В 105-ю годовщину вооруженного восстания в Петрограде, открывшего новый, самоуправленческий этап Великой Российской революции 1917-1921 гг., перепечатываем материал, подготовленный харьковскими анархистами.

105-летие дня, когда пали триколоры над Петербургом, и по старому, и по новому стилям, напоминает грозовой 1917-й как никогда раньше на нашем веку. Свет и тепло под вопросом, о работе лучше вообще не говорить, еще и на любом углу может быть выписан билет месить грязь в окопах, а мир на пороге нового глобального кризиса. Главное отличие — одной из основных сторон тогдашнего противостояния давно уже и след простыл, а две другие, верные союзники тогда, теперь сошлись между собой в борьбе до последней капли крови своего мобресурса. О бурлении Харькова во время петроградского переворота 1917 г. и трениях между революционерами на всеукраинском уровне приглашаем всех читать нашу отдельную увлекательную статью, сегодняшняя же для особо любящих историческую прессу.

Что может быть актуальнее в эти темные времена, чем идея общества без начальников и подчиненных? Анархическая теория говорит про разумный и гармоничный мир, в котором будут невозможны сумасшедшие диктаторы, разбитые вдребезги города и убийства друг друга из-за цвета паспорта или немного разного произношения слов. Анархо-коммунизм видит основой свободного строя самоуправляемые территориальные громады, а его направление, подчеркивающее значение профессиональных организаций и трудовых коллективов, называется анархо-синдикализмом.

В Харькове 1917 г. были печатные рупоры обоих этих движений. В основном они посвящены общему ходу революции и идеологическим вопросам, но были и важные местные известия. О них и поговорим.

Харьковская группа анархистов-коммунистов-синдикалистов издавала в типографии Кооператива тружеников печатного дела газету «Рабочая мысль». Со временного адреса по ул. Садово-Куликовской, 25 редакция затем переехала на ул. Вознесенскую, 3. Вышло около 20 номеров, шесть из которых доступны по этой ссылке. Редактор подписывался как Н.Д. или М. Чекерес (настоящее имя Николай Ильич Доленко, подпольный псевдоним «Андрей», 1883-1944). Среди постоянных авторов был некий Яша Кр. (видимо, Яков Краснокутский, один из будущих лидеров анархистов подполья). № 1 за 10 сентября 1917 г. пишет о пролетарских волнениях в Харькове:

«Завод Шиманского. (5-го сентября). События бегут одни за другим. Еще не разрешен вопрос о чернорабочих, требующих увеличения платы, как разразилась корниловская история. Тревожные слухи начали ходить на заводе, накануне назначенной на 29 августа всеобщей демонстрации. На состоявшемся в этот день собрании решено было поддержать Революционное бюро и, если понадобится, всем, как один человек, выступить с оружием в руках на борьбу с контр-революцией. Рабочие единогласно постановили, что всякий, кто завтра не явится на работу, будет немедленно удален с завода. Все рабочие, действительно явились на другой день, но работа шла вяло. Все волновались, сознавали опасность, грозящую им и революции, требовали оружия. Возбуждение росло. В 2 ч. дня, по предложению Революционного бюро, все рабочие вооружились. Был собран митинг, на котором старались осветить происходящие события. Социалисты, призывая рабочих к решительным действиям, в то же время убеждали их сохранять полное спокойствие и… ничего не делать. По предложению анархистов, рабочие единогласно постановили потребовать от Революционного бюро немедленного ареста всех контр-революционеров, от архипастыря Антония до кадетов, и немедленной передачи заводов в руки рабочих. Как и следовало ожидать, это постановление завода Революционным бюро было спрятано под сукно. В дни корниловщины администрация завода отсутствовала и рабочие всецело распоряжались заводом, устроив вооруженную охрану всех мастерских. Кончилась корниловская история, администрация возвратилась и принялась за увольнение рабочих. В первую очередь были рассчитаны 38 рабочих механического отделения. Эти рабочие, при всеобщем одобрении и поддержке завода, взять расчет отказались. Администрация по злобе клевещет на рабочих, утверждая, что рабочими украдено 14 аршин привоза от мотора, что кто-то из рабочих стрелял в члена заводского совещания. Острая борьба разгорается, но рабочие ее не боятся. Им терять нечего, кроме своих цепей, и они готовы на все».

