Публикуем перевод на русский язык критической рецензии на книгу модного среди современных "леваков" теоретика Дэвида Грэбера. Текст написан известным американским анархистом Уэйном Прайсом. Мы не во всем согласны с автором рецензии, в частности, отвергаем некоторую используемую им  терминологию (понятие "демократия" для характеристики либертарного общества и заимствованный из марксизма термин "взятие власти" для обозначения анархистской социальной революции с уничтожением всякой политической власти и ее заменой системой всеобщего самоуправления). Тем не менее, мы считаем данную Прайсом революционную анархистскую критику реформистских веяний в либертарном движении весьма ценной и полезной.

ФРАГМЕНТЫ РЕФОРМИСТСКОГО АНАРХИЗМА

Обзор книги Дэвида Грэбера "Фрагменты анархистской антропологии" (2004)

Этот обзор посвящен набору разрозненных мыслей об анархизме, антропологии и академических исследованиях. Дэвид Грэбер высказывается против необходимости революционной конфронтации с государством и его возможного свержения. Вместо этого он выступает в пользу постепенного подхода, который оставляет государство в одиночестве.

В попытках выстроить анархистскую теорию естественен интерес к антропологии. Антропология демонстрирует, что на протяжении большей части существования человечества люди жили в безгосударственных и нерыночных обществах. Люди не столько следовали некоей "человеческой природе", сколько проявляли большую гибкость в своем взаимодействии и своей организации. Анархисты занимались изучением этих антропологических данных, как, например, Гарольд Барклай в работе "Люди без государства. Антропология анархии" (Н. Barclay. People without Government: An Anthroplogy of Anarchy. London, 1990. См. также: Н. Barclay. Culture and Anarchism. London, 1997). Когда речь заходит о понимании государства, рынка и семьи, то даже марксисты обращаются к антропологическим данным, как это делал Энгельс в своем классическом "Происхождении семьи, частной собственности и государства" (эта работа, разумеется, устарела, но остается интересной, – см. предисловие Элеанор Берк Ликок к нью-йоркскому изданию 1972 г.)

Но небольшая книжка антрополога Дэвида Грэбера – нечто иное. Она не исследует политические и экономические структуры охоты, собирательства и огороднических обществ, чтобы показать. что уже существовала практика, близкая к анархии, и как общества без правителей принимали решения и поддерживали порядок. Если вы ищете этого, вам стоит почитать Барклая (которого Грэбер, как это ни странно, ни разу не упоминает). Вместо этого он предлагает "ряд мыслей, набросков потенциальных теорий и маленьких манифестов", которые, как он надеется, когда-нибудь войдут в "корпус радикальной теории". Итак, мы имеем дело с "фрагментами".

"Почему среди академической публики так мало анархистов?"

Эти разрозненные мысли собраны в небольшой книге (105 страничек). Сюда включены короткие и (сравнительно) длинные комментарии. Например, он поднимает вопрос о различиях между анархизмом и марксизмом как движениями. Это важная тема, которая показывает различные пути связи анархистов и марксистов со своими "основателями". Другой отрывок включает фрагмент о демократии и консенсуме. Как и я, Грэбер рассматривает анархизм как форму прямой, радикальной демократии, в отличие от тех анархистов, которые демократию отрицают. Он поднимает и другие элементы тем.

Однако в основном фрагменты в этой книге посвящены двум главным темам. Первая – та, с которой он начинает книгу: "Почему среди академической публики так мало анархистов?" В США в колледжах и университетах работают тысячи марксистов, но анархистов – всего горстка. Грэбера особенно беспокоит отсутствие анархистских профессиональных антропологов, то есть, его область, но он ставит вопрос и в отношении других академических областей, таких как политология, социология, экономика или литературоведение.

Грэбер полагает, что это, возможно, связано с анархистской ориентацией на действие, а не на теорию. Более того, он полагает, что анархистская мысль не слишком годится для колледжей и университетов, в отличие от марксизма. Анархизм слишком бунтарский, слишком идет "снизу", считает он, чтобы хорошо чувствовать себя в академических учреждениях. Возможно, и это верно, хотя есть и известные профессора-анархисты.

