в основном критически настроенные интеллигенты [29].

Собрания кружка прекратились до конца 1977 года. В это время одни участники (Сенькина, Лопатнева, Ласло) отошли от кружка, но в него вошли студентка "матмеха" ЛГУ Ирина Федорова (Флиге) (р. 1960), машинистка Ирина Лопотухина (р. 1959) и студент 1-го Ленинградского медицинского института Алексей Хавин (р. 1959). Весной 1977 года Скобов вместе с друзьями по ЛГУ, стремившимися к альтернативной организации быта, принял участие в создании коммуны "Yellow Submarine". Коммунары снимали половину частного двухэтажного дома на Приморском проспекте. Здесь постоянно проживали от двух до пяти человек, но число "вписывающихся" хиппи иногда доходило до двадцати. Со второй половины 1977 года коммуну начали посещать "ленинградские левые". Осенью 1978 года из-за трений между ее участниками коммуна распалась. К этому времени за ней было установлено наблюдение КГБ и милиции [30].

Второй этап истории кружка (конец 1977-го – 1979 год) связан с изданием теоретического журнала "Перспектива" и попыткой организации съезда оппозиционных кружков. В работе редакции журнала участвовали Резников, Цурков, Скобов, Хавин, Лопотухина и Федорова [31]. В размножении участвовал Игорь Мальский (1957–2004), участник коммуны, в будущем – журналист, переводчик и автор-исполнитель. Тираж журнала не превышал 10–20 экземпляров. Материалы для третьего номера подготовили, но не опубликовали из-за преследований властей. Распространение журнала налажено не было, его просто давали читать знакомым [32].

Участники группы не принадлежали к неформальной молодежи, но искали единомышленников среди хиппи. Надежды на их "революционный потенциал" появились в связи с ленинградской демонстрацией 4 июля 1978 года, произошедшей в знак протеста против отмены планировавшегося концерта с участием иностранных групп. По оценке ее участника, возможно, несколько завышенной, на демонстрацию вышли до пяти тысяч человек, разогнанных милицией и внутренними войсками, применившими дубинки и поливальные машины [33]. Летом 1978 года Резников и Федорова отправились в палаточный лагерь хиппи в Рана Пунгерья (Эстония) с экземплярами "Перспектив". Поскольку лагерь начала разгонять милиция, пакет с журналами они зарыли в землю [34].

Чувствуя свою изолированность, нуждаясь в контактах с другими оппозиционными силами, "ленинградские левые" попытались в октябре 1978 года провести под Выборгом съезд молодежных кружков. В 1977 году Цурков, в то время учившийся на математическом факультете Тартуского университета, познакомился с пытавшимся поступить на физический факультет Виктором Павленковым [35], сыном известного диссидента. От него он получил контакты диссидентов "демократического направления". Последовали поездки участников кружка в Москву и Эстонию. Ожидалось, что в съезде участие примут не менее 15 человек. На этот раз "ленинградское левые" уже готовились к репрессиям. Они заранее составили генеральные доверенности друг на друга на случай ареста, Резников и Федорова, Цурков и Лопотухина заключили браки между собой. 12–14 октября начались обыски и задержания участников съезда. Были посажены на 15 суток приехавшие на съезд Виктор Павленков и Лев Кучай [36], помещен в психиатрическую больницу Андрей Бесов (р. 1948); в конце октября были арестованы Скобов и Цурков[37].

Скобов, отказавшийся от дачи показаний, получил обвинение по 70-й статье УК СССР, в мае (или летом) 1979 года был отправлен в "психушку" и находился там до лета 1981-го [38]. Цуркова приговорили к пяти годам лишения свободы и трем годам ссылки [39]. Цуркову (Лопотухину) осудили на шесть месяцев исправительных работ по месту работы за отказ от дачи показаний против мужа и за распространение самиздата [40]. За отказ давать показания пострадал и Хавин. Сразу после суда над Цурковым он был арестован, обвинен в хранении и сбыте наркотиков, приговорен к шести годам лагерей усиленного режима, где вскоре погиб. КГБ, видимо, попытался устранить последнего оставшегося на свободе – Резникова. Его неоднократно пытались спровоцировать на драку, чтобы потом арестовать, а в 1980 году подбросили наркотики во время обыска. Резниковы сразу же уехали в Москву, затем на Алтай – в геологическую партию [41].

Аресты осени 1978 года – посредством связей Павленкова – позволили "ленинградским левым" сблизиться с правозащитниками. Через диссидента Вениамина Иофе материалы о преследованиях членов кружка ушли в "Хронику текущих событий" [42]. После ареста основных участников группа перестала существовать.