«Союз булочников (6 сентября). Долго длившаяся забастовка пекарей закончилась полным успехом. Несмотря на то, что во время стачки в пекарнях работали военнопленные и солдаты, несмотря на то, что хозяева грозили закрыть булочные и оставить рабочих без работы, а город без хлеба, рабочие держались стойко и заявили, что они сами поведут дело, если хозяева осуществят свои угрозы. Хозяева удовлетворили все требования рабочих, но одновременно повысили цены на хлеб. Все дело снабжения города хлебом поставлено очень плохо. Рабочие теперь настаивают на передаче булочных в руки союза, обещая улучшить постановку хлебного дела. Во 1-х, после самых тщательных подсчетов, союз булочников нашел, что новые цены на хлеб очень высоки и не соответствуют повышению цен на зерно и муку. Во 2-х, рабочие обещают уничтожить очереди у булочных, закрыв некоторые небольшие пекарни и пустив целиком большие (есть пекарни, где из 6 печей работают только 3). Такими мерами одновременно с уменьшением расходов на производство они увеличат производительность булочных. Кроме того они входят в соглашение с кооперативом «Объединение» и открывают продажу хлеба во всех его отделениях, что повлечет за собою уничтожение длинных хвостов у булочных. Хозяева не хотят организовать хлебное дело, рабочие требуют передачи булочных в свои руки и обещают его поставить так, что все население от этого только выиграет. Булочники намерены обратиться ко всем рабочим и солдатам города с просьбой поддержать их требование».

«Паровозостроительный завод (6 сентября). Долго длившаяся стачка рабочих, требовавших повышения платы, привела к тому, что администрация хотела закрыть завод. После безуспешной попытки кончить забастовку в примирительной камере, рабочие начали приходить к мысли о необходимости взять завод в свои руки и самим вести производство. В дни корниловщины Революционное бюро, захватив власть в городе в свои руки, открыло завод, несмотря на протесты дирекции. Кому принадлежит теперь завод — совершенно неизвестно. Выбранная рабочими стража не выпускает ничего из завода до выяснения положения. Рабочие отправили своих делегатов в Питер, на собрание акционеров, с заявлением, что если их требования не будут удовлетворены, то они забирают завод и будут сами вести предприятия. Переход завода в руки рабочих облегчается тем обстоятельством, что на заводе имеется запас сырья на полтора месяца, а за это время будут выпущены первые паровозы и вагоны, которые правительство не посмеет не купить, так как иначе оно будет способствовать железнодорожной разрухе. А за это время рабочие сумеют снестись с организациями рабочих на шахтах, рудниках и металлургических заводах, что им обеспечит доставку сырья в будущем».

Столь злободневная сегодня тема электрооборудования и критической инфраструктуры тоже была раскрыта на страницах газеты — в № 4 от 20 октября и № 5 от 29 октября. Предприятие ВЭК было эвакуировано сюда из Риги в 1915-м, в наши дни называется ХЭМЗ:

«Всеобщая компания электричества. Завод, старшим директором которого состоит профессор Грузов, издавна ведет борьбу за лучшие условия труда. В августе прошлого года рабочие потребовали прибавки, в виду вздорожания жизни. В тот же день ночью были арестованы члены больничной кассы и другие уполномоченные для переговоров. 18 человек ушло в Сибирь, несколько десятков было отправлено на фронт. Теперь, когда к услугам ученого профессора нет больше царя и тюрем, дирекция сеет раздоры между рабочими удовлетворяя требования мастеровых и неудовлетворяя чернорабочих. Раздраженные рабочие прибегли к аресту директоров в их кабинетах. Это не тюремный арест — кабинеты не одиночки, и обед из директорской столовой — не романовская бурда. Но пример заразителен: в тот же день арестовали директоров на заводах Герлях и Пульст [«Герлих и Пульстр»] и паровозостроительном. Поднялась суматоха, зазвонили телефоны, переполошились все революционные власти. На завод приехала не милиция, а большевики, и уговорили рабочих освободить бедных директоров, обещая в случае неудовлетворения требований в течении трех дней арестовать весь союз фабрикантов и заводчиков. 3 дня прошли. Ученный профессор, вместо удовлетворения требований чернорабочих, заявил заводскому комитету, что если он в 3 дня не упразднится, то завод закроется. Рабочие не испугались и хотели прибегнуть ко второму аресту. Но комиссар труда, совместно с товарищами большевиками, уговорил рабочих временно согласиться на плату 5 р. мужчинам и 3 р. 50 к. женщинам (вместо 7 р. 20 к. и 6 р. 40 к., как требовал союз металлистов), обещая в скором времени прибавку и умалчивая о желании директоров в двухнедельный срок использовать сырые материалы, отправить готовые заказы и затем закрыть завод, если непокорные рабочие не угомонятся. На завод явились следственные власти для привлечения виновных в насилии над директорами, но им отказали в даче каких-бы то ни было показаний. И товарищ прокурора судебной палаты ушел с опущенным носом, проклиная в душе революцию, не дающую ему возможности посадить в тюрьму нескольких десятков рабочих, обидевших ученого мужа, великого профессора Грузова, председателя союза фабрикантов и заводчиков. На заводе сильное недовольство и брожение продолжается. Храбрые директора, после заключения перемирия с рабочими, все-таки опасаются появляться на заводе. Что готовит нам завтрашний день — неизвестно».