Как бы то ни было, есть и куда более простая причина сравнительно малого числа профессоров-анархистов, в отличие от марксистов, и Грэбер эту причину не учитывает. Большинство из современных марксистских профессоров в США стали радикалами в 1960-х – 1970-х гг., когда главным течением радикализма был марксизм-ленинизм. Это было вызвано симпатиям к правительствам Кубы, Северного Вьетнама и Китая, которые, как казалось, боролись с западным империализмом во имя марксизма. Многие молодые люди стали радикалами, а затем неминуемым образом постарели (!) Когда радикализм отмер, слой ленинистов отправился преподавать в школы и вузы ("академию"). Не так давно началась новая волна радикализма. На сей раз марксизм-ленинизм уже не пользуется такой привлекательностью, из-за коллапса Советского Союза и событий в Китае. Многие молодые люди становятся радикалами как анархисты. Они еще слишком молоды, чтобы получить степени – те, кто это сделают. Так что просто слишком рано ожидать, что марксистские профессора будут сменены волной анархистских профессоров.

Лично я не считаю нехватку профессоров-анархистов столь уж важной или интересной темой, что, разумеется, не означает, что автор не может писать, о чем он хочет. Уже после написания этой книги Грэбер был попросту "выставлен" (фактически уволен) с должности ассистента-профессора антропологии Йельского университета. В этом увольнении с отделения антропологии Йеля, вероятно, сыграли свою роль и его анархистские взгляды. В конфликте с Йелем он заслуживает нашей поддержки.

Реформа или революция?

Грэбер демонстрирует слабость анархистской ориентации на антропологию. Он стремится показать преемственность между современным обществом и локапиталистическими, доиндустриальными обществами. Это ценно. Но для радикального изменения в нашем обществе требуется конкретный анализ современного мира, особенно природы государства и классовой структуры капиталистического общества. Аргументы в пользу революции основаны на природе буржуазного государства и капиталистического правящего класса, равно как на силе и слабости трудящегося класса при капитализме. Этими вопросами антропология не занимается.

Грэбер отвергает концепцию революции трудящихся, не делая никакого анализа правящего класса или государства. Он отвергает идею революции по модели Американской, Французской, Русской или Венгерской 1956 года. Он отвергает революционные перспективы Маркса, Бакунина, Кропоткина, Люксембург, Малатесты и Гольдман. Он глумится смеется над народными восстаниями как "апокалиптической революцией" (с.19) или "разрывами-катаклизмами" (с.44).

Единственный теоретик революции, которого он обсуждает, – не Маркс и не Кропоткин, а Жорж Сорель. Сорель был элитаристом, который стал прото-фашистом. В отличие от утверждений Грэбера, никаким влиятельным анархо-синдикалистом Сорель не был. По преимуществу маргинал, он испытал влияние анархо-синдикализма, но сам на него не повлиял. Грэбер сосредотачивается на Сореле, а не на Люксембург или Малатесте, для того чтобы дискредитировать революцию.

Грэбер заявляет, что "революционеры... все больше прекращают даже говорить о взятии власти" (с.2). "Революционное действие не обязательно должно иметь целью опрокинуть правительство" (с.45).

Он не проводит различий между "взятием власти" и "взятием государственной власти". Взятие власти означает, что трудящиеся и угнетенные сметают государство ("опрокидывают правительства") и берут в свои руки общество, развивая его по новому, радикально демократическому пути, используя объединенные в федерации советы и ассамблеи на рабочих местах и в кварталах. А вот "взятие государственной власти" для анархиста – это нечто совсем иное. Оно означает создание нового государства – отчужденной от общества бюрократической машины, с особым слоем полиции, армии, чиновников и политиков. Революционные анархисты должны быть за взятие власти угнетенными, но против установления нового государства.