«Дата рождения: 1968. Социальное положение: коммунары» 

В ночь с 7-го на 8 октября 1979 года в Ленинграде были арестованы художник Алексей Стасевич (р. 1957), студентка Государственного института физической культуры имени П.Ф. Лесгафта (ГДОИФК) Алевтина Кочнева (р. 1959) и ранее судимый по "бытовой" статье рабочий Владимир Михайлов (р. 1952). Молодые люди делали на стенах надписи "Долой госкапитализм!" и "Демократия – не демагогия", расклеивали листовки. Так в руки органов попала одна из наименее изученных на сегодняшний день групп из числа тех, сведения о которых вообще дошли до исследователей. В работе Алексеевой эта группа именуется Союзом революционных коммунаров (СРК) [43], но единственные две листовки, сохранившиеся в московском архиве общества "Мемориал" в фонде Николя Милетича (корреспондента "Франс Пресс" в СССР в 1978–1981 годах), подписаны "Движение революционных коммунаров" [44].

Эти две рукописные листовки (в один двухсторонний лист каждая), дают нам представление об идеях группы. "Всем братьям и сестрам" (так начинаются обе листовки) "революционные коммунары" хотели донести некоторые идеи хиппи и "новых левых" в своеобразной трактовке.

"Колесо истории не вертелось, оно скатывалось... И ВОТ: По обезображенной, изуродованной земле, под тенью атомных грибов торопливо бегают маленькие двуногие существа со странным названием – ЧЕЛОВЕК. С теплотою и материнской любовью оглядывает это свое детище страшный трехглавый монстр – Государство-Семья-Частная Собственность. Особо ожиревшим, именуемым просто – представители народа – предоставлено право благоговейно глазеть на него, кормить, одевать, гладить, чистить и т.д. […] Очень хорошо они также усвоили: “Наш Покой и Благополучие зависят от количества мрака трудовых часов и покупаемости изготовленных только нами чувств, мыслей, желаний и потребностей...” И горе, горе тому, кто хоть случайно увидел сквозь плотную завесу кусочек Голубого Неба и Солнце, кто вместо обычного утреннего: “Да здравствует КПСС” сказал: “Я люблю всех людей на планете” […] Колесо истории не вертелось, оно только скатывалось... И ВОТ:

Здравствуйте, это мы!

место рождения: планета Земля

дата рождения: 1968, май-июнь.

национальность: –

социальное положение: коммунары

вероисповедание: МИРОВАЯ РЕВОЮЦИЯ.

Эй, берегитесь! Вы не успели промыть нам мозги!!!

Отныне и навсегда: Мы знаем все!!! Отныне и навсегда: БОРЬБА!!! Братья и сестры, объединяйтесь!" [45]

Бросается в глаза, что явно заимствованное у хиппи противопоставление всеохватывающей любви и общества манипулируемых обывателей соседствует с отсылкой к работе Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", возведенной официальной идеологией в канонический статус. Вторая листовка уточняет собственную позицию и представление о потенциальных адресатах:

"Всем людям, более или менее ощущающим абсурдность и иррациональность существующих общественных формаций. […] Мы считаем себя гуманистами и поэтому особенно острую негативную реакцию у нас вызывает именно антигуманистическая природа государства как аппарата насилия над личностью и подавления ее естественных человеческих потребностей. […] Мы […] готовы дискутировать по существу поднятых нами вопросов и предлагаемых альтернативных путей общественного развития с каждым желающим, будь то атеист, коммунист, социал-демократ или Генеральный Секретарь. Империалисты всего мира, объединяйтесь! Мы идем!" [46]

Характерно, что Революционные коммунары не противопоставляют политические условия западного и восточного блоков. Если "старые левые" (в первую очередь коммунисты, ориентирующиеся на СССР) и их оппоненты справа (как, например, либеральные диссиденты) подчеркивали различия между советским и западным обществами (естественно, по-разному ставя знаки плюс и минус), то для "новых левых", наоборот, на первый план выходили общие черты обеих систем: бюрократия, "отчуждение", авторитарные формы правления.

