I

Теоретической базой анархизма служит отрицание государства. Эта предпосылка принимается всеми решительными противниками принципа авторитета. Но недостаточно заявить, что революционеры должны вести, в качестве первостепенной задачи, упорное и непрерывное наступление на этот орган тирании на службе привилегированного класса, который находит свое воплощение и сохраняется при всех изменениях системы рабства рабочего и подчинения гражданина власти повелителей. Этатизм существует даже в менее известных формах экономического порядка, будучи причиной и следствием эксплуатации человека человеком.

Мы привыкли видеть в государстве строго определенную организацию, неизменную и подчиняющуюся определенной цивилизационной концепции. Мы полагаем, будто оно существует потому что существует капитализм, которые придает ему его экономическую основу и нынешнее юридическое обоснование, и что достаточно лишить капиталистов их привилегий, чтобы исчез и сам принцип авторитета, который поддерживает всю государственническую конструкцию. Хорошо известно, что любое изменение экономических условий общества меняет структуру государства, но это не приводит к исчезновению природы этатизма.

Существует тесная связь между тем, что, в среднем, может народ, и теми юридическими, политическими и социальными формами режима, который он терпит. точно так же существует неизбежная параллель между оборонительной способностью пролетариата и наступательной мощью капитализма. Государство подвержено изменениям под нажимом непрерывной игры революций и реакции; оно видоизменяет свои внешние аспекты под давлением сил, которые представляют противоположные полюса общественной динамики, становится сильнее или слабее, в зависимости от импульса, подаваемого течениями общественного мнения.

Но политические изменения не меняют по сути порядка вещей, так же как положение грабителя не меняется с узаконением грабежа. При демократии лишь еще больше усиливается юридический принцип государства, и рабочий превращается в гражданина, иными словами, становится сознательным винтиком государственной машины. При государственническом социализме проявляется стремление к слиянию всех властей в единый и абсолютный организм: политика и экономика, искусство и наука, идеи и потребности объединяются в один единый орган господства. И, под влиянием марксистских теорий, которые сводят человека к условиям существования машины, пролетариат усваивает все предрассудки окружения и даже начинает думать, будто его счастье состоит в том, чтобы просто отнять у нынешних хозяев те привилегии, которыми они обладают.

Чтобы отринуть государство, необходимо отвергнуть марксистскую идеологию. Именно в этом состоит теоретический фундамент анархизма. Но способен ли синдикализм, будучи марксистским в экономике, даже если он отказывается от политики и отрицает полезность государства, сам претендовать на организацию будущего общества? Разве профсоюз не является недавним по времени органом, связанным с экономическим фактором, законным дитятей капитализма, который вливает в его нутро, вместе с отчаянием покорных, фермент новой несправедливости? С простой экспроприацией капиталистов еще не разрушается сам капитализм. Если для рабочих сохранится старая экономическая машина и сохранятся усложненные зубчатые колеса индустриализма, если они не будут обладать достаточной способностью к разрушению этой социальной организации в самих ее исторических основах, то после революции они вернутся к тому же самому исходному пункту. Из профсоюза разовьется государство, поскольку для того чтобы регулировать производство и потребление потребуются официальные органы, директорский корпус, технические службы, которые мало помалу начнут выполнять роль политических и экономических органов, разрушенных революцией. Классовая ошибка состоит не только в сохранении деятельности нынешних капиталистических учреждений, но и в их продолжении под другим именем. И синдикализм, понимаемый как экономическая система будущего, претендующий на контроль и руководство капиталистической экономикой после революции, предполагает необходимость государства, которое сам же отрицает в теории, что обличает его авторитарную природу.

II

Если мы обнаруживаем сходство политико-экономических следствий в доктрине марксистских партий и профсоюзов, которые вращаются вокруг влияния социал-демократии, то речь идет о том, что те и другие делают в настоящее время и что они планируют на будущее. Но это не означает, что мы смешиваем синдикализм с простой профессиональной организацией. Партии – это политические силы, которые в действительности вырабатывают будущих негодяев: это инструменты господства в руках группы амбициозных лиц.

