Интервью с активистом из Боснии

Вопрос: Начни с краткой хронологии важнейших событий.

Ответ: В среду 5 февраля рабочие нескольких местных предприятий, разоренных послевоенной приватизацией, организовали очередной протест перед зданием кантонального правительства в Тузле.

Эти рабочие уже 10 лет мирно протестовали, проводили стачки и голодовки – которые были весьма обычным явлением для Боснии до этого месяца – но их никто не слушал. Вероятно, впервые в послевоенной Боснии молодежь организовалась через социальные сети, чтобы выразить солидарность с отчаявшимися рабочими. В четверг 6 февраля почти 10 тысяч человек пришли поддержать их протест; произошли первые столкновения с полицией, предпринята первая попытка ворваться в правительственное здание.

В пятницу 7 февраля более 10 тысяч человек собрались в «постиндустриальном» городе Тузле перед зданием кантонального правительства, требуя отставки премьер-министра. Премьер высокомерно отверг эти требования. Никто из официальных лиц не вышел поговорить с демонстрантами, и люди прорвали полицейский, ворвались в здание и сожгли его.

В тот же день протесты солидарности с рабочими Тузлы были организованы почти во всех промышленных городах Боснии. Новости из Тузлы быстро распространялись; люди в Бихаче, Сараево, Зенице и Мостаре почувствовали, что, возможно, настало время попытаться добиться перемен. После того, как полиция напала на протестующих в Сараево, в ходе чего несколько человек были сбиты с ног и сброшены в реку Милячка, толпа контратаковала, заставила полицию отступить и подожгла здания кантонального правительства, Президиума страны (включая государственный флаг), муниципалитет Центрального Сараево и несколько полицейских машин и автобусов. В Бихаче люди атаковали здание кантонального правительства и разгромили его. То же самое произошло в Зенице.

Все ожидали событий в этнически разделенном городе Мостаре. Более 4000 человек собрались перед кантональным правительством, требуя его отставки. Вскоре полетели первые камни, что было встречено аплодисментами. С этого момента все большее число людей стало закрывать лица майками, балаклавами, масками – кто что сумел найти; без всякого сопротивления со стороны полиции, за несколько минут здание было подожжено. Затем люди двинулись к ратуше и подожгли ее, а также здания кантонального парламента, муниципалитета Мостара и офисов двух ведущих националистических партий, которые управляли городом с 1991 г. Это стало сигналом.

Протесты продолжаются, и люди организовались в пленумы (ассамблеи). Четыре кантональных правительства были вынуждены уйти в отставку. Два из них ведут переговоры с пленумами о формировании правительств из людей, не состоящих в политических партиях. Власти жестоко огрызаются: пугают новой гражданской войной, арестовывают людей, избивают их, обвиняют в терроризме и посягательстве на конституционный строй…

Вопрос: Кто участвовал в событиях? Как и почему протесты распространились? Каких пределов они достигли?

Ответ: Участники были из всех социальных групп: рабочие, безработные, пенсионеры, многие молодые люди, демобилизованные солдаты, активисты, футбольные болельщики, правозащитники, родители с детьми…

Люди в Боснии и Герцеговины – самые бедные в Европе. Безработица превышает 50%, среди молодежи она больше 70%. В то же время, боснийские политики – одни из самых высокооплачиваемых в Европе, и самые коррумпированные. Система здравоохранения – худшая в Европе, сети социального страхования практически не существуют. Общество, бывшее еще 25 лет назад одним из самых эгалитарных в Европе, теперь раздирается социальными пропастями.

Капитализм и процесс приватизации полностью разрушил местную экономику. Все крупные фабрики и фирмы, которые уцелели во время войны, были приватизированы и закрылись. Все богатство сосредоточилось в руках немногих. Никакого производства в Боснии больше нет, только импорт. Власти берут все новые и новые кредиты у МВФ, зная, что возвратить их будет невозможно – так что мы можем ожидать, что нас вынудят приватизировать боснийский «Телеком» и электроэнергетическую систему – последние жизнеспособные государственные компании.

Все это стало главными причинами протестов. О пределах говорить трудно; движение продолжается день за днем – как протесты, так и собрания пленумов. Требования, выдвинутые на пленумах, носят подчеркнуто социальный характер: пересмотр процесса приватизации и т.п. Политики боятся лишиться своих привилегий, постов, богатств и даже свободы; это побудило различные политические партии объединиться вместе против собственного народа. Они используют СМИ для дискредитации протестов и участников пленумов. Религиозных лидеров выпустили с речами против протестов в церквях и мечетях. Людям угрожают лишением работы, а найти здесь работу очень тяжело. В Мостаре «неизвестными лицами» был избит профсоюзный активист. В Сараево в толпу протестующих врезался красный «хаммер».