«Общее положение. Настроение на всех заводах тревожное. Недостаток угля и сырых материалов грозит остановкой многим предприятиям. Помимо того борьба между рабочими и администрацией, после некоторого затишья, вновь обостряется. На заводе Всеобщей Компании Электричества вновь разгорается борьба из-за прав и обязанностей заводского комитета. На паровозостроительном заводе начались частичные расчеты рабочих. Заводской комитет восстал против этого и предложил увольняемым рабочим не брать расчета. Завод Гельферих Саде, находившийся пять недель в руках рабочих, снова перешел в руки прежних владельцев, убедившихся, что рабочие прекрасно работают и без них. Но администрация отказывается уплатить рабочим за эти пять недель, заявляя, что завод был закрыт и что рабочие работали самовольно. Союз Металлистов выработал минимальные ставки и предложил союзу фабрикантов заключить коллективный договор с рабочими. Назначенное совместное собрание не состоялось, так как на него не явились ни представители заводчиков, ни Комиссар Труда. Недовольство среди рабочих все возрастает и может привести к новым резким столкновениям».

«Железнодорожные мастерские Юж. ж. д. 17 октября железнодорожной организацией анархистов был устроен митинг, посвященный событиям 1905 г. Митинг открылся пением похоронного марша. 3000 человек, обнажив головы, с грустью вспоминали павших в борьбе роковой и с надеждами и уверенностью пели о том, что скоро настанет пора, когда проснется народ, великий, могучий, свободный. На митинге указывалось на страстность революционных порывов 1905 г. и на упадок духа у революционеров в последнее время, как раз тогда, когда революция требует для своего успеха напряжения всех революционных сил. Товарищи указывали собранию на неосновательность надежд, возлагаемых на Учредительное Собрание, и советовали рабочим самостоятельно приняться за переустройство современной жизни, предостерегая рабочих от излишнего доверия к политическим партиям, товарищи указывали на необходимость выработки наказов для членов Советов Рабочих Депутатов и разъясняли ту крупную роль, которую могут сыграть фабрично-заводские комитеты в деле обновления человеческих отношений. Выступили также с.-д. и с.-р. Меньшевикам не дали говорить, и они волей-неволей принуждены были защищать идею большевиков. Вообще же, социалисты заявляли, что идея анархизма прекрасна, но у них нет времени пропагандировать ее, так как они заняты… выборами в Учредительное Собрание. В конце митинга единодушно было высказано требование немедленного прекращения безумной братоубийственной войны».

Анонимная вещь «Голод. Невежество. Страх» из № 9 от 10 декабря 1917 г. вообще пронзительна, словно написана в этом году о том, что вокруг нас:

«Три врага есть у народа. Его первый враг — голод. Второй враг — невежество. Его третий враг — страх. Голод — сделал его вьючным животным. И невыносимо тяжела его ноша. Но сильны удары кнута. И он терпит. И обливается потом кровавым. И вместе со слезами он пьет эту кровь.

Голод гонит крестьянина и рабочего, мужчин и женщин, стариков и детей на рынок рабов и заставляет кричать их: Купите рабочего. Мы продаем себя целиком — и тело, и душу, и совесть.

Покупайте дешево — мы будем работать на вас до иступления, до пота десятого, мы оденем ярмо на себя и будем целовать ваши ноги… Покупайте рабочего — дешево-дешево…

Мы просим немного — лишь хлеба настолько, чтоб не околеть, да жалких лохмотьев, чтоб прикрыть наготу. И торгует народ.

И стая хищников, богатых и сильных людей, слетается.

И покупают рабочую силу, рабочую душу…

Полны заводы, фабрики, копи, полные веселые дома.

И стон раздается повсюду…

Но многие остались… некупленными. Богатые и сильные оставили их, чтобы иметь их в запасе, чтобы сказать своим рабам: «Берегитесь, мы возьмем других на ваше место», чтоб крепче держать вожжи в руках, чтоб чувствительней бить рабочих-скотов.

Для этих — голод не знает пощады.

Он в помощь зовет тиф, холеру, цингу, и косит народ.

И ужас, отчаяние повсюду…

И стонет народ…

Его второй враг — невежество.

Пируют богатые…

Яствами полны столы их, реками льется вино. И собакам своим они бросают больше, чем людям-рабам.

Золотом блещут их одежды, весельем сверкают глаза.