Таким образом, "коммунары" вполне обоснованно видели себя детьми "1968-го" – хотя и появившимися через десять лет после легендарных событий. Их деятельность носила сильный субкультурный оттенок. Бюллетень "Вести из СССР" сообщал, что Михайлов и Стасевич "жили коммуной" в квартире на Пискаревском проспекте, а при обыске у них наряду с баптистской литературой и "Хроникой текущих событий" были изъяты книги Маркузе и Фромма (не ясно, на каком языке) и даже книга Бебеля "Женщина и социализм". Кроме того, "Вести" упоминают о найденных у хозяев квартиры наркотиках [47]. Во всяком случае, в декабре того же года все трое были осуждены не по политической статье, а за злостное хулиганство (ч. 2 ст. 206 УК РСФСР) – хотя содержались они в следственном изоляторе КГБ. Стасевич и Михайлов были осуждены на три, Кочнева – на полтора года.

Во время следствия по делу "хулиганов" были проведены обыски у известных христианских диссидентов Владимира Пореша и Александра Огородникова. Кроме того, следствие вышло и на четвертого "коммунара" – некого Алексея Осипова, который показал, что собирался идти клеить листовки вместе со Стасевичем, Михайловым и Кочневой. Во время обысков на квартире жены и матери Осипова была найдена не только книга Пауля Эльцбахера "Сущность анархизма" (дореволюционное издание), но и религиозная литература [48]. В поле зрения следствия попал и Юрий (Георгий) Зайденшнир – хозяин квартиры, на которой коммунары собирались и готовили листовки. Вечером 8 октября он был избит восемью неизвестными, затем его увезли в милицию, где ему дали 15 суток за хулиганство. Через час после задержания в его квартире был произведен обыск, при котором изъяли книги религиозного и философского содержания, самиздат, выпуски "Хроники текущих событий", а также бюллетень Совета родственников узников "евангельских христиан-баптистов" [49]. К сожалению, до нас не дошло других свидетельств о контактах коммунаров с религиозно-диссидентскими кругами.

Вероятно, Зайденшнир был непосредственным участником группы "коммунаров". Во всяком случае Скобов, в 1980-е годы входивший вместе с ним в состав СМОТ, указывает, что Зайденшнир, известный по кличке "Томми", в то время исповедовал анархистские идеи. Как показывают листовки СРК, антиэтатитские идеи были близки "коммунарам". Анархисткой была и жена Зайденшнира Галина, также присоединившаяся к СМОТ. За эти взгляды ее называли "махновкой" [50]. Вполне возможно, что "коммунары" в ходе следствия просто умолчали об участии Зайденшнира в их деятельности.

Кроме того, "Вести из СССР" сообщали, что 9 мая 1978 года коммуна устроила антивоенную демонстрацию, прошедшую по Невскому проспекту от Московского вокзала [51]. О численности демонстрантов данных не приводится, других свидетельств об этом событии не найдено. Тем не менее пацифистские ноты отчетливо звучат в "коммунарских" листовках.

На суде Кочнева полностью признала себя виновной, а Стасевич и Михайлов свою вину отрицали и требовали переквалифицировать дело на "политическую" статью 190-1 УК РСФСР "Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй". Согласно "Хронике текущих событий", в последнем слове Стасевич заявил:

"Что в ней [листовке коммунаров] антиобщественного? То, что мы считаем, что в нашем обществе имеется эксплуатация человека и манипулирование его сознанием? Что нет условий для свободного развития и творчества людей? Что мы солидарны с молодежным движением во Франции 1968 г.? Что ячейкой коммунистического общества считаем коммуну?" [52]

О дальнейшей судьбе "коммуны" известно довольно мало. Осужденные по общеуголовной статье, они не попали в политические лагеря Перми и Мордовии. Стасевич в заключении неоднократно подвергался административным мерам за отказ от работ. И Стасевичу, и Михайлову в лагере угрожали новым привлечением по статье 190-1 УК РСФСР, которую "коммунары" сами требовали во время процесса[53]. В итоге Стасевич досиживал свой срок уже во Владимирской тюрьме. После освобождения в октябре 1982 года он попытался прописаться в Москве у своей матери, но ему было отказано, а вскоре он был избит во дворе своего дома. Вняв совету РОВД покинуть Москву, Стасевич уехал в Улан-Удэ. Работавший дворником Осипов был арестован в начале июня 1980 года и отправлен на принудительное лечение от алкоголизма в лечебно-трудовой профилакторий [54]. Далее следы "революционных коммунаров" теряются. Остается вопрос, что именно понималось ими под "коммуной" и пытались ли они осуществить свои идеи на практике, пытались ли, подражая западным хиппи, практиковать новые формы общежития? Судя по материалам процесса, по крайней мере Стасевич, Михайлов и Осипов на момент задержания были уже семейными людьми и имели детей [55]. Правда, есть информация, что Стасевич участвовал в попытке хиппи устроить лагерь на Валдае в июне 1979 года. Как и большинство отправившихся на Валдай, он был схвачен милицией и арестован на 15 суток. Неизвестно также, сколько времени существовала группа до момента ее раскрытия органами.