Вопрос: Какие организационные структуры были вовлечены в протесты? Играли ли заметную роль какие-то уже ранее существовавшие группы и организации? Как принимались решения? Возникли ли новые связи или сети?

Ответ: Протесты в Тузле начали два профсоюза – с предприятий «Дита» и «Полихем», но они постепенно переросли их. Ни одна из уже существовавших структур не пользовалась доверием и не обладала способностями для того, чтобы организовать такое количество людей. Сами протесты были стихийными и хаотическими. Через несколько дней были сформированы первые организационные структуры – пленумы граждан; впервые за последнюю историю люди Боснии и Герцеговины стали осуществлять прямую демократию. Решения принимаются коллективно на собраниях пленумов. Это процесс, и все мы еще учимся ему. В настоящее время пленумы Боснии и Герцеговины работают над формирование межпленарной координации.

Вопрос: Опиши политические и стратегические расхождения между вышедшими на улицу людьми. Были ли какие-то внутренние конфликты?

Ответ: Поскольку ни одна из уже существовавших политических групп не контролировала протесты, в них оказалось вовлечено множество самых разных людей, с различными политические представлениями. Главным различием остается вопрос о применении силы при самообороне и пределах гражданского неповиновения. Но все люди едины, когда речь заходит о социальных требованиях. На собраниях пленума каждый говорит от своего имени и принимает участие в процессе принятия решений, так что пока нет реальных внутренних конфликтов. Некоторые политические партии пытаются вызывать конфликт, но люди держатся вместе, и до сих пор мы с успехом противодействовали этому.

Вопрос: Какую конкретную тактику использовали протестующие? Была ли она эффективной? Как распространялись различные виды тактики?

Ответ: Прежде всего, протестующие используют блокады дорог как форму давления. Нередко они одновременно на несколько часов блокируют ряд улиц и дорог в центрах городов, что принуждает власти реагировать. Все зависит от того, сколько людей в этот день выходит на улицы. Обсуждаются новые формы тактики и стратегии. Блокады дорог доказали свою эффективность, но у них есть оборотная сторона: если устраивать их каждый день, некоторые люди начинают оборачиваться против протестующих, поскольку те нарушают их повседневную рутину – они не могут пойти на работу или за покупками.

Тактикой, которая внушила политикам страх впервые за последние 18 лет – что заставило многих из них подать в отставку или предложить законодательные акты, основанные на требованиях протестующих – были поджоги правительственных зданий и офисов политических партий. Многие политики боятся, что люди придут за ними в их дома. Некоторые покинули страну.

Поджоги правительственных зданий сами по себе не решают проблем. Но большинство людей согласны, что если бы этого не произошло, политики никогда не ушли бы в отставку. Никто из нас еще 15 дней назад не мог даже вообразить себе, что люди станут организовывать пленумы, что политики вынуждены будут вести переговоры с людьми о формировании беспартийных правительств, пересмотре приватизации или сокращении их окладов до уровня средней зарплаты рабочего.

Вопрос: Поговорим о национализме и этнических конфликтах в протестах. Что изменилось с 1990-х годов?

Ответ: Я счастлив и горд сообщить, что среди протестующих, включая демобилизованных солдат, нет абсолютно никакого национализма. Это одна из вещей, которые повторяют все: эти протесты социальные, а не национальные. Все националистические политические партии пытались повернуть социальный конфликт в национальный, но пока что им это не удалось. Солидарность между различными социальными группами, городами, этническими группами и эксперименты с прямой демократией стали знаком крупнейших перемен с 1990-х гг.

Вопрос: Оказали ли какое-то влияние на Боснию и Герцеговину бунты и движения протеста в ближайших странах – Греции, Словении, Турции или еще где-либо? Существуют ли связи между товарищами в Боснии и Герцеговине и в других странах Балкан и Европы? Можно ли сравнивать то, что происходит в Боснии и Герцеговине, к примеру, с конфликтом, который разразился в Украине?