Их дети здоровы, обуты и сыты…

И сотни тысяч рабов трудятся всю свою жизнь, чтоб доставлять этим детям богатых игрушки красивые…

И тысячи рабочих детей чахнут на фабриках, босые, голодные, жалкие…

Их жены не знают забот — все сделают слуги. Им не надо работать — куплен рабочий с его женой и детьми. Нужно только его погонять, да бить побольнее, чтоб отдыха не знал.

А народ видит все это и думает: так и должно быть — он господин и хозяин, я его подданный — раб.

И думает он так, потому что невежествен.

И приходят к нему священники и говорят ему: Мы знаем, что вам принадлежит царство небесное, что последние будут первыми в нем. И за то, что мы говорим вам это — вы платите нам часть труда своего. И народ слушает и верит.

И гнет свою спину на полях и лугах под зноем палящим, дышит отравленным воздухом в мастерских и заводах, как крот роется в землях богатых, чтоб заплатить служителям бога.

И делает он это, потому что невежествен.

И приходят к нему сильные мира и говорят ему: Мы защищаем тебя от твоих врагов, чтоб ты мог свободно работать. И ты нам должен платить. И своих сыновей ты нам должен давать для войны с врагами. И верит народ.

Кровью он обливается, чтоб платить подать, и детей своих посылать на верную смерть.

Он делает это потому, что невежествен.

И все живут трудами его рук, все у него на шее сидят — фабрикант и помещик, поп и ученый, все питаются кровью его.

И его презирают и топчут ногами, и издеваются над ним-простаком. И народ — этот большой и наивный ребенок — не понимает, что тунеядны все эти люди, его покупающие, властные над телом его и душой, что нужно бороться с ними на жизнь и на смерть, что нужно свергнуть господ, нужно равенство богатства, равенство знания, что воля нужна.

И стонет и терпит народ.

Его третий враг — страх. Стоять у раскаленной печи, брызжущей тысячами искр горячих, работать в шахтах сырых, где всегда обвалом, пожаром или удушливым газом грозит — не боится народ.

Убивать на войне и подставлять себя под пули врага — не страшно ему.

Но под ударами своего господина, помощника, фабриканта или чиновника он упорно молчит, скованный страхом…

Землю его отбирают, ею торгуют, как вещью. Полны хлебом амбары господ. Народ голодает и… молчит.

Целые деревни и села терпят гнет одного. Тысячи боятся немногих, боятся восстать против них, отнять у них землю, прогнать с нее тунеядцев, вернуть себе веками ограбленное.

Он молчит, скованный страхом.

На фабриках ему плотят гроши, те кто наживают миллионы трудом и потом и кровью народа. Десятки и сотни тысяч рабочих. Лишь несколько фабрикантов богатых.

И спокойно пируют они.

Потому что трусит народ.

Полны магазины одежды для богатых людей. И деньги у рабочих ограбленные меняют на бархат и шелк. Народ ходит в лохмотьях, видит все это и… глупо молчит.

На плаху ведут его сыновей за то, что любили народ, вселяли в него смелость и силу.

И толпы народа кругом.

И не дрогнет рука, чтоб напасть на врагов и вместе с друзьями своими бороться за равенство, братство, свободу.

И торжествует палач.

Есть три врага у народа — голод, невежество, страх».

Органом Федерации анархистов-коммунистов г. Харькова была газета «Хлеб и воля» (не путать с газетой «Земля и воля» харьковских левых эсеров, с которой мы уже знакомили). Сканы этого одного из первых анархистских изданий после Февраля доступны здесь; печаталось оно в типографии В. Шеншелевича по ул. Рыбной, 34 (ныне ул. Кооперативная). Редакция находилась в том же доме на Садово-Куликовской, 25 (ныне ул. Дарвина). В ночь на 25 октября им предъявили ультиматум о выселении из здания. «Хлеб и воля» в своем № 11 от 9 (22) ноября 1917 г. напечатала написанное по этому случаю стихотворение «День 25 октября», автором которого указан некий Николай:

Вы говорите, что мало нас, что кучка, сумасшедших,

Затеявших бороться с властью, государством,

Что нас раздавят!..

Да! правда кучка нас. Но мы как птицы.

Не признаем законов, власти, государства.

Мы рвем оковы, путы, кандалы.

Но мы несемся к небу, воле без цепей.

Нас кучка… Это правда…

Но мы свободу любим и умереть сумеем за нее. ……………………………………………………………………

Как тихо… Только дождь стучит по крышам.

Товарищи задумались, сидят, стоят опершись об оружье.

Как тихо…

Что, подъехали? идут! О сколько их?! …

И пушки, пулеметы, солдаты, солдаты без конца…

Григорий!!!! говори. Играй свободный гимн орлов…

Товарищи! смотрите веселей…

Нас кучка… но мы свободу любим…

И умереть сумеем за нее.

