Добро пожаловать в ад, леди

Любая женщина, хотя бы раз в жизни посещавшая массовые мероприятия вроде празднований Нового Года, Дня отца [1] или Карнавала, знает, что встреча с пьяными распаленными мужчинами не несет в себе ничего приятного. Впрочем, для этого не нужны даже никакие праздничные гуляния. Достаточно прогуляться по улице в субботу вечером или сходить на какой-нибудь популярный музыкальный фестиваль.

Так называемые "легитимирующие насилие нормы маскулинности", как выразилась в своем Твиттере бывшая министерка по делам семьи Кристина Шрёдер, в этих случаях демонстрируют свои самые отвратительные стороны и отравляют атмосферу вокруг. Любая деятельность в общественном месте, любая поездка на автобусе, любой поход в бар, любые 500 метров до дома могут превратиться в ад. Шумные мужские компании означают, что нужно перейти на другую сторону улицы, взять в одну руку телефон, чтобы в любой момент быть готов_ой вызвать полицию, а в другой руке зажать ключи, выставив один вперед. Сексуализированные нападения давно превратились в повседневность, а все эти меры – в рутину. Потому что быть женщиной, к сожалению, означает жить в постоянном страхе насилия.

Прошло три года с тех пор, как группа феминисток из Германии популяризировала в Твиттере хэштег #aufschrei (нем. "крик отчаяния, гневный протест"), под которым женщины рассказывали о своем опыте столкновения с сексизмом. [2] Они хотели нарушить табу, которое до сих пор мешает пострадавшим открыто говорить о дискриминации и сексуализированном насилии. Реакция СМИ отразила две вещи: с одной стороны, необходимость подобной общественной дискуссии, а с другой стороны, тотальное невежество в вопросах культуры насилия. Вместо того, чтобы вести конструктивный диалог, журналист_ки и целые редакции сочли более важным погрузиться в дискуссию об основах: действительно ли в Германии в 2013 году еще существует сексизм? Разве мы уже не преодолели патриархат? Разве гендерное неравенство не миф, выдуманный недалекими женщинами? И вообще, разве жертвы сексуализированного насилия и сексизма не хотят просто привлечь внимание к своей персоне? "Дебаты о сексизме" в мейнстримных СМИ проходили в таком стиле, с которым нашему обществу следовало бы распрощаться еще в 18 веке.

Та же самая Кристина Шрёдер, которая теперь внезапно оперирует терминами из области критики общественных структур власти, три года назад высмеивала эту феминистскую инициативу. Перед этим она выпустила книгу под названием "Спасибо, мы сами эмансипированы: прощание с диктатурой ролевых моделей" и, как и большинство ее коллег по Христианско-демократическому союзу, она представляла из себя типичный пример антифеминистичной политикессы. Но не так давно она все же присоединилась к клубу "правого феминизма", в который входят также Биргит Келле [3], Эрика Штайнбах [4] и Фрауке Петри [5], и из которого все чаще слышны высказывания против мужчин-мусульман и за мнимые права женщин. Как только на месте преступников оказываются не потенциальные отцы, мужья, братья, сыновья и друзья этих "феминисток", а "злые цветные мужчины", тогда их озабоченность благополучием немецких женщин становится просто безграничной.

"Госпожа #Меркель, восстановите закон и порядок!", – пишет в Твиттере Петри и тоскует о свободном от сексизма прошлом Германии, которого на самом деле никогда не было. Штайнбах тоже делает вид, что никогда раньше не слышала о сексуализированном насилии в общественном пространстве: "Ведь женщины теперь все чаще не могут просто пойти в любое место, в которое захотят", – выражает она свои опасения. Когда ей указывают на то, что такая ситуация была всегда, она отвечает: "Когда было нечто подобное? Приведите факты!". За всю свою 25-летнюю политическую карьеру она ничего не слышала о сексуальном насилии. Т_а, кто хочет игнорировать факты о насилии, может с легкостью это делать и обнаружить существование патриархата только после новогодней ночи в Кельне.