Ответ: До какой-то степени людей вдохновили турецкие и украинские протесты: все мы знаем о репрессивной природе режимов там, если там люди смогли подняться, почему мы не можем? Большинство активистов на Балканах связаны друг с другом. Это тесная географическая зона, а леворадикальные, анархистские и неформальные движения малы и слабы, так что контакты носят в основном личный характер и редко выливаются в конкретное сотрудничество. Чаще всего мы организуем акции солидарности с другими, протесты солидарности. Одним из общих проектов является Балканская книжная ярмарка.

Боснийские протесты имеют совершенно иной характер, чем украинские. Здесь протесты строго социальные, в отличие от Украины. Там, как кажется, главное требование – это ослабление связей с Россией и сближение с Европейским союзом; там участвует множество неонацистов и правых радикалов. Напротив, боснийские протесты – открыто антинационалистические.

Вопрос: Есть ли какой-то шанс на широкую волну бунтов в Восточной Европе, наподобие того, как это произошло во время так называемой «арабской весны»? На что это может быть похоже, если оно произойдет? Каковы могут быть возможности и опасности?

Ответ: Трудно представить себе балканскую или восточноевропейскую весну. Но опять-таки, если отчаявшиеся и разделенные боснийцы сумели вместе подняться против приватизации и коррупции, организоваться в пленумы и практиковать прямую демократию, – возможно всякое! Все условия налицо. Регион страдает от бедности, процессы приватизации закончились трагически во всех новых государствах, и множество людей не имеют никаких перспектив на будущее. Если такое произойдет, это может разыгрываться по-разному. Одна из возможностей – это укрепление связей между соседними странами, в потенциале принимающих форму финансово-экономических союзов, основанных на принципах более эгалитарных, чем это имеет место сегодня. Это может угрожать корпоративному Европейскому союзу и вдохновить людей на бунт внутри ЕС.

Опасность очевидна: что политики смогут повернуть социальный конфликт в русло межэтнического конфликта. Именно это они в данный момент пытаются сделать в Боснии. Когда капиталисты ощутят серьезную угрозу своим интересам, эту карту могут разыграть европейские и американские структуры. Они имеют большой предшествующий опыт на сей счет, в особенности в регионе бывшей Югославии.

Вопрос: Есть ли возможности для развития в Боснии и Герцеговины борьбы не просто с призывом к новому, более честному правительству, но такой, которая отвергнет легитимность и капитализма, и государства?

Ответ: Есть возможность для развития антикапиталистической борьбы. На протестах уже много антикапиталистических транспарантов. Некоторые из народных требований ясно антикапиталистичны. Но едва ли есть возможность отвергнуть легитимность государства. У многих людей еще свежа память об участии в войне за государственную независимость. Большинство людей здесь имеют ощущение, что если государство распадется, вспыхнет новая война. У них нет ни опыта, ни исторической памяти организации без лидеров, политических партий, профсоюзов или религиозных институтов. Лишь немногие люди знают хоть что-то об анархистских политических теориях и практиках.

Вопрос: Что останется на будущее?

Ответ: Мы получим хоть минимальный рост социальный справедливости, наверняка. Мы увидим значительное урезание привилегий, льгот и окладов политиков на всех уровнях. Но это не приведет к изменению социальной картины Боснии и Герцеговины. Правительствам понадобится больше денег, они будут брать их у МВФ и других глобальных финансовых институтов, долг будет расти, и будут происходить социальные волнения.

Ясно, что люди больше не хотят устраивать голодовки, совершать самоубийства, будучт не в состоянии кормить своих детей или платить по кредитам. Они готовы к новым формам организации. Скоро придет весна, и больше людей станут требовать справедливости на улицах, причем, основываясь на недавнем опыте, в неинституциональных формах. Нынешняя экономическая, политическая и институциональная ситуация в Боснии настолько сложна, что никто не рискует делать долгосрочные предсказания, особенно в свете недавних событий.

Вопрос: Есть ли общий контекст между событиями в Боснии и другими недавними взрывами в Восточной Европе – в Украине, Болгарии, Румынии, Словении? Они имели различную форму, но не происходят ли они из общих условий?

Ответ: Эти конфликты связаны на разных уровнях, особенно в бывшей Югославии. Это не только общие история и язык и не то внимание, с которым наши СМИ сосредоточены на событиях в странах бывшей Югославии – это и тот факт, что югославские республики всегда были многонациональными, что еще более усилилось в ходе и после войны. Так что информация здесь широко распространяется, и не только среди активистов. Новые методы борьбы и мобилизации отзываются в коллективном воображении, и люди принимают и применяют их.
Что касается общего для всего бывшего Восточного блока, я думаю, что люди сталкиваются с теми же самыми основными проблемами. После более чем 20 лет приватизации конкретная память о репрессивных «социалистических» годах стерлась, и ее заменила сконструированная ностальгия по «добрым старым временам», которых никогда не было. Со временем люди утратили иллюзии в отношении капитализма и всех тех, кто обещает свободный рынок, выбор и демократию. В этой ситуации мы снова и снова встречаем три основных требования.

