Убийство Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой является одним из знаковых политических событий в современной России. Инициативная группа стремится увековечить память об убитых, установив на месте гибели Станислава и Анастасии памятный знак по проекту скульптора Александра Цигаля.

В инициативную группу входят: журналистка Ирина Федотова, историк Петр Рябов, адвокат Василий Сызганов, писатель Василий Голованов, историк Ярослав Леонтьев, экономист Павел Кудюкин. По сути дела, это первая в современной истории России попытка установить памятник участникам левого движения, ставшим жертвами политического террора. Впрочем, автор проекта памятного знака Александр Цигаль рассматривает его как символ памяти обо всех, кто стал жертвой возрастающего в Москве насилия. Проект был внесён на рассмотрение Комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме. 14 мая 2013 года её члены единогласно отвергли проект установки памятного знака. Подробнее узнать почему был запрещён памятник, наши читатели смогут, прочитав интервью с Александром Цигалем, а также с участницей инициативной группы Ириной Федотовой.

Ирина, расскажите, как возникла идея об установке памятника?

Начиналось это давно. Примерно через год после того, как произошло убийство на Пречистенке. Тогда несколько человек из друзей Стаса пришли в мастерскую скульптора Александра Цигаля. И в разговоре возникла тема, что неплохо было бы что-то сделать на том месте. Нам показалось, что событие это сильно задело и самого скульптора. Он сказал: «Надо подумать. Я чувствую, что я смогу это сделать». А я, увидев его работы, как-то сразу поняла, что, да, он сделает.

И потом он вернулся к этой идее года через два, уже прочитав книгу о Станиславе Маркелове «Никто кроме меня», в которой были собраны воспоминания о Стасе, его статьи и интервью. «Я понял как это сделать конкретно», сказал тогда Цигаль, и через некоторое время появились первые эскизы памятного знака. И когда мы увидели воплощение проекта в эскизе, ещё на картоне, ещё даже не в гипсе, мы поняли, что это замечательная вещь, в которой пластическими, практически минималистскими средствами достигнута очень большая эмоциональная выразительность. Сам факт расположения этих фигур, этих силуэтов, фактически теней на плоскости может производить намного более сильное впечатление, чем, например, скульптурная композиция вроде той, что стоит у метро «Улица 1905 года».

Постепенно вокруг проекта стала формироваться инициативная группа, которая начала заниматься преодолением формальностей, бюрократии, поскольку за разрешением надо было обращаться к чиновникам. Заявку на установление монумента или памятного знака в Москве может подавать кто угодно: это может быть организация, это может быть одно физическое лицо, это может быть группа физических лиц. Наша заявка, которую подписали шесть человек, была подана в комиссию по монументальному искусству при Мосгордуме. К ней были приложены альбомы с эскизами проекта. Мы собрали и письма поддержки: от почетного президента факультета журналистики МГУ Ясена Засурского и декана Елены Вартановой, от уполномоченного по правам человека Владимира Лукина, от адвокатских коллегий, общественных организаций, от экспертного совета Российской академии художеств. Были и многочисленные листы с подписями граждан. Всё это было подано в Мосгордуму.

Потом от нас потребовали финансовых гарантий, хотя на этой стадии они не имели на это права. Благотворительный фонд «Скульптор» при Российской академии художеств дал нам соответствующую бумагу о предоставлении своего счёта для сбора денег. Мы должны были установить этот памятный знак на общественные пожертвования. И он обошёлся бы не в такую большую сумму, тем более что Александр Цигаль с самого начала отказался от гонорара и работал на общественных началах. Оплачивать пришлось бы только материалы, литье, труд рабочих, установку, благоустройство территории и т.п. Сумма не превышала бы трёх миллионов рублей, и это, конечно, не та сумма, которую невозможно было бы собрать. Документы были поданы в середине апреля. Но перед этим была долгая история, потому что мы были вынуждены несколько раз переписывать заявку.