"Для будущих педагогов это было довольно интересно"

Далеко не все сторонники революционных перемен в СССР стремились к открытой конфронтации с властями. Идеи добиться своих целей путем внедрения в официальные структуры возникали у противников генеральной линии КПСС самых разных политических взглядов. Деятельность сторонников "социализма с человеческим лицом" из международного отдела аппарата ЦК или русских националистов из руководства ВЛКСМ уже давно известна исследователям [56]. Но законспирированные, сплоченные идеологические группировки существовали и на низовом уровне. Пример тому – малоизученная история сложившейся на рубеже 1979–1980 годов группы Коммунистический союз борьбы с преступностью (КСБП) [57].

Согласно воспоминаниям бывшего участника группы Петра Годлевского (р. 1966), перед студентами исторического факультета Ленинградского государственного педагогического института имени А.И. Герцена осенью 1983 года вполне официально выступил старшекурсник, который рассказал "о возможности работы в инспекции по делам несовершеннолетних с трудными подростками" [58]. По словам Годлевского, "для будущих педагогов это было довольно интересно. Согласились попробовать все" [59].

В инспекции будущих педагогов ожидала обычная работа советских дружинников, только с особым, "ювенальным", профилем:

"Первыми нашими шагами стали посещения мест, где по вечерам собирались малолетние. Тогда существовало правило, что после 21.00 подростки не могли находиться на улице без сопровождения взрослых. Милиция, дружинники и члены оперативных комсомольских отрядов (ОКОДов) пользовались этим для того, чтобы отправлять по домам шумные компании выпивавших, курящих, праздношатающихся ребят".

Те, кто хорошо зарекомендовал себя на этой ниве, постепенно вводились в некий внутренний круг. Так, попав в "большой ОКОД" (инспекцию на Автовской улице), Годлевский узнал, "что под “крышей” ОКОДа действовал “Коммунистический союз борьбы с преступностью”". Процесс сближения организации с потенциальным сторонником был долог:

"В инспекции меня представили лидеру всего ОКОДа, который состоял из 15–20 человек. Интересно, что в первый день мне всех карт не раскрыли. Познакомили с ребятами, рассказали о графике будущих дежурств. И лишь спустя какое-то время я впервые услышал аббревиатуру – КСБП" [60].

Заявленная в названии цель борьбы с преступностью привлекала в СССР немало молодых людей, охваченных идейными поисками. Достаточно напомнить, что в рядах "дружинников", комсомольских патрулей, "бригадмиловцев" побывали и левые подпольщики Валерий Ронкин и Сергей Хахаев (дело журнала "Колокол" 1965 года), и православный активист Огородников, и некоторые русские националисты. В случае КСПБ заявленная в названии "борьба с преступностью" была, однако, лишь способом добиться куда более далеко идущих целей. Годлевский вспоминает:

"Это была общественная организация с четкой структурой, выборными органами и собственными взглядами. Их сложно было назвать какой-то оригинальной идеологией, поскольку базировались они на классическом марксизме-ленинизме. […] Вкратце взгляды членов КСБП сводились к тому, что СССР переживает кризис роста. […] Выйти из кризиса можно было, с точки зрения идеологов нашей группы, благодаря широкому участию населения в решении проблем страны. Одной из этих проблем, которую не отрицала даже официальная пропаганда, являлась детская преступность. Именно с ней и решили бороться “отцы-основатели” КСБП. Таким образом, у Союза была и практическая работа, которая сплачивала коллектив, и оригинальные идеи, которые позволяли придавать повседневной деятельности особую значимость".

Закрытость и элитарность организации, суровая внутренняя дисциплина и довольно милитаристский стиль работы [61] каким-то образом уживались с идеей о всеобщем активном участии в политической жизни и отмирании государства.

"В 1983 году, по мнению руководителей КСБП, наша организация была предтечей будущего “Коммунистического фронта” – широкого альянса общественных объединений, которые занимались бы решением различных проблем в СССР. Именно так виделось активистам группы народовластие (или самоуправление, как принято сейчас говорить). Важнейшим моментом в идеологии КСБП был ленинский тезис об отмирании государства на пути продвижения общества к коммунизму" [62].