…Друзья! стреляйте… что, идут…

Прорвались… Друзья! сильнее пойте гимн орлов…

Их сила… Мы пылинка… но мы свободу любим…

…Нет сил дышать… как грудь болит…

Захар!… взрывай! пускай с обломками кровавой грудой на воздух мы взлетим.

…Но мы увидим солнце.

Видимо, что-то пошло у властей не так — по факту, особняк на воздух не взлетел. Полюбоваться им и другими историческими памятками этой улочки можно в нашей красочной фотоэкскурсии по ней. № 8 от 30 сентября 1917 г. в заметке «На Харьковских заводах» излагает больше подробностей о борьбе на заводе электромашин:

«…Благодаря слабой революционности С.-Р. и С.-Д. и Рев. Штаба, революционные организации подорвали сильно свой авторитет следующим случаем проишедшим на заводе Всеобщая Компания Электричества: группа женщин чернорабочих подошла к директору с просьбой прибавить им заработок с условием что они не будут признавать ни Совета Р. и С.-Д. и никаких других организаций.

Директор пообещал дать им временное пособие в размере 15 р. на человека. Впоследствии дирекция на зав. В. К. Э. и на заводе Герлях и Пульст была арестована за неудовлетворение требований чернорабочих. Создалось тревожное положение. Этому примеру могли или вернее готовы были ему последовать и рабочие других заводов. В ночь с 18-го на 19-ое было созвано экстренное заседание представителей революционно-социалистических организаций, продолжавшееся почти всю ночь, где была вынесена довольно грозная по отношению к союзу фабрикантов и заводчиков резолюция, гласящая, что если в течение 3-дневного срока союз фабрикантов и заводчиков не придет к соглашению, то весь союз фабрикантов и заводчиков будет арестован. Переговоры берет на себя согласительная комиссия из представителей: фабрикантов и заводчиков, С. Р. и С. Д., Рев. Штаба и представителей Цен. Бюро профес. союзов. До этого арестованная дирекция должна быть освобождена.

Согласительная комиссия из вышеназванных представителей, заседала 20 сентября и благодаря провокационному или ошибочному одного представителя промышленников, что также арестована дирекция и на паровозостроительном заводе и поэтому представители заводчиков и фабрикантов не могут обсуждать в дальнейшем положение, то заседание прервано до следующего дня, в который между прочим кончается срок, объявленный Союзу фабр. и зав. Револ. Комитетами.

В рабочей массе в настоящее время сильно привита тенденция к захвату заводов и фабрик в руки рабочих, так как, говорят сами рабочие, мы от этого потеряем только цепи, и если мы не возьмем заводы в свои руки, то нас ждет голод на улице. Совет Раб. и С. Д. и Революционный Штаб достаточно не революционны, и никак до сих пор не могут вооружить рабочих, несмотря на то, что дважды представлялась возможность иметь для рабочих более 2000 винтовок и около 800 ящиков с боевыми патронами, которые лежали чуть ли не на дороге и Рев. Штабом все это было отдано в распоряжение Военного Совета, заведшего в тупик революционное настроение Совета Р. и С. Д. и Рев. Штаба. Огонь революции распространяется и охватывает все новые и новые пространства».

Не можем также пройти мимо стихотворения «Опомнитесь люди!..» Григория Супонина из того же номера:

Когда в вихре жизни я вдруг вспоминаю,

Что вот уж три года, как длится война,

И в эти три года от края до края Земля стала горем и кровью полна,

Мне хочется крикнуть: опомнитесь люди!

Довольно безумной, кровавой вражды!

Долой все доспехи, теснящие груди,

Так много ведь счастья у всех впереди…

Неужто надеетесь жить вы два раза? Иль, может, бессмертье сумели достать?

Увы! просто слепы на оба вы глаза,

Коль жизни всю прелесть не в силах понять.

Вам всем я кричу, — англичанин, бельгиец,

Германец, и серб, итальянец, француз,

И русский, и турок, болгарин, австриец,

Опомнитесь! Сбросьте вы гнет бранных уз!

Ведь, страшно сказать, сколько жизней разбито,

Как много везде плачет жен, матерей.

И сколько голодных, нагих, беззащитных

Осталось на свете сироток-детей!..

Опомнитесь, люди! Опомнитесь, братья!

Довольно безумной, кровавой резни!..

У жизни так много в запасе есть счастья,

И всех вас ждут лучшие, светлые дни.

Увы, последний куплет оказался крайне оптимистичным. Будучи в годы ПМВ ключевым ж/д узлом в направлении Юга России, Харьков оказался в эпицентре перерастания её в новую кровавую баню. В уже цитированном декабрьском 9-м номере «Рабочей мысли» помещено письмо в редакцию от А.Г. Реуцкого:

«Дорогие товарищи!