Несомненно, преступления, совершенные в Кельне в новогоднюю ночь, являются очередным доказательством того, как мало власти женщины имеют над своим собственным телом, и насколько они подвержены насилию со стороны мужчин. Группа организованных преступников использовала хаос на главном вокзале, чтобы ограбить множество женщин и при этом подвергнуть их сексуализированному насилию. На данный момент полиция получила более ста заявлений – часть по поводу краж, часть по поводу сексуального насилия. О преступниках практически нет никакой информации. По словам свидетель_ниц, они были мужчинами "североафриканской наружности" и, судя по всему, нетрезвы. Сколько точно их было, неизвестно. Полиция говорит, их могло быть трое или двадцать, некоторые газеты пишут о "тысяче беженцев". Был ли кто-то из преступников беженцем, нам пока что доподлинно не известно, точно так же нам не известно о происхождении преступников (после публикации статьи были оглашены некоторые цифры, которые свидетельствуют о том, что состав толпы был достаточно разнородным, и среди них было также несколько немцев и других европейцев, - прим. aitrus.info). Зато нам точно известно, что они не были светловолосыми, голубоглазыми, белыми.

Эта небольшая деталь не имеет никакого значения для переживших насилие женщин – нападения были чудовищны в любом случае. Однако для общественности эта разница кажется очень важной. Написала бы Биргит Келле такой же полный праведного гнева комментарий к событиям, если бы преступники были белыми? Были бы статьи в прессе настолько же объемными, если бы в прошлом каждое происшествие с высоким уровнем сексуализированного насилия получало столько же внимания?

По некоторым оценкам, число изнасилований на Октоберфесте составляет около 200 ежегодно – и это если не считать все остальные виды сексуализированного насилия. Из них в официальную статистику попадают единицы. [6] Было бы число поданных после новогодней ночи заявлений таким же высоким, если бы медийный интерес был бы таким же вялым, как в прошлом? Исходя из имеющегося опыта, можно предположить, что нет. Обычно подобные происшествия замалчиваются, женщинам не верят, им говорят, что они, наверное, сами были нетрезвы и поэтому посылали мужчинам "двусмысленные сигналы", а может быть, просто все выдумали.

Не имея официальной статистики подобных нападений в прошлые годы, сложно сказать, действительно ли речь идет о "новом масштабе преступности". Но одно очевидно: организованное воровство в толпе, будь то в местах скопления туристов, в клубах или на массовых мероприятиях, – такой же древний феномен, как и сексуализированное насилие. Будь то празднование Дня немецкого единства перед Бранденбургскими воротами, выступление хэдлайнера на рок-фестивале или палаточный лагерь активист_ок движения Оккупай: мужчины, алкоголь и толпа всегда были адской комбинацией.

Даже при наличии точных цифр, было бы сложно сделать однозначные выводы. Несмотря на огромное количество заявлений в полицию в Кельне, невозможно сказать, сколько на самом деле было пострадавших. Оценить число пострадавших женщин тяжело еще и потому, что для многих может быть крайне опасно идти в полицию и подавать заявление. Это может быть связано с проблемами с документами, признанием их женской гендерной идентичности или прошлым негативным опытом с расистским полицейским насилием.

Если бы кельнские события не служили воспроизведению расистского образа невинной белой женщины, которую нужно защитить от агрессивного мусульманского мужчины, эти происшествия вряд ли бы так широко освещались. Снова встает вопрос: чьи страхи общество принимает всерьез, а чьи страхи оно высмеивает? Правая оккупация феминизма людьми вроде Штайнбах проходит с такой легкостью, потому что безопасность женщин воспринимается всерьез только тогда, когда ее можно использовать во благо чьей-то расистской повестки.

В этом случае страх перед "маскулинизацией улиц" превращается в требование прекратить прием беженцев-мужчин. Большинство женщин, которые бывают на улицах, знают, что их маскулинизация являлась проблемой задолго до начала воображаемой исламизации запада.

Поддержание культуры насилия – заслуга вовсе не факта существования мужчин-беженцев, а выборочного внимания к свидетельствам потерпевших и виктимблейминг (обвинение жертвы) – вроде того, чем занимается обер-бургомистресса Кельна Генриетта Рекер со своими советами женщинам: "просто не подходить к мужчинам ближе, чем на расстояние вытянутой руки".

Правопопулистские псевдофеминистки – часть проблемы, а не ее решение. Как метко подметила одна блоггерка: "Видимо, пока пьяные в стельку мужчины, окружившие меня, являются чистокровными немцами, я могу себя чувствовать комфортно и спокойно в их компании". 

Hengameh Yaghoobifarah

Оригинал публикации: http://taz.de/Gewalt-gegen-Frauen/!5263311/

http://www.spiegel.de/kultur/gesellschaft/margarete-stokowski-ueber-sexu...

Примечания:

[1] В Германии День отца празднуется на сороковой день после Пасхи. Обычно устраиваются массовые мероприятия для мужчин (барбекю, рыбалка и т.п.), на которых употребляется огромное количество алкоголя.