Напротив, профсоюзы, которые следуют курсом, независимым от государственнических замыслов, представляют из себя постоянный фермент революции, как раз потому что, действуя в экономической сфере, они следовать ходу повторяющихся кризисов капитализма. Констатация того, что рабочий профсоюз открывает широкое поле для революционной пропаганды и служит великолепным средством для того, чтобы вести борьбу трудящихся, объединяя в себе их лучшие элементы для серьезного сопротивления капитализму и государству, не должна приводить нас к крайности – восприятию его как социальной теории, независимой от различных общественных тенденций. Синдикализм – это не корпус выдвинутых доктрин: он не самодостаточен, как пытаются заставить нас поверить чистые синдикалисты. Он может открывать революционные возможности, как действие сил, отвечающих требованиям необходимости; но его содержанию недостает идейной однородности, и он склонен рассыпаться при первом серьезном столкновении, проистекающем из столкновения мнений.

Необходимо всегда учитывать взаимосвязь между рабочим движением и развитием капитализма. Профсоюзы изменяют свою тактику по мере того, как развивается индустрия и растет власть крупных финансовых групп. Возникновение трестов порождает трестовскую форму профсоюзного движения, которую теоретики классовой борьбы считают необходимой для защиты завоеваний наемных работников. И этот феномен показывает, что профсоюз не столько определяющий фактор тактики борьбы, сколько сам определяется эволюцией капитализма. Как же, с учетом параллели между индустриализмом и рабочими организациями, основанными на индустриально-отраслевом типе, что подразумевает подчинение наемного работника сиюминутной необходимости и, как следствие, периодическим кризисам капитализма, – как же тогда профсоюзы могут сами по себе совершить широкую социальную революцию?

Из революционного движения может вырасти изменение в направлении капиталистической экономики, с превращением рабочих профсоюзов в органы контроля над отраслями промышленности, экспроприированными у тех, кто ныне присвоил их себе. Более того, существует опасность того, что синдикализм, приспособленный к нуждам и механизмам буржуазной цивилизации, сохранит в действии политическую машину государства. Мы не занимаемся предположениями. Мы выводим эту возможность из фактов и теорий, которые формулируют некоторые анархисты, находящиеся в плену иллюзий синдикалистской революционности. Вот почему мы говорим, что безрассудно возлагать на орган защиты, приспособленный к фактам и нужда сегодняшнего дня, послереволюционные функции.

Синдикализм родился вместе с капитализмом – как и политические являются отростками государства – и должен исчезнуть вместе с ним. В противном случае, капиталистическое наследие будет подхвачено кастой избранных выходцев из рабочего класса, точно так же как буржуазия унаследовала привилегии феодальных сеньоров и дворян, побежденных революцией минувшего века. Мы не хотим сказать тем самым, что отрицаем революционную значимость профсоюза. Чего мы не принимаем, так это ту историческую функцию, которые ему приписывают так называемые чистые синдикалисты и анархисты – сторонники нейтральности профсоюзов, потому что мы убеждены, что организация жизни при коммунизме должна работать, разрывая железное кольцо индустрий, то есть, возвращаясь к источникам сообщества, чье выражение невозможно обнаружить в современном капиталистическом хаосе.

Революция может вырасти из игры событий, в момент кризиса, наподобие того, какой сотрясал Европу после великой войны. Предположим, что наиболее активные силы состоят в профсоюзах, и инициатива принадлежит организованным трудящимся, а не авангардной политической партии (к примеру, большевикам) – гарантирует ли это триумф трудящегося класса? Утверждается, что эту миссию могут осуществить профсоюзы. Но надо иметь в виду, что в рабочем движении действуют силы, расходящиеся в оценках революционных действий, и экономических реалий недостаточно для того, чтобы обусловить коренную смену капиталистической системы. Вот почему мы рассматриваем профсоюз в качестве инструмента борьбы в нынешнем обществе, но не обладающего достаточными доктринальными элементами для того, чтобы организовать жизнь после революции.

III

Не существует доктрины рабочего движения, независимой от политических, религиозных, моральных и экономических тенденций, которые берутся человеком как материал для оценки, чтобы оправдать или отвергнуть смысл существования социальных привилегий власти, государства, буржуазии. Существует мобильный материал – необходимо бороться за кусок хлеба, и эта борьба подчинена различным и прямо противоположным истолкованиям.

Чистый синдикализм, несмотря на тот культ, которым его сторонники окружают все революционные посылки, есть набор негативных теорий. Исторически профсоюзы идут дорогой, размеченной вехами индустриального прогресса. В настоящее время он выполняет лишь задачу заботиться об улучшении материальных условий, не обращая внимания на обоснование этической проблемы, а потому при этом и возникает столь устрашающее расхождение мнений, чувств, идеологий. На какой же основе могут синдикалисты осуществить радикальную смену капиталистической системы, если они сами обладают лишь экономическим методом индустриальной техники, органической программой, повторяющей при иных обстоятельствах старые либеральные и реформистские программы?