Спешу послать вам печальную весть из Ростова. Из наших рядов выбыл молодой юноша, анархист-коммунист. Умер он в начале социальной революции. Умер, еще не пожив полной жизнью революционера, в самом начале своей революционной деятельности, полный сил и энергии, отдаваясь революции всем своим существом, до самозабвения. Перенося холод и голод, этот борец-юноша ушел из богатого родительского дома, отрекся от мещанского самодовольного существования и перешел в ряды идейных борцов за народное счастье под черное знамя анархизма.

Обиднее всего то, что этот борец искренний и неподдельный умер от рук наемных палачей-убийц спящим вместе с другими товарищами большевиками, ничего не подозревавшими. Убиты они из-за угла, в потьмах. Тихий Дон впервые за все время революции обагрился кровью первого борца молодого анархиста. Он умер на своем посту, защищая революцию от калединского погрома.

Ночь 25 ноября отныне для тихого Дона будет исторической ночью. В эту темную непроглядную осеннюю ночь щелкнул предательский курок, раздался выстрел и пуля наемного убийцы юнкера поразила в сердце молодого анархиста Евгения Стрижанова.

25-го ноября в 8 час. вечера в Совете Рабочих и Солдатских Депутатов состоялась торжественная встреча моряков, прибывших в Ростов для защиты революции. Ровно в час ночи, когда все разошлись и осталось для охраны всего лишь пять человек, в том числе и два товарища анархиста, в помещение ворвались юнкера и казаки во главе с казачьим офицером, и несколькими залпами уложили тех, кто так искренне желал народу счастья, верил в него и беззаветно любил. А в это же время другой предательский отряд громил бюро анархистов и большевиков в Ротонде городского сада, не щадя даже городского имущества: были разбиты и поломаны стулья и парты. В добавок к этому громилы захватили с собой малоценные вещи одного товарища, арестовав трех большевиков и одного анархиста. Анархист был отбит у казаков солдатами; большевики же бесследно исчезли и о судьбе их ничего неизвестно. Под впечатлением всего происшедшего мысль отказывается работать. Душа полна негодования. Злоба увеличивается. Прошу дорогих товарищей разделить с нами постигшую нас скорбь и нашу злобу. Слава павшим! Смерть палачам!

P. S. Прошу другие газеты перепечатать».

А дело было так. На другой день после вооруженного восстания в Петрограде консервативный генерал А.М. Каледин ввел на Дону военное положение и приступил к разгрому Советов. Прекратив безуспешные попытки связаться с остатками низложенного Временного правительства, 7 (20) ноября 1917 г. он обратился к населению с заявлением о том, что Войсковое правительство не признаёт большевистскую власть, а поэтому Область Войска Донского провозглашается независимой до образования законной российской власти. 24 ноября (7 декабря) к Ростову подошел ударный десант Черноморского флота. Служивший тогда на нем А.Г. Малышкин вспоминал в повести «Севастополь»:

«Ночью того же числа, когда флотилия ошвартовалась у Ростова, офицерские и юнкерские отряды, в ответ на матросский ультиматум, захватили в кино «Марс» часть ревкома и красногвардейского штаба, перекололи и бросили в Дон.

Неделю длились зверские бои у ростовского вокзала. Целую неделю длилось безвестье. Флотилия расстреляла все снаряды, но севастопольский Совет и штаб, неодобрительно поджидавшие конца бесчинной затеи, на просьбы о подкреплении отвечали молчанием. Каледин опять вошел в Ростов. Победители вырезали и потопили в Дону четыре тысячи красногвардейцев [прим. «Ассамблеи»: эту цифру оставляем на совести автора — о её подтверждении документами нам не известно, есть данные о похоронах 62-х расстрелянных ростовских работяг, но в начале Гражданской войны и такая расправа потрясала]. Черная память залегла в матросской душе. Флотилия ушла обратно, нагруженная ранеными, позором и яростью, еще издали, по радио пообещав кое‑что, с проклятиями, меньшевистскому совету.

А многие, гульнув по дороге в Мариуполе, погромив там соглашательскую раду, повернули сухопутьем на север, на присоединение ко второму, более грозному ударному отряду. Две с половиной тысячи человек при трех орудиях и нескольких самолетах, под командой мичманов Толстого и Лященки, двигались наперерез Корнилову, подававшемуся на Дон с запада [прим. «Ассамблеи»: элитная добровольческая пехота, по боеспособности сравнимая скорее с современными вагнеровцами, чем с казаками].