[2] feministki.livejournal.com/2578530.html

[3] Биргит Келле – журналистка, выступающая за "новый феминизм без квот" и "женственный феминизм".

[4] Эрика Штайнбах – политикесса из партии Христианско-демократический союз, депутатка бундестага. Многократно выступала против правового уравнивания гомосексуальных и гетеросексуальных союзов.

[5] Фрауке Петри – председательница консервативной националистической партии Альтернатива для Германии.

[6] Эти цифры приводит журналистка Мария Россбауэр: www.taz.de/!5156348/. Focus приводит следующую статистику: "В 2013 году полиция получила два заявления об изнасиловании и еще 16 заявлений о других тяжелых сексуальных преступлениях. В 2012 году было 17 заявлений о сексуализированном насилии и 4 об изнасиловании". http://www.focus.de/regional/muenchen/oktoberfest/gefaehrliches-oktoberf...

+ + +

Ядро стаи

Дебаты о мусульманских мигрант_ках достигли апогея ненависти. Тем, кто в этих дебатах шумит больше всего, абсолютно наплевать на судьбы и здоровье пострадавших в Кельне, Гамбурге, Штуттгарте или Франкфурте. Они нужны им только для скандальных описаний разорванного нижнего белья или пальцев в естественных отверстиях тела. И они отлично подходят для того, чтобы на их фоне строить из себя озабоченного гражданина и рыцаря-защитника женщин.

Тем временем начались разговоры о высылке совершивших правонарушения беженцев, хотя еще нет достоверной информации о происхождении и статусе преступников. И это еще сравнительно серьезная часть общественной дискуссии. В результате упрощения преступники уже перестали быть отдельными лицами и превратились в размытую массу похотливых иностранцев, которых можно описать только путем сравнения с животными: "Как могло получиться, что мужчины сбиваются в стадо и большими стаями нападают на женщин?", – спрашивает женский журнал Emma. В другой статье пишут об "одичавшей своре мужчин из арабских/североафриканских регионов". В Твиттере употребляются слова "приматы" и "обезьяны".

"Расистский нарратив: "черный мужчина насилует белую женщину" льется через край", – пишет публицистка Антье Шрупп. Во главе угла представление об одичавшем (или изначально диком) иностранце, который силой берет себе то, что другие хотели бы иметь: женщин и айфоны.

Тех, кто указывает, что сексуализированное насилие отнюдь не завезли в Германию с беженцами, упрекают в том, что они специально преуменьшают серьезность происшествий в Кельне. Феминисткам, которые годами до этого писали о насилии против женщин, заявляют, что они просто хотят отвлечь общественное внимание, защищая кельнских преступников, – это абсурдно и демонстрирует, насколько общественная дискуссия вышла из-под контроля. Это выглядит примерно так же, как если бы кто-то закричал_а: "Кухня горит!", и друг_ая ответил_а бы: "И гостиная тоже!", а перв_ая тогда бы возмущенно сказала: "Ясно, то есть, пожарных звать ты не собираешься?"

Читатель_ницы присылают мне письма с вопросами о том, почему я еще ничего не написала про Кельн – ведь теперь я, как левая феминистка, должна наконец-то понять, что пускать всех этих мужчин в страну было ошибкой?

Так вот. Дискуссии о сексуализированном насилии против женщин могли бы проходить после каждого проклятого Октоберфеста, после каждого карнавала, после каждого публичного показа матчей чемпионата мира по футболу. Но таких дискуссий никогда не было. Потому что едва ли кому-то хочется добровольно признавать, насколько распространены нападения подобного рода. В одном из исследований, проведенном в странах ЕС, говорится о том, что 55% женщин пережили сексуализированное насилие. [1]

Естественно, мы должны говорить о гендерных порядках в арабских и североафриканских странах. Но этого недостаточно. Нельзя сводить дискуссию о сексуализированном насилии к "проблеме иностранцев". Конечно, это очень заманчивое своей простотой объяснение проблемы. Но даже если немедленно выслать из Германии всех людей с миграционным бэкграундом, сексуализированное насилие останется массовым. Домогательства, приставания, изнасилования – не секрет, что большая часть таких преступлений совершается в рамках близкого социального круга пострадав_шей: преступниками являются партнеры, бывшие партнеры, соседи, коллеги, учителя.

Когда "экспертка Focus Online" Биргит Келле [2] вопрошает, где же возмущенные крики феминисток, это не только подло, но и глупо. Три года назад, когда феминистки популяризовали в Твиттере хэштег #Aufschrei (нем. "крик отчаяния, гневный протест") [3], она, по следам возникшей общественной дискуссии, на полном серьезе выпустила книгу под названием: "Тогда застегни уже блузку" (прим. CYP: акция #Aufschrei заключалась в том, что участни_цы рассказывали о своем опыте столкновения с сексизмом и насилием. В своей книге Келле развивает мысль о том, что женщины сами провоцируют мужчин на насилие).