Важным моментом в формировании КСБП являлось и то, что инициатива исходила от будущих педагогов, – можно сказать, что это была попытка самим воплотить в жизнь идеал всесторонне развитого, общественно активного советского гражданина [63]. Один из активистов, а впоследствии и лидеров организации Алексей Разоренов (р. 1965) пишет:

"Мой путь в “политику” не был извилист. Я был со школы общественно активным ребенком, […] неравнодушным общественником, активистом, интернационалистом. […] Искренне сопереживал антиимпериалистической борьбе народов, был за мир и права американских индейцев, вешал дома на стенку иконостасы из Че Гевары, Сальвадора Альенде, Дина Рида и т.п. героев" [64].

Вполне закономерным образом путь будущего борца с преступностью лежал через комсомол:

"В итоге попал (был избран) в школьный комитет комсомола. Где столкнулся с первыми воспитательными трудностями – когда организовал кружок по изучению истории КПСС, что было закономерно связано с проблемой сталинских репрессий, последующим разоблачением “культа личности” и т.п. “скользкими” и “неоднозначными” сюжетами. Со мной пытались (впрочем, вполне застенчиво) проводить разъяснительную работу" [65].

Еще один из будущих лидеров КСПБ – Максим Кузахметов (р. 1969) – в 17 лет сам пришел в райком комсомола "просить комсомольского дела", был отправлен в инспекцию, где несколько ошарашил своих будущих соратников: присланный райкомом человек поначалу не вызвал у них доверия [66].

Уже в 1983 году КСПБ наладило сотрудничество с так называемым "коммунарским движением" – одним из важнейших течений советской альтернативной педагогики. "Педагогические отряды", создаваемые коммунарами, были, наверное, самой массовой формой легальной деятельности "левоуклонистов" в позднесоветский период. Однако между студенческим КСПБ и коммунарскими структурами, которые объединяли "воспитателей"-студентов и "воспитуемых"-школьников, существовали важные различия. Годлевский описывает взаимоотношения таким образом:

"Коммунары нам казались группами, которые существуют ради существования. Коммунары и сами часто говорили, что отсутствие конкретных целей и задач на будущее сильно подрывает их работу. У нас был простой план: организовать работу в одной инспекции, потом в другой, потом в третьей и так далее по всему городу. Мы были не против их слетов и песен у костров, но для них это было дело, а для нас отдых между дежурствами в ИДН, рейдами, тренировками, политзанятиями. Характерно, что когда мы знакомились с каким-то коммунарским отрядом, то те всегда поражались: у вас на 20 человек 15 парней!!! У них обычно на 30 девушек было 2–3 молодых человека" [67].

Конфликты с различными инстанциями возникали у КСБП довольно часто: в 1982 году милицейское начальство района пыталось лишить не в меру инициативных "помощников" базы и удостоверений внештатных сотрудников, а в августе 1985-го организацией уже занялся КГБ, что повлекло за собой смену поколений в руководстве организации. В то время, как "отцы-основатели" дали показания, большая часть актива отрицала все обвинения. В итоге для большинства дело осталось без серьезных последствий [68].

КСПБ просуществовал около десятилетия, все более отдаляясь от своей воспитательно-правоохранительной деятельности. При этом наибольшую известность организация получила уже в перестройку под новым, принятым в 1986 году, названием "Форпост". Впрочем, идеология группы с начала перестройки довольно быстро сменилась на либеральную. Наиболее ярко "форпостовцы" проявили себя в издательской деятельности – они выпускали издания "Гаудеамус", "Перемена", а также печатный орган Ленинградского народного фронта "Северо-Запад". Работа в СМИ стала для многих из них основной. "Форпостовцы" стали заметными фигурами медиа-ландшафта "северной столицы". Сегодня Годлевский – генеральный директор телекомпании НТВ в Санкт-Петербурге, Разоренов – генеральный директор издательского дома "Кросс-медиа", Кузахметов – генеральный директор издательского дома "Северный город".

"С черным знаменем мы промаршировали несколько километров" 

Многие попытки создания в СССР политических групп начинались в приятельских компаниях подростков. Их история зачастую завершалась и без репрессивного вмешательства извне, по ходу взросления участников. Израильский историк Моше (Михаил) Гончарок (р. 1962), выросший в Ленинграде в семье инженеров, так вспоминает о своей юности:

"К десяти годам я усвоил, что: большевики – это плохо; царская власть, т.е. власть буржуазии, – тоже мало хорошего; что антисемиты – подонки, но с ними ничего не поделать; что евреем-националистом (тогда я считал, что это равнозначно понятию “сионист”) быть стыдно. Кто виноват во всем, что потерпели за десятилетия моя семья и семьи моих родственников, друзей и одноклассников? – Коммунисты и нацисты. Что любой, кто борется с советской властью и сидит за эту борьбу в лагерях, – святой" [69].