Закачалась по Украине пьяная и лютая матросская слава. Гололобые отряды, глуша контрреволюцию прикладами и гранатами, взвивались от Мариуполя к Харькову, от Харькова к Белгороду, от Белгорода к Александровску — туда, где горело и трещало посильнее. Впервые хлебнув крови, матросы не знали теперь предела своей беспощадности. Из высокомерия перед ненавистными золотопогонниками, даже под ураганным огнем не хотели ложиться, шли в атаку стоя. Остервеняли себя легендами о собственной храбрости. У Псела гнали на сто пятьдесят верст шестнадцатитысячный скоп корниловцев, несмотря на полуторааршинный снег и железный мороз, злее пуль хватавший под куцые бушлаты. Под Пселом и своих — замороженных и убитых — была наворочена куча. Ударники подобрали всех, снесли в эшелон. Боцман Бесхлебный признал в одном трупе с разорванным животом сигнальщика Любякина, бригадную красу».

Итак, 26 ноября (9 декабря) ростовские большевики при поддержке матросов-черноморцев восстали против Войскового правительства, объявив власть в Области перешедшей в руки Ростовского военревкома. 2 (15) декабря калединцы выбили их из Ростова, а затем из Таганрога, заняв значительную часть Донбасса. Там рабочие с начала революции вооружались всеми возможными способами, и в каждом шахтерском поселке устраивалось подобие Бучи. 5 (18) декабря шахтеры Боково-Хрустального горного округа объявили всеобщую забастовку, обратившись с призывом к трудящимся России и Украины «оказать реальную помощь рабочим Донецкого бассейна, захлебывающимся в крови и ведущим борьбу с калединцами». Чтобы остановить белый террор ударом в самое сердце реакции, на Дон отправлялись с севера подкрепления, которым нужно было пройти через УНРовские территории.

«Тоже левое» националистическое правительство Центральной Рады заняло сторону монархистов, для которых никакой Украины не существовало в принципе. Красные войска по железным дорогам Левобережья им не пропускались, в отличие от казачьих эшелонов, свободно кативших на Дон и Кубань с фронтов Первой мировой (ничего удивительного: как показывает зерновая сделка лета 2022-го, буржуазия всегда поступится убеждениями там, где идет речь об общих интересах — это рабочему классу, как и 105 лет назад, полагаются лишь растущие в космос цены в магазинах). Новый большевистский Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко вечером 24 ноября (7 декабря) обратился к секретарю УНР по военным делам С.В. Петлюре за «ясным и точным» ответом насчет пропуска красных частей на Дон. Генеральный секретариат, по докладу Петлюры, постановил в проезде отказать и решил налаживать связи с белокаZачеством. За месяц до того уже был создан Юго-Восточный союз казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей (ЮВС) под председательством Каледина. Представляете себе желто-синий флаг в компании Гиркина, Кадырова и Шойгу соответственно?

4 (17) декабря Совнарком РСФСР направил на открывавшийся в Киеве 1-й Всеукраинский съезд Советов «Манифест к украинскому народу с ультимативными требованиями к Центральной раде», которым призвал в течение 48 часов закрыть движение для белых, прекратить дезорганизацию единого общего фронта, не разоружать большевизированных частей старой армии и рабочей Красной гвардии, а также «оказывать содействие революционным войскам в деле их борьбы с контрреволюционным кадетско-калединским восстанием». УНР отвергла эти требования, а сам съезд был сорван её сторонниками.

Последовавшее за этим уже наверняка хорошо известно читающим нас: Южный революционный фронт по борьбе с контрреволюцией, во главе с В.А. Антоновым-Овсеенко, прислал в декабре на юг около 20 тыс. человек из Центральной России. 8 (21) декабря в Харьков прибыли колонны под командованием Р.Ф. Сиверса и Н.А. Ховрина — 1600 человек при шести орудиях и трех броневиках, а в последующие несколько дней, начиная с 11 декабря — еще до 5 тыс. солдат во главе с командующим Овсеенко и его заместителем, начштаба подполковником М.А. Муравьевым. В самом Харькове их ждали 3 тыс. красногвардейцев и пробольшевистски настроенных солдат старой армии. Вместе с балтийцами большевика Ховрина и анархиста Железнякова они легко разоружили «украинизированные» части на Москалёвке и Мироносицкой. Так Железняк и обзавелся маузером, ставшим неотъемлемым атрибутом революционного моряка…

«Ударники привезли из‑под Псела и Белгорода своих мертвых. Хоронили их на Северной, в солнечный декабрьский день, когда с ветреного моря по-осеннему тянуло холодом и рыбой. Шестьдесят гробов, приподнятых над необозримой толпяной чернотой, проплыли успокоенными ладьями от вокзала вдоль по Морской, где многотысячно столпился матросский и портовый Севастополь. Оставшиеся в живых ударники, молодецки бодрясь под множеством устремленных на них глаз, отбивали напыщенный и недобрый шаг. Музыка источала неподходящую, слишком успокоительную грусть.

