В октябре 2015 г. исполняется 110 лет со времени первой всеобщей стачки в истории России. Это грандиозное революционное событие стало не только символом мощи и решимости трудящегося класса, но и одним из первых в ХХ веке примером того, как политические вожди и профсоюзные бюрократы предают экономическое протестное движение масс, переводя его в чисто политическое русло и затем сворачивая при получении "демократических" уступок от власть имущих.

Подъем забастовочного движения начался со стачки московских печатников в конце сентября 1905 г. Рост цен, безработица и хозяйственные проблемы, связанные с Русско-японской войной и общей нестабильностью, "съедали" повышения зарплаты, и это толкало трудящихся на все новые и новые частичные стачки. При обсуждении ситуации в нелегальной профорганизации печатников меньшевики призывали отложить выступление до дня созыва будущей Государственной думы, которое уже было обещано властями. Но рабочие, которых социал-демократы как большевистского, так и меньшевистского направлений позднее клеймили как "несознательных", "чистых экономистов" и "прошедших зубатовскую школу", решили иначе. Они настояли на объявлении с 19 сентября экономической забастовки, выдвинув требования, предполагавшие повышение их заработков на 12%. К стачке наборщиков присоединились работники пекарен, недовольные невыполнением хозяевами соглашений, достигнутых после предыдущей забастовки в апреле. 24 сентября не работали уже также табачные фабрики, трамваи; начались манифестации и митинги протеста. Полиция и казаки нападали на демонстрантов; те давали вооруженный отпор.

25 сентября протестующие громили типографии, отказавшиеся примкнуть к забастовке. Народ штурмовал булочные и оружейные магазины. Происходили постоянные вооруженные столкновения между рабочими и полицейско-казацкими силами. 26 сентября забастовали московские металлисты. Бастующие рабочие создавали Советы уполномоченных делегатов от фабрик и заводов. К концу сентября забастовка охватила почти половину московских рабочих, некоторые железнодорожные мастерские. Городской транспорт остановился, не выходили газеты. 3 октября в знак солидарности с москвичами забастовали печатники Петербурга.

Трудящиеся требовали 8-часового рабочего дня, социального страхования, оплачиваемых отпусков. Но политические партии с самого начала стремились перевести движение из сферы борьбы с предпринимателями в политическое русло. В этом ключе были составлены забастовочные призывы социал-демократических парткомов Москвы и Петербурга.

20 сентября в Петербурге открылся Всероссийский съезд делегатов пенсионных касс железнодорожников. Он призвал к установлению 8-часового рабочего дня, присовокупив к этому и обычные политические требования, включая всеобщую амнистию и созыв учредительного собрания. Внезапно разнесся слух об аресте участников съезда полицией. Это и стало сигналом к стихийному началу стачки протеста "снизу". 3-4 октября в Москве вспыхнули волнения рабочих железнодорожных мастерских и кондукторов. 6 октября забастовали машинисты товарных поездов и телеграфисты Подмосковья. В тот же день с призывом к всеобщей забастовке с 7 октября выступили большевистские организации Москвы и Центральное бюро Всероссийского железнодорожного союза (ВЖС). Политические и профсоюзные лидеры выдвинули требования ликвидации самодержавия, установления демократических свобод, проведения свободных выборов и т.д. Экономические требования (включая 8-часовой день) как-то отходили в этом перечне на задний план.

С 10 октября забастовка стала разрастаться, распространяясь по всей стране вдоль железных дорог и захватывая другие отрасли промышленности. К середине октября бастовало уже около 2 млн. человек, в том числе 700 тыс. железнодорожников.

"... Впервые стало ясно многим..., что значит полная остановка железнодорожного транспорта в современном капиталистическом обществе, – отмечал советский историк М.Н. Покровский, который сам принимал участие в событиях. – Весь товарный оборот остановился. Все сроки платежей полопались. Никакие кредитные сделки не были более возможны... И день 17 октября... был днем самой полной остановки всей промышленности и всего транспорта. В это день шли телеграммы о всеобщей забастовке из Сосновиц на германской границе и из Асхабада Закаспийской области, из Одессы и Юрьева-эстляндского, из Тфилиса и из Казани, из Кургана за Уралом и из Новочеркасска Донской области. Бастовали уже не только железные дороги и фабрики, – бастовали средние учебные заведения и банки, адвокаты и судьи, служащие городских управ и чиновники контрольной палаты. Забастовочное настроение разносилось всюду, куда доходили рельсовая колея и телеграфная проволока. Вот две газетные телеграммы, которые можно считать типичными: "Тамбов, 14.10. Ощущается недостаток нефти, керосина и колониальных товаров. Забастовали железнодорожные мастерские и два завода. Учащиеся духовной семинарии, мужской гимназии и реального училища прекратили занятия. Заведения закрыты. Общее состояние тревожное". "Курган, 17.10. Сегодня последовало полнейшее прекращение работ служащими и рабочими станции Курган. Прекратили работы мукомольные заводы". Железнодорожники всюду подавали сигнал, и по железнодорожному свистку останавливалось всё...".