И вот, не прошло и месяца, как мы получили отказ. Причём получили его достаточно неожиданно. Мы считали, что нельзя окончательно принять или отвергнуть эту идею без независимой экспертизы — об этом нам сообщили в Департаменте культуры правительства Москвы. Перед майскими праздниками я говорила с Сергеем Половинкиным, начальником управления этого департамента. Он уже знал об идее проекта, но в тот момент ещё не получил из Мосгордумы бумаги на согласование. Так вот, в разговоре со мной он не приводил аргументы, которые появились впоследствии. А именно, что если установить памятный знак на Пречистенке, то это немедленно превратит Москву в «колумбарий». Говорил он главным образом о технических сторонах независимой экспертизы, которая должна была быть проведена в его департаменте. И о том, что нам надо будет привезти туда макет знака.

И, конечно, для нас большой неожиданностью стало то, что на первом же обсуждении комиссией был вынесен отказ. Как мне объяснила потом секретарь комиссии, они там все вопросы решают единодушно: либо единогласно «за», либо единогласно «против».

Какой промежуток времени был между последним вашим общением и решением комиссии?

Прошло не больше трёх недель. Причём были праздники.

С чем вы связываете подобное решение?

Я связываю это, совершенно определённо, вот с чем: специалисты из комиссии (архитекторы, скульпторы, художники, историки) не могли подвернуть сомнению художественную ценность проекта. Они не могли придраться к качеству исполнения. Но, по всей видимости, они получили от кого-то «ненавязчивый совет» во время майских праздников. У нас во время этих праздников вообще происходили интересные события… Суркова, например, сняли в это время.

И первомайскую демонстрацию, организованную Левым фронтом при участии других левых групп, тоже попытались запретить. Потом, правда, разрешили.

Да. По-видимому, они не отдыхают, и «всё время на посту». И в это время, может быть, на уровне мэра, или даже администрации президента, было принято решение, что такого памятника не должно быть. Почему я так думаю? И здесь Сергей Половинкин ещё будет жалеть о своей откровенности. Он говорил мне, что на самом деле комиссия не просто даёт своё разрешение, а предварительно согласует его с профильными департаментами московского правительства (культуры, культурного наследия, архитектуры), которые, в свою очередь, согласуют свою позицию с некими организациями, которые могут иметь какое-то отношение к данному проекту. Он привёл пример: когда рассматривался проект памятника патриарху Алексию II, и это надо было согласовывать с профильными организациями: с РПЦ, с Комиссией по религиям при Госдуме и т.п.

Какая может быть профильная организация в нашем случае я, право же, боюсь подумать. Но с кем-то они, наверное, советовались… Неизвестно с кем. Но я практически уверена, что московский департамент культуры в лице присутствовавшего на заседании комиссии Сергея Половинкина не сам вынес такое решение. Потому что если бы это было так, то каким-то намёком в разговоре со мной он бы выдал своё отношение, как впоследствии выяснилось, категорически отрицательное, к этому памятнику. Но этого не было. Именно поэтому мы не очень ожидали столь быстрого отказа: это вполне могло быть отложено. Но они приняли решение, а, значит, их кто-то с этим поторопил. Когда я постфактум позвонила секретарю комиссии, уже после вынесения отказа, она сказала: «Вы знаете, мы не рассматривали по существу этот проект. Вы сами понимаете, у нас ведь 15 заявок было в тот день. Мы рассматривали только вопрос, достойно это событие увековечивания, или нет. И приняли решение, что недостойно».

Каковы перспективы ваших дальнейших действий?

Мне очень жаль, если этот проект не реализуется. Памятник этот такой, какой еще в Европе надо поискать. И мы будем подавать новую заявку, поскольку, как нам сказали в комиссии, их можно подавать бесконечно. Поддержит ли нас общественность? Мы заинтересованы просто в максимальном распространении информации. В прессе история с отказом была отыграна очень странно. Было такое ощущение, что журналистам, которые писали об этом, в комиссии Мосгордумы и в ее в пресс-службе не показали даже картинки проекта. И во всех новостях об отказе не были упомянуты авторы проекта. Говорилось о том, что отказано «группе граждан».