Первое – это сохранение социального государства, которое разрушается, прекращение приватизации компаний, которая заканчивается массовыми увольнениями и формированием элит с огромными прибылями. Второе – это выбрасывание вон нынешних политических представителей и, в более абстрактной форме, оппозиция против «системы» в целом. В бывшей Югославии все годами наблюдали за тем, как бывшие «социалистические» элиты превращались в капиталистические и крали миллионы, пока народ становился все беднее. Повсюду в Восточном блоке люди, начинавшие с тех же самых позиций и идеологии относительного социального («социалистического») равенства, переплетались с капиталистическими элитами, используя политическую власть для того, чтобы проложить путь к капиталистическому накоплению. Это подводит меня к третьему общему требованию: оппозиции против коррупции, логическому выводу из двух первых требований.

В ходе общественных взрывов эти требования могут приводить к различным результатам. Многие люди ищут нового «спасителя»: в Украине это означает Европейский союз, в других местах – новые политические партии, вроде «Сиризы» в Греции. И скорость возможной интеграции таких взрывов, и степень радикализации участников во многом зависит от того, насколько хорошо организованы анархисты и другие антиавторитарии и насколько быстро они реагируют на события. Так, в Греции «Сириза» знает, что ее мобилизационный потенциал гораздо меньше, чем у анархистских или «коммунистических» организаций, так что им трудно перехватить борьбу.

Вопрос: О чем говорит нам то, что участники этих протестов отвергают формы национализма, которые принесли столько страдания региону?

Ответ: Для того, чтобы понять ситуацию, нам следует оглянуться назад и представить себе всю картину в целом. То решение, которое «международное сообщество» (организации типа ООН, НАТО и ЕС) предложили для этнической войны 1990-х гг., было, разумеется, всего лишь продолжением войны иными средствами. По Дейтонскому «мирному» соглашению, они разделили Боснию на три большие части – сербскую, мусульманскую и хорватскую. Все институты утраивались, всё было разделено – улицы, кварталы, деревни, города, кладбища, больницы, – всё.

На практике это означает, что если вы заканчиваете университет в мусульманской части Боснии, ваш диплом не будет признан в сербской части. Если вы попытаетесь купить билет в Сербию в мусульманской части, вам иногда его не продадут, и наоборот. Эти проблемы, вызванные национализмом, навязанным элитами, – просто смесь всех остальных описанных мною проблем: необузданной приватизации, коррупции, экономического и социального краха. Безработица в Боснии 45%, среди молодежи 60%. Ежедневно ликвидируются 10 рабочих мест, а цены и стоимость жизни непрерывно растут.

То, что теперь происходит, можно лучше понять в свете движения «Доста!» («Довольно»), которое началось в 2006 г. «Доста» выросло из небольшого Интернет-форума в регулярные еженедельные митинги на центральной площади сараево. Они становились все больше с каждой неделей и были посвящены экономическим и социальным темам. Это было впервые после войны, когда люди собирались вместе, независимо от национальности и принуждения быть частью трехсторонней структуры. Большинство этих протестов были вначале мирными, но после того, как одного из молодых людей сбил трамвай, они выросли и стали больше ориентироваться на прямое действие. Парламент в Сараево забросали камнями, и были предприняты акции против отдельных политиков. Организационная структура «Доста» распространилась на несколько городов, но она была различна в политическом отношении, включая всех – от либертарных товарищей до людей, которые использовали ее как возможность для создания «коммунистических» и социал-демократический партий.

Так уже несколько лет назад люди начали отворачиваться от того национализма, который разделял их на хорватов, сербов и мусульман. Проблема в том, что предложенное решение предполагало, что все должны вместо этого идентифицировать себя как боснийцы. Какими бы антинационалистическими ни были сегодняшние протесты, проблема в том, что это отклонение национализма основано на новой национальной идентичности, и оппозиции такого рода процессу строительства нации с намерением создать новую унификацию людей мало. С одной стороны, это лучше, чем оставаться разделенными на три враждующие части, которые элиты Боснии, Сербии и Хорватии могут натравливать друг на друга. Но мы, как анархисты, не считаем, что строительство национальных идентичностей хоть что-то решает.