Чтобы понять весь абсурд, в который впадают анархисты, ограничивающие революцию сменой ролей в трагедии мира, необходимо попытаться стряхнуть с себя миражи капиталистической цивилизации и увидеть в истории событие, в большей мере отождествляющее индивид с природой. Привыкшие приспосабливать наши желания к нуждам сегодняшнего дня, влюбленные в материальный процесс, который делает жизнь приятнее, когда нам перепадает часть выгод от него, будучи, каковы мы есть, детьми этой железной цивилизации, мы не в состоянии интерпретировать жизнь вне ограничивающих нас рамок и вне все большего гнета под стальной пломбой индустриальных городов.

Отсюда и эта идеология буржуазного экономизма, приукрашенная абстракциями марксистскими политиками, которые нацеливают действие пролетариата на достижение сиюминутных интересов и подчиняют процесс революции росту индустрии, игре финансов и производительной мощности социальной системы, основанной на расточительности и отсутствии равенства в распределении. Индустриализм – это раздувание потребностей, потому что наиболее производительные отрасли индустрии служат роскоши, праздности, чувственности и войне. И следуя вере в то, что любой прогресс полезен – поскольку швыряет куски хлеба голодным и дарит наслаждение умирающим от скуки и обжорства – трудящиеся гонятся за химерой получить возможность управлять машиной, которая рвет их на куски, питая темное и мстительное желание швырнуть между жерновами монстра нынешних обладателей привилегий. Средний менталитет рабочего воспринимает такое изменение функций экономической машины как нечто естественное.

Синдикализм индустриализируется, то есть шаг за шагом следует за ростом индустрии, усваивает потребности, создаваемые праздной буржуазией, ищет в капитализме оружия для подготовки революции. А трудящиеся сохраняют то, что помогают разрабатывать: они считают, что их сфера деятельности необходима, даже если работают на верфях и в военных арсеналах, отдают себя возведению тюрем или лишаются здоровья, работая с металлами, служащими для украшения хозяев.

Если современный рабочий отрывается от земли, если он все больше и больше превращается в раба индустриальной системы, если он не представляет себе иного решения, кроме обозначенного марксизмом, – какие революционные ценности может открыть нам синдикализм? Отсюда проблема, которую должны разрешить мы, анархисты. Экономическим реалиям и материалистическим заботам, которые преобладают в рабочем движении, мы должны противопоставить революционную концепцию. Как? Реагируя против влияния среды, борясь с классовыми предрассудками, демонстрируя, что человек должен начать освобождаться от оков так называемых потребностей.

Есть только одна потребность – жить, и эта потребность должна контролироваться разумом. Искусственность цивилизации делает всех людей рабами животных аппетитов: привилегированный не довольствуется своим обжорством, а голодный завидует тем, кто лопается от пресыщенности.

Наиболее чистый источник анархистской идеологии находится в коммунализме. Но об этом уже позабыло большинство революционеров. Сегодня говорят о коммунизме, но при этом не пытаются вскрыть историческую основу сообщества. Большевистские политики – коммунисты в теории. Синдикалисты предлагают нам рецепт индустриального коммунизма. У первых государство – центр тяжести абсурдной организации привилегий и каст, где человек теряет любой контакт с природой и превращается в простое колесико экономической машины, управление которой переходит в руки избранного меньшинства. У вторых централизованная организация всех отраслей индустрии представляет панацею коммунизма, лишенного всяких человеческих чувств, а рабочий является колесиком сложной машины, руководимой техническими бюро индустрии. Где же обнаруживаем мы сегодня выражение этого коммунизма, столь упоминаемого и игнорируемого? Только в деревне.

Рурализм открывает больше коммунистических возможностей, чем индустриализированный город. Жизнь в сельской местности свободна от тех забот, что делают из рабочего раба капиталистического режима. Остается только внушить париям земли идеалы преодоления. Либертарный дух, который вдохновлял первых пропагандистов анархизма. Для нас завоевание коммунизма возможна только с разрушением экономической машины, собранной буржуазией.

Профсоюз не может осуществить эту миссию, поскольку он является продуктом индустриального развития, воздействуя на следствия, а не причины капиталистической эксплуатации. Чтобы трудящиеся смогли осуществить эту разрушительную работу, необходимо, чтобы они обладали созидательным идеалом: чтобы они имели критерии суждений для осуществления тех социальных преобразований, которых жаждем мы, анархисты. И необходимо также, чтобы пропаганда анархистов в профсоюзе ориентировала действие пролетариата в соответствии с анархистско-коммунистической идеологией. А для этого надо начинать бороться с иллюзиями трудящихся, которые надеются завоевать свое счастье, превратившись в хозяев, экспроприировав капиталистов, но сохранив, вместе с духом капитализма, экономическую систему, порабощающую людей.