Отвергая сионизм, Гончарок (как и большинство диссидентов) одобрял "национально-освободительные" движения, направленные против СССР, и, например, отказывался верить в официальную версию о вине армянских националистов за взрыв в московском метро в 1977 году [70].

В 14 лет Гончарок ознакомился с дореволюционным изданием работы Льва Черного (Турчанинова) "Новое направление в анархизме".

"Эта книга перевернула мою жизнь, мою пионерско-оппозиционную протоидеологию. Идеология анархизма открыла для меня, что можно быть порядочным человеком вне рядов какой-нибудь конкретной партии; вне какой-то конкретной национальности и религии; вне всего того, что мы, взрослые и дети, презрительно именовали “ИХ системой”" [71].

В 1979 году шестнадцатилетний Гончарок начинает создавать с друзьями группу под названием "Черный передел – 2".

"Мной была написана программа, представлявшая дикую эклектику из кропоткинско-бакунинских идей, из цитат Хорста Малера и Ульрики Майнхоф (которых мы совершенно ошибочно причисляли к анархистам), из пары-тройки фраз Тимоти Лири [...] и Джерри Рубина. [...] Все это романтически окрашивалось ссылками на народническую идеологию 70–80-х годов 19 века [...] и сдабривалось изрядной порцией цитат из братьев Стругацких (в первую очередь – из “Гадких лебедей”, без ссылки на источник)".

В основном группа, численность которой составляла 5–6 человек, пыталась действовать в среде ленинградских хиппи [72]. С диссидентами, о которых участники слышали по "голосам" или читали в самиздате, у "Черного передела" связи не было, о других левых группах им не было известно.

"Мы ни с кем не входили в контакт по сути, ни о каких левых диссидентах не слышали […] и в силу такой замкнутости благожелательно были настроены ко всем – и к диссидентам, и к бардам, и к опальным писателям" [73].

Вскоре "чернопередельцы" нашли для себя новое поле деятельности – борьбу с нарастающим в СССР молодежно-субкультурным неофашизмом.

"Так как бороться с господствующей идеологией в лице идеологического отдела ЦК КПСС было совершенно невозможно, то мы решили бороться с т.н. “нацистами” в молодежных кругах. Идеология неофашизма среди подростков была довольно популярна в центральных городах России уже в конце 1970-х годов; “нацистов” выявляли по внешнему виду: по своеобразной стрижке и одежде (черные куртки, фуражки со стилизованным изображением свастики, подбритые виски и прочее). Не забуду грандиозную драку между питерскими “нацистами” и панками осенью 1980 года, на станции метро “Приморская”. [...] Мы распространяли машинописные листовки, призывавшие бороться с “неонацизмом – неофициальным проводником идей официальной советской власти”" [74].

Это, пожалуй, первый известный случай леворадикально мотивированной антифашистской практики в СССР. На начало 1980-х приходится пик деятельности "чернопередельцев":

"В ноябре 1980 г. мы ездили в Выборг, недалеко от финской границы; в одном из пригородных лесов состоялся “смотр” группы. С черным знаменем мы промаршировали несколько километров. […] Мы тем временем разрабатывали планы свержения большевиков по всей стране. […] Думали о Синявинских болотах, где тьма-тьмущая была оружия со времени Второй мировой.

К тому времени буквы SNZ (“Шварце Неуауфтайлунг – цвай”, немецкоязычное название нашей организации) виднелось в Питере во многих подъездах, написанное нами и не нами. [sic!] […]

Первого марта 1981 г., в столетнюю годовщину убийства народовольцами Александра Второго, я организовал маленький митинг на Екатерининском канале. […] Прохожие дивились. Милиция не подошла" [75].

С воздействием органов группа столкнулась весной 1984 года, впрочем, дело ограничилось вызовом на предупредительные беседы – естественно, с попытками вербовки [76]. Похоже, однако, что на тот момент интерес к вооруженной борьбе у несколько повзрослевших подпольщиков поостыл. Гончарок вспоминает:

"Впоследствии, чем больше мы читали источники, трескучесть и одномерность классовых лозунгов леворадикалов стала действовать на нервы. А потом я ушел в армию, после которой мы вообще уже не собирались" [77].

Единственные два экземпляра программы Гончарок уничтожил. О поисках оружия в КГБ, по-видимому, не знали. Таким образом, история "SNZ" не попала в анналы истории политических репрессий в СССР.