Александр, расскажите, как появилась идея этого памятника?

Эта история на меня произвела какое-то чудовищное впечатление. Это такой вот процесс накопления… Вроде мы уже ко всему привыкли, и нас не очень всё это пугает. И главное, что всё превратилось в некую статистику и обычные действия. А вот эта история меня торкнула сильно. И так как это в ключе всех моих пластических историй, я подумал, как можно было бы сделать. И по какому-то стечению обстоятельств через небольшое время… В течение может быть месяца ко мне пришла Ирина Федотова, пришёл Ярослав… С Ярославом я был знаком, с ней нет. Они сказали: вот такая история, не хочешь ли ты на шефских условиях, естественно, бесплатно, поучаствовать в такой истории. Я сказал, что у меня есть пластическое решение, не оформленное, правда, но оно существует, и если оно их устраивает, то я буду делать.

В чём заключалась концепция памятника?

Во-первых, это не памятник. Раньше это называлось «памятный знак» или «городская композиция». Сейчас называется «инсталляция». В общем, названий масса, но это не памятник. Дело заключалось в том, что рядом с этим местом расположены два силуэта убитых людей, мужской и женский. Мне показалось, что это вещь, которая имеет прямое отношение и к Маркелову, и к Бабуровой, но имеет большее значение. Это, в общем, по тем людям, которые были убиты. По тем журналистам, по тем обычным людям… Понимаете, ужас истории заключается в том, что это обычные люди. Это не какие-то важные, выдающиеся государственные деятели, а просто застрелили двух людей среди бела дня в центре Москвы, под всеми этими камерами, которые там стоят. И мы знаем, что весь центр Москвы — это всё гэбэшные и эмвэдэшные и банковские камеры, ими уставлено всё. Кто выстрелил — неизвестно. Нашли кто выстрелил, не нашли кто выстрелил, тоже не очень-то понятно, честно говоря… Но тем не менее, в общем-то, нашли… Считается, что это фашисты застрелили антифашиста. Сейчас какие-то хлопцы убили другого, и сказали, что он был геем, поэтому они его и убили. Потом будут убивать ещё за что-то. Этих убивают за то, что у них глаза косые, или, наоборот, круглые. И так все будут убивать друг друга. И эта стрельба, и калечат, и избивают… И ведь избивают не за то, что ты произвёл действие какое-то… Просто за то, что ты по-другому думаешь, ровно за то, что ты проповедуешь другие взгляды, к тебе могут прийти. А могут просто так на улице хлопнуть. И вот это меня страшно волнует. Уже много лет я делаю такие работы, среди прочего, веду серию. Она называется «Мишени». Это плоскостные изображения, часто перпендикулярно вставленные одна плоскость в другую. Я себя ощущаю такой же мишенью. Поэтому у меня к этому личностное отношение.

С чем вы связываете запрет на установку памятного знака?

Всё это было очень странно. Ирина связалась с этим Комитетом, сказали, что мы должны подать заявку, и в первую очередь будет решаться технический вопрос. Он заключается в следующем: так ли значимо это событие, чтобы в память о нём в Москве посвящать место, время и ставить памятный знак. Заявка была подана и нам должны были ответить четырнадцатого мая есть в этом надобность, или нет. В интервью РИА «Новости» вдруг было заявлено, что заявку отклонили по совершенно удивительным основаниям. Потому, что «мы не дадим делать колумбарий из Москвы, мы не дадим кладбища делать». Отклонили потому, что это будет лежать на тротуаре и мешать прохожим, что это будут осквернять фашисты или кто-то ещё, что по этому будут топтаться. И ещё был совершенно «замечательный» аргумент, что если каждому, в кого выстрелят, в Москве делать такие знаки, то следующим будет «дед Хасан»,

Дмитрий Рублёв

http://rabkor.ru/interview/2013/07/08/markelov