Грэбер подчеркнуто анти-революционен. Он приводит два аргумента против "курса на бросание вызова власти (это обычно ведет к бойне, или же, если нет, то ведет к превращению в такой же – если не еще более отвратительный – вариант того же самого, чему до этого бросали вызов)" (с.61). Это обычные либеральные аргументы против революции. Либералы согласны с консерваторами в том, что правительство не должно быть опрокинуто, а трудящиеся не должны брать власть. Меньше всего они хотят, чтобы трудящийся класс взял власть! Чтобы оправдать свою позицию, либералы, подобно Грэберу, выражают страх перед убийствами или новой тиранией.

Боязнь стать жертвами "бойни" должна быть аргументом в пользу того, чтобы совершать революции, которые закончатся успехом, а не против революций вообще. Конечно, революция может потерпеть поражение – равно как и борьба за реформы. Но некоторые из самых страшных боен произошли как раз тогда, когда люди не смогли совершить революцию, потому что следовали исключительно реформистским программам. Нацизм пришел к власти после краха реформистской, постепеновской политики германских социал-демократов. Пиночет захватил власть в результате реформистской политики Альенде в Чили 70-х, которая разозлила богачей и военных , но не грозила их свержением.

Что касается опасности "превращения в еще более отвратительный вариант того же самого, чему до этого бросали вызов", то это предполагает, что революции никогда не приносили никаких улучшений. Однако Американская революция создала буржуазную демократию, расширив свободу для многих людей. Французская революция дала землю крестьянам, что заложило основу для возможной буржуазной демократии. Разумеется, ни одна из революций не создала самоуправляющееся социалистическо-анархистское общество. Но и ненасильственные реформистские стратегии также этого не сделали. Ничто этого не сделало. Это не причина для отказа от революции или для веры в то, что реформистские стратегии будут работать лучше. По сути, это циничная вера в то, что угнетенные неспособны избавиться от старых правителей и управлять обществом самостоятельно. То, что тенденция восстановить старый авторитаризм в ходе революции существует, правда. Именно поэтому анархистам необходимо организоваться для того чтобы вести среди людей борьбу за либертарное самоуправление (см. M. Bookchin. Post-Scarcity Anarchism. 2nd ed. Montreal; Buffalo, 1986).

Вместо революции, Грэбер ратует за неконфронтационную политику постепенного, мирного изменения путем нарастающих шагов, выстраивая альтернативные институты вокруг государства и рынка. "... Вопрос теперь в том, как нейтрализовать сам государственный аппарат, при отсутствии политики прямой конфронтации...Вероятно существующие государственные аппараты будут постепенно сокращены до украшения витрины... Стоят времена, когда самое глупое, что только можно сделать, – это поднять красно-черный флаг и выпускать дерзкие декларации. Иногда самая разумная вещь – это просто не претендовать на то, чтобы что-то изменить, позволить официальным представителям государства сохранять свое достоинство, даже появляться в своих офисах и заполнять формуляры, но просто игнорировать их" (с.62–64). Причем он предлагает это не "иногда", а для большей части времени, быть может – и всегда.

Грэбер выражает свое согласие с итальянскими автономными марксистами (Негри и др., – перевод.), которые выступают за "революционный "исход"... Наиболее эффективный путь оппозиции капитализму и либеральному государству – не путем прямой конфронтации, но посредством... массового отступничества со стороны тех, кто хотят создать новые формы сообщества..., ускользая от хватки [власти], из полета, дезертирства, создания новых сообществ" (с. 60, 61).

В качестве доказательства того, что это сработает, Грэбер приводит примеры из области антропологии, особенно из собственного опыта. Согласно Грэберу, в 1980-х гг. вездесущее государство испытало почти коллапс из-за финансового кризиса. Государство прекратило оказание большинства услуг или вмешиваться в жизни людей через полицию. Мальгаши прекратили платить большинство налогов. Люди пошли в правительственные офисы и заполняли официальные бланки, но в остальном игнорировали государство. "В некотором смысле это и было революцией" (с.33).