Теперь же она объясняет про события в Кельне: "Очевидно, это были мужчины с миграционным бэкграундом. И именно поэтому сетевые феминистки молчат". То есть, либо женщины сами виноваты, что до них домогаются, либо до них домогается "иностранец", и тогда виноваты иностранцы. Чем ниже группа находится в общественной иерархии, тем быстрее ей выносят приговор. Главное, чтобы немецкому мужчине никогда не приходилось задумываться над своим собственным поведением.

В газете Zeit на передовице Хайнриху Вефингу в статье об "охоте на женщин в Кельне" удается извращенный трюк: с одной стороны, он объясняет, что нельзя сейчас обвинять всех беженцев скопом за преступления, которых они не совершали, но одновременно обе темы в статье так тесно идут друг рядом с другом, как будто уже ясно, кто виноват. Мы не знаем, "живут ли преступники среди нас две недели, два месяца или два года, беженцы ли они, или уже давно живущие здесь мигранты, или граждане Германии", пишет Вефинг, и это звучит как: "мы еще этого не знаем, но это точно были не наши".

Так кажд_ая своими средствами выстраивает объяснения. Обеспокоенные граждане превращаются в благородных рыцарей, которые хотят защитить "наших" – то есть, "их" – женщин. До своих женщин хороший немец хочет домогаться сам. И прилежно этим занимается. Исследований по этой теме достаточно, нужно их просто читать. [4]

По сути после Кельна все говорят ровно то же, что говорили раньше, только громче. Кто и до этого хотел выселения беженцев, теперь хочет, чтобы высылка производилась жестче и быстрее. Кто требовал камер наблюдения и слежки, теперь хочет еще больше камер и более пристальной слежки.

То, что во всей этой дискуссии и речи не идет о том, чтобы защитить переживших насилие и предотвратить новые нападения, видно по тому, что никто не говорит о сексуализированном насилии. Ханна Люманн пишет в Welt Online: "Никто не понимает, что ужас этой чудовищной ситуации на кельнском вокзале настолько силен, что сейчас не лучший момент призывать к рефлексии о собственном сексизме". Но не делать этого – значит предоставить сцену расистским подстрекатель_ницам. А это не очень умный ход.

Нам нужны радикальные изменения в отношении к сексуализированному насилию. Преуменьшать его вред и даже одобрять его – это в том числе и немецкая культурная традиция. Чтобы изменить это, нужно многое сделать: закрыть пробелы в уголовном праве, чтобы все случаи, в которых действия сексуального характера происходят без согласия человека, преследовались по закону – на данный момент в Германии этого нет. Нужны советы потенциальным преступникам, а не потенциальным жертвам – начинающееся еще в школе просвещение касательно личных границ и их нарушения, сексуального харассмента. Больше возможностей получить консультацию в различных административных учреждениях, ведомствах и объединениях. Облегченный доступ к психотерапии для переживших насилие. Больше возможностей получить экстренную помощь в случае домашнего насилия (то есть, адекватно работающие шелтеры). Некоторые шаги, которые действительно могли бы помочь, очень простые и даже бесплатные: например, СМИ могли бы помочь тем, что прекратили бы использовать формулировки вроде "секс-преступники" и "секс-скандалы", когда речь идет об изнасилованиях.

Но на самом деле, пострадавших в новогодних нападениях просто кратковременно используют, чтобы проиллюстрировать первый большой "скандал" года. В конце их, как и многих других, оставят одних. Сексуализированное насилие и дальше будет ежедневно случаться в Германии, но тема будет пройдена. И это даже хуже, чем если бы мы вообще не начинали говорить об этом.

Маргарете Штоковски

Оригинал: http://www.spiegel.de/kultur/gesellschaft/margarete-stokowski-ueber-sexu...

Публикация перевода: http://www.spiegel.de/kultur/gesellschaft/margarete-stokowski-ueber-sexu...

Примечания:

[1] http://fra.europa.eu/de/press-release/2014/gewalt-gegen-frauen-sie-passi...

[2] Биргит Келле – журналистка, выступающая за "новый феминизм без квот" и "женственный феминизм".

[3] feministki.livejournal.com/2578530.html

[4] www.bmfsfj.de/BMFSFJ/Service/publikationen,did=20560.html