Вопрос: Есть ли ошибочные линии в движении? Что будет дальше?

Ответ: Тузла, откуда начались протесты, был одним из самых индустриализированных городов в Югославии, с левыми (социалистическими) профсоюзами и рабочими. Приватизация очень тяжело поразила Тузлу. Рабочие 5 фабрик протестовали перед зданием правительства и местных властей месяцами, если не в течение целого года – всегда мирно, пытаясь вызвать хоть кого-то на разговор. В конце концов, их терпение просто лопнуло, они подготовились и начали бунты.
Их поддержали протесты в 33 городах. Некоторые люди из традиционных левых примкнули к нынешней администрации, призывая к новым выборам, но слово улиц было недвусмысленным: нас никто не представляет. После того, как были подожжены парламенты, штаб-квартиры, полицейские участки и другие символы власти, институциональные левые поняли, что они не контролируют ни нарратив протестов, ни ход их развития. В результате они захотели «нормализовать» протесты, оспаривая право на разнообразие тактических форм. Как обычно, их усилия пересекаются с усилия правительства по подавлению движения методами прямых репрессий: многочисленных арестов, избиений людей при допросах и т.д.

Как раз сейчас пленумы, выросшие из движения, собирают до 1000 человек в Тузле, Сараево и других городах. Тот факт, что такое количество людей хотят участвовать в пленумах, свидетельствует о том, насколько отчужденными ощущают себя люди от т.н. демократического процесса парламентской системы, единственная форма участия в которой – это голосование за политиков, отличающихся друг от друга только по имени. Эти пленумы выражают не только глубокое недовольство парламентской системой, но и служат шагом вперед к налаживанию альтернативного горизонтального процесса принятия решений.

Что касается содержания этих пленумов, то предложения там варьируют от реформистских до радикальных. С такими большими пленумами нередко может случаться так, что возникают неравные властные отношения, с исключением женщин или людей, не имеющих большого опыта публичных выступлений.

Еще одна опасность состоит в том, что люди привыкнут просто выдвигать требования. Мэйнстримовые СМИ и политика без конца повторяют одни и те же старые вопросы: «Кто вы? Чего вы хотите? С кем мы можем разговаривать? Каковы ваши требования?» Не попасться в эту ловушку может быть нелегко. Но для того, чтобы утвердить взаимопонимание и солидарность, нам нужно время для развития наших идей и чаяний. На то, что представить себе альтернативы, выходящие за предел существующей системы, необходимо время. Идентификация требований в самом начале бунта лишь закрывает политическое пространство, в котором мы можем вместе формировать новое видение. Если элиты пытаются навязать свое понимание времени и свои правила игры, то отказ от сотрудничества с ними делает нас сильнее, а не слабее. Это может также помешать возникновению власти внутри движения, сохраняя его децентрализованным и горизонтальным.

Трудно сказать, в каком направлении буде развиваться бунт. Но мы уже можем сказать, что это важный шаг вперед в формировании культуры сопротивления на Балканах, который может послужить источником вдохновения и в других местах. Подобные демонстрации уже распространились на соседнюю Черногорию.
Учитывая опыт из Хорватии, Словении и иных подобных выступлений, я опасаюсь, что политическое пространство, открывшееся на улицах, скоро снова закроется из-за отсутствия организованных сетей либертарных активистов. Кажется, что господствующий дискурс будет направлен в русло процесса строительства нации – новых выборов, новых партий и т.п., с подавлением наиболее радикальных идей и классового сознания этого сопротивления, которое по-прежнему выражается теми, кто остаются на улицах. Такого вполне можно ожидать. Я надеюсь на то, что анархистские и автономные группы и отдельные люди, которые нашли друг друга на улицах, смогут теперь создать более твердую сеть и общую культуру сопротивления, чтобы быть наготове в следующий раз, когда произойдет нечто подобное. Потому что оно произойдет.

То, что происходит, будоражит. Это важный, но все-таки лишь отдельный эпизод долгой борьбы. Из-за «социалистического» прошлого нашего региона, у нас нет живой истории антиавторитарных движений. Нам необходимо развить способность к практике горизонтального принятия решений и прямого действия в ходе этого и последующих конфликтов. В этом отношении любое открытие, вроде этого, – это возможность идти вперед.

Перевод КРАС-М.А.Т.

http://www.crimethinc.com/blog/2014/02/18/anarchists-in-the-bosnian-upri...