Однако, не допустив шествия еще до Графской, один из дредноутов грянул неурочно из орудия. И сразу притемнело; словно воочию оскалилась еще раз та дальняя лють, где ударники насбирали свои подарки Севастополю. Раскрытые, по южному обычаю, двенадцатидневные трупы еще торжественнее зазияли земляной своей синевой, раздутыми губами, черными подлобными впалостями. Женщины, полоумно бегущие по тротуару, со всхлипыванием и ужасом поворачивались снова к гробам с жадным взором. Встречные офицеры пропускали шествие бочком, не глядя, постаивая на перекрестке, или обходили соседним безлюдным переулком. Ни риз, ни хоругвей не было на этот раз перед гробами, только черное знамя мело землю червонными кистями. А впереди знамени боцман Бесхлебный, бросив руку на кобуру, другой, правя толстые усы, зверем раздирал пустоту»…

11-12 (24-25) декабря в Харькове состоялся переехавший сюда 1-й Всеукраинский съезд, провозгласивший Украину Республикой Советов (в числе первых декретов её правительства, т.е. Народного секретариата, стала отмена запрета на вывоз в Россию украинского зерна, введенного правительством Рады). Сформировать состав исполнительного органа оказалось нелегким делом. К спорам между харьковскими «хозяевами» и киевскими «приезжими» о нормах представительства прибавилась и существенная нехватка кадров украинского происхождения. Наконец, сошлись на том, что претенденты на правительственные должности должны иметь прежде всего высокие деловые и политические качества и быть «по возможности с украинскими фамилиями». Поскольку на должность руководителя «настоящего украинца» не нашли, было решено «главу Совета народных секретарей временно не избирать». Постановили, что его и.о. станет народный секретарь внутренних дел. Этот пост 17 (30) декабря заняла Евгения Бош, немка из Херсонской губернии, инициировавшая переезд съезда из Киева. Можете, кстати, загуглить о ней — еще та была диктаторша и беспредельщица.

Вскоре был взят запад Донбасса — шедшая от Харькова колонна Сиверса 22 декабря (4 января) соединилась с 4 тыс. красногвардейцев донецких рудников. 10 (23) февраля пал Ростов, через день — калединская столица Новочеркасск. Генерал застрелился, не выдержав поZора, уцелевшие белые бежали в степи. Двоевластие в Харькове продолжалось пока в ночь на 28 декабря (10 января) не был разоружен 2-й Украинский запасный полк — переименованный 28-й запасный пехотный полк старой армии. Оружие он сложил после часового пулеметного обстрела казарм бронемашинами 30-го запасного пехотного полка Н.А. Руднева. Многие солдаты перешли на сторону новой власти, командир полка Е.И. Волох с полусотней офицеров подался в Полтаву к Петлюре, где после присоединения полтавских и чугуевских юнкеров возглавил отряд из около 200 человек (этот курень «красных гайдамаков» станет самым боеспособным подразделением УНР, а его атаман вступит в КП(б)У уже в 1920-м). С 30 января Народный секретариат расположился в Киеве.

Вряд ли кто-то тогда мог подумать, что для большевистских вождей Советская Украина станет игрушкой в торгах с Германией. Чеканя шаг под барабанный бой, 18 февраля 1918 г. на восток двинулась 450-тысячная армада, против которой набралась лишь пара десятков тысяч бойцов, не имевших нормального прикрытия артиллерией, бронетехникой и авиацией. Около трети их приходилось на формирования во главе с анархистами и левыми эсерами. Даже Бош эвакуировали из Киева силой, и 4 марта она сложила полномочия народного секретаря в знак протеста против Брестского мира. Уже к 1 мая под кайзеровцами были Крым и Кубань. Тем не менее на первую годовщину революции — 7 ноября по новому стилю — Харьков охватила всеобщая стачка, также в октябре-ноябре бастовали ХПЗ, трамвайные и ж/д мастерские. Партизаны вывели из строя несколько ж/д мостов на линии Харьков-Мерефа. Уже на новый, 1919-й год, совместным ударом восставших рабочих и вернувшихся из России анархистско-левоэсеровских дружин, лишь из-за своей нерешительности не сумевших свергнуть летом Ленина с его кликой, наш город снова стал столичным. Следующим летом, после двухдневных ожесточенных боев, сюда придут деникинские ВСЮР и все-таки взовьются на полгода царские аквафреши со всем тем, чего мы так много видели в 2022-м: запрет профсоюзной деятельности, закрытие украинских школ, расстрелы сотен пленных в Григоровском бору… Как продемонстрировал уходивший год, для «русского Харькова» то был финал. Но это, как говорится, уже совсем другая история.

Оригинал публикации: https://assembly.org.ua/kak-kha-stal-stolitsey-gazety-pishut-interesnee-...