Заключение

В истории ленинградских левых бросается в глаза заметное влияние на них западных идей 1968 года; интерес к политическим возможностям и перспективам скорее интеллигенции, нежели пролетариата; откровенное сочувствие вооруженным методам борьбы (у "Перспективы" и "Черного передела") и культ народовольцев (у "Форпоста" и "Черного передела"). Немалую роль играла и их тесная связь с молодежными субкультурами (у всех групп, кроме комсомольцев-"форпостовцев"). Отметим, что к началу 1980-х перспективы политизации и без того неблагонадежных "неформальных" течений среди молодежи стали беспокоить органы. В рамках Пятого управления КГБ в 1982 году был создан 13-й отдел – специально для работы в этой сфере [78]. Одновременно с этим именно в Ленинграде начались эксперименты по созданию легальных "площадок" для ранее нежелательной культурной деятельности, видимо, с целью отделить культурную фронду от политической оппозиции. Возникновение "Ленинградского рок-клуба" и литературного "Клуба-81" (в 1981 году) в этом смысле были локальной спецификой на фоне нового наступления на рок-музыку и практически полного разгрома диссидентов-правозащитников.

Во всяком случае и в те годы, которые принято считать временем наибольшей апатии и пассивности советского общества, интерес к радикальным формам борьбы у молодежи скорее рос, чем падал, по сравнению с "золотой порой" брежневской эпохи – 1964–1975 годами.

Евгений Казаков, Дмитрий Рублев

[1] Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Вильнюс; М., 1992.

[2] Крамола. Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе 1953–1982 гг. Рассекреченные документы Верховного суда и Прокуратуры СССР. М., 2005.

[3] Помимо версии истории "Красной бригады", изложенной Леонидом Каневским в 23-м выпуске документального сериала "Следствие ведут...", до нас дошла информация основателя этой организации Владимира Пустовита. Он рассказал о своей деятельности сокамернику, диссиденту Виктору Рыжову-Давыдову. Пустовит утверждал, что он сторонник идей Ленина и Троцкого, а также тактики итальянских "Красных бригад". Он отрицал инкриминированные следствием фашистские взгляды и участие группы в двух убийствах (Интервью Виктора Рыжова-Давыдова Дмитрию Рублеву.).

[4] Маркасова Е. "А вот практику мы знаем по героям Краснодона…" // Неприкосновенный запас. 2008. № 2(58). С. 207–219.

[5] Интервью Александра Фоменкова Дмитрию Рублеву. 6 ноября 2011 года. Аудиозапись.

[6] Интервью Виктора Рыжова-Давыдова Дмитрию Рублеву.

[7] Интервью Ирины Флиге Дмитрию Рублеву. 5 января 2013 года. Аудиозапись.

[8] Там же; интервью Александра Фоменкова.

[9] Интервью Аркадия Цуркова Дмитрию Рублеву. 20 января 2013 года. Аудиозапись.

[10] [Резников А.И.] Кредо // Перспектива. 1978. № 1. С. 19–20.

[11] Интервью Андрея Резникова Дмитрию Рублеву. 6 января 2013 года. Аудиозапись; интервью Аркадия Цуркова.

[12] Интервью Александра Скобова Дмитрию Рублеву. 7 января 2012 года. Аудиозапись; интервью Александра Фоменкова; Рублев Д. Новые левые в СССР. Интервью с А.И. Резниковым // Альтернативы. 2012. № 2(75). С. 147.

[13] Рублев Д. Указ. соч. С. 148; интервью Аркадия Цуркова.

[14] Интервью Александра Скобова.

[15] Конспект беседы с Александром Фоменковым.

[16] Рене Гад [Скобов А.В.] Тезисы сегодняшнего дня // Перспектива. 1978. № 2. С. 3.

[17] М. Фрайвер [Цурков А.С.] Замечания к тезисам сегодняшнего дня // Перспектива. 1978. № 2. С. 16.

[18] Рене Гад [Скобов А.В.] Указ. соч. С. 3.

[19] Рублев Д. Указ. соч. С. 145.

[20] Рене Гад [Скобов А.В.] Указ. соч. С. 7.

[21] Интервью Аркадия Цуркова.

[22] Там же.

[23] [Резников А.И.] Указ. соч. С. 29.

[24] Безбородов А. Феномен академического диссидентства. М., 1998. С. 36–39; Гароди Р. Большой поворот социализма. М., 1970.

[25] Интервью Александра Фоменкова.