Однако, добавляет он, "как долго это могло продолжаться – это уже другой вопрос; это был весьма хрупкий, слабый вид свободы. Многие подобные анклавы испытали коллапс... Другие выжили" (с.33).

Этого недостаточно, чтобы быть рекомендованным в качестве стратегии. Такое может сработать в бедной, угнетенной стране – в период экономического кризиса – в маргинальной части страны – на короткий период. Но более индустриальные, централизованные страны, которые ближе к центру мирового империализма, с мощно милитаризованными государствами не откажутся от власти так легко. Правящий класс не позволит отобрать свои богатства и власть даже самыми ненасильственными и демократическими методами. Его члены не так глупы, чтобы не понять, что такое методы "исхода" – и будут противостоять им всеми силами своих государств.

Антрополог Барклай ссылается на "очевидную анархистскую истину о том, что государство – это институт, который добровольно не отречется от своей власти. Те, кто стоят у власти..., станут действовать с тем, чтобы задавить любую ощутимую угрозу своим позициям. Государство в современном капиталистическом обществе... может с охотой терпеть... кредитные союзы и кооперативы... Эта поддержка быстро превратится в подавление, если подобные движения станут угрозой для интересов банков и корпораций страны" (H. Barclay. People without Government; An Anthroplogy of Anarchy. London, 1990. C.143).

И Грэбер признает это! В одном месте в своей книжке Грэбер говорит о том, что попытки создать новый, лучший мир "будут встречены упорной и, в конечном счете, насильственной оппозицией со стороны тех, кто извлекает выгоду из большинства существующих мер" (с.1–2). Конечно, будут. Именно поэтому мы и выступаем за революцию. Такое признание со стороны Грэбера полностью противоречит его стратегии постепенных, неконфронтационных изменений.

Позвольте мне привести пример из истории, а не антропологии. Во введении к книге о донацистской Германии Даниэля Герена переводчик отмечает: "В Германии... принадлежность либо к Социал-демократической партии..., либо к Коммунистической партии... была частью культурного, а не только чисто политического сообщества. Каждая партия гордилась целым рядом служб и институтов, которые охватывали миллионы членов от колыбели до могилы: местными проектами в сфере здравоохранения, помощью и благотворительными работами; образовательными программами; музыкальной, театральной, кинематографической и литературной деятельностью; спортивными клубами; дачными поселками; программами туристического обмена; библиотеками; клубами для детей различного возраста; женскими организациями; сетью местных, региональных и общенациональных газет и журналов; жилищными кооперативами; и отрядами самообороны" (Robert Schwartzwald in: D.Guerin. The Brown Plague: Travels in Late Weimar and Early Nazi Germany. Duham; London, 1994. P.23).

Это свидетельствует о том, что политическое движение трудящегося класса может создать сеть альтернативных институтов внутри капиталистического общества и против него. Однако после того, как в 1933 г. нацисты пришли к власти, все эти институты были уничтожены за какие-нибудь два или три месяца. Они были или задавлены, или влиты в нацистские организации. Не сумев совершить революцию, германский трудящийся класс столкнулся с усилившимся капиталистическим государством, которое уничтожило все его институты и устроило бойню против его лидеров и членов. Альтернативных институтов недостаточно. Необходимы конфронтация и революция.

Можно сравнить стратегию Грэбера со стратегией, которую предлагал Мюррей Букчин, говоря о почти-революции во Франции в мае-июне 1968 г. Это было восстание, которое началось в университетах и распространилось на фабрики и почти на все сферы общества. В этой индустриальной, современной капиталистической стране разразилась всеобщая стачка. Букчин утверждал: "Сможет ли это сметающее движение превратиться в полную социальную революцию, зависело от одной вещи: станут ли рабочие не только захватывать заводы, но и работать на них?" (M. Bookchin. Post-Scarcity Anarchism. 2nd ed. Montreal; Buffalo, 1986. Р.285). Это смело бы вон капиталистический класс и его систему.
Что касается армии и полиции, "если бы работники оружейных предприятий не только захватили их, но и работали бы там на вооружение революционного народа, если бы работники железных дорог доставили это оружие революционному народу в городах, населенных пунктах и деревнях, если бы комитеты действий организовали вооруженные милиции – тогда... вооруженный народ... вступил бы в конфронтацию с государством" (Р.289). Он верил в то, что массы мобилизованных не станут стрелять в народ, и думал, что должным образом организованный революционный народ сможет отразить ядро контрреволюционных сил. Букчин считал, что анархистским группам необходимо вести борьбу за такую программу.