IV

В боях пролетариата проявляются три различных процесса: реформа, революция, консервация. Они соответствуют различным формам рабочего движения, которые истолковывают в различных идеологиях так называемую классовую борьбу. Первая питает идеологов марксизма. Социалистические партии стремятся к реформе социального режима, чтобы консервировать государство и экономическую машину, построенную капитализмом. В историко-материалистической тенденции не существует революционного импульса, поскольку история подчиняется хронологическому методу, который переносит на настоящее, как и все повторяющиеся вещи, противоречия, унаследованные от прошлого. В этом вкратце суть всей революционной теории Маркса, его учеников и продолжателей.

Когда чистые синдикалисты возводят профсоюз в последнее слово истории – намереваясь замкнуть социальный процесс в этот экономический шаблон – они, сами того не желая, соглашаются с материалистическими заключениями марксизма. Они пользуются историческим методом Маркса для объяснения процесса развития человеческих обществ и пытаются с помощью прошлого выработать теорию на будущее. Уйти от этого вопроса невозможно. Политическая реформа не меняет порядок материальных факторов, которые предопределяют экономическое рабство свободного гражданина...

Но следует также учитывать то, что реформизм выражается не только в формах власти – в изменениях, которым подвержена юридическая структура государства, – но имеет и известные проявления в передаче богатств и привилегий, присвоенных меньшинством. Феодальные сеньоры и владетельная знать были вынуждены допустить к своему столу буржуазный класс, завладевший политической властью. Революция 18 столетия нанесла смертельный удар феодализму. Но социальная проблема осталась не затронутой этим переходом власти и титула собственности в другие руки.

Может ли пролетариат посредством силового акта, который передаст ему контроль над капиталистической машиной, разом устранить все классовые и кастовые различия? Не окажется ли куда более возможным то, что, с применением исторического метода марксистов, в его недрах возникнут новые привилегированные и новые управляющие, которыми станут как раз политические шефы или профсоюзные функционеры?

Говоря о чистом синдикализме, мы хотим подчеркнуть значение подчинения этой анти-идеологической тенденции материальным факторам, – подчинения, с которым согласно немалое число анархистов. Нейтральный профсоюз, то есть такой, который принимает во внимание только борьбу классов, зависит от процесса, которому следует капитализм. В организационном отношении это карикатура на индустриальную организацию. Его сила связана с наступательным потенциалом капитала, и он силен лишь тогда, когда буржуазия ослаблена.

Марксисты, в соответствии с т.н. исторической наукой, считают реальным завоевание политической власти, в результате народного потрясения либо используя орудие выборов. Они считают возможным придти к демократии, сохранив существующую экономическую организацию, поскольку вверяют государству задачу контролировать развитие реформированного общества.

Утверждают, что революционный синдикализм должен преследовать цель разрушения государства. С негативной точки зрения, это так. Государство – это юридическая организация, которая устанавливает нормы для жизни человека. И фундамент государственничества не в абстрактной политике; он находит свое материальное воплощение в экономическом взаимодействии. Если синдикалисты отрицают необходимость государства, но в то же время вручают рабочим профсоюзам миссию организовать общественную жизнь на следующий день после революции – что предполагает продолжение функционирования экономической машины – они что, не понимают в действительности основы системы, связанной со своими классовыми интересами и поэтому обладающей исполнительной силой, законами, авторитетом и привилегиями?

Опасно наделять профсоюзы послереволюционными функциями. Так же опасно, как доверять задачу организации жизни в ходе или после революции политической партии, совету или учредительному собранию. Чтобы поднять значение действия пролетариата, мы, анархисты, должны нести в профсоюзы наши идеи. Воинственность анархистов в рабочем движении послужит противовесом господству марксистских политиков и, что еще важнее, поможет разрушить в умах рабочих веру в социалистические формулы, которые соответствуют тому же самому историческому абсурду: сохранению капиталистического режима, используя метод подрыва, который оставляет в стороне суть проблемы человека, ибо сохраняет изначальные причины человеческого рабства – политическое государство с его суррогатом, экономическим государством нейтральных синдикалистов.

(Перевод В. Дамье)

https://es.wikisource.org/wiki/La_oposici%C3%B3n_al_marxismo_en_el_movim...