[26] Там же; интервью Аркадия Цуркова; Рублев Д. Указ. соч. С. 143. В примечании к интервью ошибочно сказано, что Фоменков не участвовал в этой акции, а расклеивал листовки позднее.

[27] Письмо Наталии Лопатневой Дмитрию Рублеву. 7 апреля 2013 года.

[28] Интервью Александра Фоменкова; интервью Аркадия Цуркова; Рублев Д. Указ. соч. С. 149.

[29] Интервью Аркадия Цуркова.

[30] Интервью Александра Скобова Дмитрию Рублеву. 20 января 2012 года. Аудиозапись; интервью Аркадия Цуркова; Рублев Д. Указ. соч. С. 144.

[31] Интервью Александра Скобова. 7 января 2012 года.

[32] Интервью Александра Скобова. 20 января 2012 года; Интервью Аркадия Цуркова.

[33] Автор. Глядя со стороны // Перспектива. 1978. № 2. С. 35.

[34] Рублев Д. Указ. соч. С. 149.

[35] Виктор Владленович Павленков (р. 1960?) – сын диссидента Владлена Павленкова (1929–1991).

[36] Лев Кучай (1960–1994) – поэт, музыкант, покончил с собой.

[37] Интервью Ирины Флиге; интервью Аркадия Цуркова.

[38] Интервью Александра Скобова Дмитрию Рублеву. 6 января 2013 года. Аудиозапись.

[39] Интервью Аркадия Цуркова.

[40] 58-10. Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. М., 1999. С. 800.

[41] Интервью Ирины Флиге; интервью Александра Скобова. 7 января 2012 года; Рублев Д. Указ. соч. С. 153.

[42] Интервью Андрея Резникова; интервью Ирины Флиге.

[43] Алексеева Л.М. Указ. соч. С. 335.

[44] Архив Международного общества «Мемориал». Ф. 172. Копийные материалы. Оп. 3. Н. Милетич. Листовка революционных коммунаров.

[45] Там же.

[46] Там же.

[47] Вести из СССР. 1979. 31 октября. № 20. С. 2–3.

[48] Там же.

[49] Там же.

[50] Интервью Александра Скобова. 6 января 2013 года.

[51] Вести из СССР. 1979. 30 ноября. № 22. С. 211.

[52] Хроника текущих событий. 1979. № 55. С. 9–11.

[53] Там же. 1980. № 56. С. 111.

[54] Вести из СССР. 1980. 15 ноября. № 21. С. 386.

[55] Там же. 1979. 31 октября. № 20. С. 2; 1979. 30 ноября. № 22. С. 211.

[56] Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР 1953–1985. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 177–140, 236–299.

[57] Общественные движения Ленинграда в годы перестройки. 1985–1991. Сб. материалов. СПб., 2009. С. 742.

[58] Письмо Петра Годлевского Евгению Казакову. 21 января 2013 года.

[59] Там же.

[60] Там же.

[61] "Все, кто попал на Автовскую, вне зависимости от статуса, должны были три раза в неделю выходить на дежурства, посещать тренировки по рукопашному бою и политические занятия. Последние проводил комиссар КСБП. Он же занимался и подбором новичков" (Там же).

[62] Там же.

[63] О том, как именно в рамках ВЛКСМ тесно переплеталось "советское" и "антисоветское", см.: Yurchak A. Everything Was Forever, Until It Was No More: the Last Soviet Generation. Princeton, 2006. P. 77–125.

[64] Письмо Алексея Разоренова Евгению Казакову. 28 января 2013 года.

[65] Там же.

[66] Интервью Максима Кузахметова Евгению Казакову. 4 марта 2013 года.

[67] Письмо Петра Годлевского Евгению Казакову. 22 января 2013 года.

[68] Письмо бывшего члена КСБП Евгению Казакову. Январь 2013 года.

[69] Гончарок М. Из воспоминаний еврейского анархиста. (http://socialist.memo.ru/1991/goncharokmoshe.htm).

[70] Там же.

[71] Там же.

[72] Письмо Моше Гончарка Евгению Казакову. 19 октября 2012 года.

[73] Письмо Моше Гончарка Евгению Казакову. 20 октября 2012 года.

[74] Письмо Моше Гончарка. 19 октября 2012 года.

[75] Там же.

[76] Там же.

[77] Письмо Моше Гончарка. 20 октября 2012 года.

[78] Смыкалин А. Идеологический контроль и Пятое управление КГБ СССР в 1967–1989 гг. // Вопросы истории. 2011. № 8. C. 38.

Источник