В отличие от тогдашнего Букчина, Грэбер отвергает революцию, свержение правительств или даже конфронтацию с ними. Его программа постепенна, ненасильственна, неконфронтационна и оставляет государство в одиночестве.

Правда, он неоднократно называет эту перспективу "революционной". Это своеобразное использование слова "революционный" для описания нереволюционных реформ. Разумеется, мы можем использовать язык, как захотим: мы живем в полусвободной стране. Но использование слов для обозначения обратного тому, что они обыкновенно означает, не идет на пользу дискуссии.
Говоря о "революции", Грэбер, вероятно, имеет в виду свое желание изменить общество полностью... в долгосрочной перспективе. Я не сомневаюсь, что он честен в этом своем желании. Но исторически все, кто хотел полностью изменить общество путем постепенных, нарастающих, неконфронтационных мер, назывались "реформистами". Сюда входили британские фабианцы, французские поссибилисты, германские ревизионисты и русские меньшевики. Те же, кто вообще не хотел изменять общество в глубоком смысле, были не реформистами, а либералами. Что бы он ни думал о самом себе, Грэбер, по большей части, реформист.

Вот, например, Грэбер предлагает программу из трех пунктов, призванную "облегчить глобальную бедность", а, по сути, намереваясь ликвидировать ее:

– "немедленное списание международного долга..."

– "немедленная отмена всех патентов и прав интеллектуальной собственности..."

– "устранение всех ограничений и глобальная свобода поездок и местожительства"

– "Остальное в значительной степени позаботится о себе само" (с.78).

Грэбер знает, что подобная программа "нереалистична" в том смысле, что богатые и могущественные люди мира никогда не станут ее применять. Но он, как кажется, верит, что такие требования (все из которых я поддерживаю), будучи действительно осуществлены, действительно покончат с мировой бедностью. Он не понимает, что мировой капитализм основан на эксплуатации, выкачивании прибавочного труда из трудящихся мира. Даже если такая программа будет (волшебным образом) претворена в жизнь, это не изменит международный капитализм. Она не остановит бедность в мире и эксплуатацию. Это – либеральная фантазия.

Заключение

Как отмечает Грэбер, его вера в постепенную и мирную "революцию", которая не бросает вызова государству, распространена среди анархистов и автономных марксистов. Было бы еще очень мило, если бы она работала. Я уже делал ранее обзоры взглядов других сторонников подобной перспективы, начиная с теории "Парекон" и кончая "открытым марксизмом" Холлоуэя (см.: W. Price. Parecon and the nature of reformism. A review of Robin Hahnel "Economic Justice and Democracy" – http://www.anarkismo.net/newswire.php?story_id=737&search_text=Wayne%20P... W. Price. An Anarchist Review of "Change the World without Taking Power" by John Holloway – http://www.anarkismo.net/newswire.php?story_id=3778&search_text=Wayne%20...).

Проблема с Грэбером не в его исследованиях по антропологии; они ценны. Проблема в его приверженности реформизму. Такой подход не в состоянии предупредить трудящихся о том, что последовательная борьба даже за реформы вызовет конфронтацию с государством. Для Грэбера, долгосрочные революционные цели лучше всего завоевываются путем борьбы за реформы. Для революционных анархистов классовой борьбы, даже краткосрочные реформы лучше всего завоевываются ведением борьбы за революцию.

(Перевод КРАС-М.А.Т.)

Источник: http://theanarchistlibrary.org/library/wayne-price-fragments-of-a-reform...