Движение охватило более 120 городов страны. Но трудящиеся не просто прекращали работу, они выходили на улицы, вооружались и вступали в бой с полицией и казаками. Повсюду возникали Советы.

Самое активное участие в стачке и протестах принимали анархисты. Они призывали не размениваться на политические требования, а придать стачке революционный характер. "Нужно объявить ВСЕОБЩУЮ СТАЧКУ, но стачку РЕВОЛЮЦИОННУЮ, нужно захватить город в свои руки", – говорилось в обращении группы "анархистов-общинников" "К рабочим города Петербурга". Активисты призывали не поддаваться на приманку политических уступок и "представительного правления", а сразу же, в ходе восстания, экспроприировать частную собственность и заменить власть "свободными артелями (коммунами)".

У правительства уже не хватало сил для того, чтобы справиться со столь широким, мощным и одновременным движением. На совещании с премьером Витте генерал Трепов (военный диктатор Петербурга) и военный министр заявили, что "в Петербурге достаточно войск для того, чтобы подавить вооруженное восстание, если таковое появится в Петербурге и в ближайших резиденциях государя, но что в Петербурге нет соответствующих частей, которые могли бы восстановить движение хотя бы от Петербурга до Петергофа". Даже на прием к царю министры вынуждены были добираться с огромным трудом. Режим пребывал в состоянии паники. Царь с семьей готовились на пароходе бежать из страны. Дядя монарха Николай Николаевич угрожал застрелиться, если император не пойдет на уступки призывам к конституции... В последней, почти безнадежной попытке спасти ситуацию царь, по предложению Витте, выпустил 17 октября знаменитый манифест, провозгласивший политические свободы и обещавший проведение парламентских выборов.

После этого политические и профсоюзные бонзы решили, что получили максимум возможного, и принялись всеми силами сворачивать забастовочное движение. 18 октября Московский стачечный комитет постановил прекратить стачку; затем такое же решение приняли Петербургский Совет, Центральное бюро ВСЖ и Московская общегородская партийная конференция. К 24 октября забастовка в большинстве районов страны прекратилась...

Поспешное прекращение стачки радостно восприняла российская буржуазия: она получила требуемые ею "демократические свободы" и, в то же время, сумела перевести стрелки рабочего гнева исключительно на самодержавие. Как вспоминал председатель Петербургского Совета Хрусталев-Носарь, "в октябрьскую стачку капиталисты не только не препятствовали рабочим митингам на заводах и фабриках, – они выдали большинству рабочих заработную плату в половинном размере за стачечные дни, а в некоторых предприятиях заработок был выдан полностью. За стачку никто не был рассчитан. На Путиловском и других заводах фабричная администрация выплачивала депутатам совета заработок полностью в те дни, когда они были заняты на заседаниях совета. Администрация Обуховского завода предупредительно предоставляла депутатам совета заводской пароход для поездок в город". Зато об экономических, то есть классовых требованиях рабочих все преспокойно забыли – и партийные политики, и предприниматели, и власти, и – на какой-то момент – сами трудящиеся, убаюканные победными реляциями приверженцев демократии и попавшие в эту буржуазную ловушку.

Правда, вскоре началось первое отрезвление. 27-28 октября металлисты Петербурга явочным порядком сами ввели 8-часовой рабочий день. Под этим нажимом снизу исполком Петербургского совета постановил с 31 октября начать борьбу за это на всех предприятиях города. Но предприниматели, оправившиеся после паники Октябрьской всеобщей стачки, уже успели согранизоваться и подготовиться. На забастовку столичных рабочих они ответили массовым локаутом 70 тысяч человек. Стачка была проиграна. Революционный рабочий Петербург был разбит, и это тяжелое поражение стало результатом "политической" переориентации рабочего движения...