«Совместная борьба угнетенных классов-представителей разных этносов – а без их единства победа социальной революции невозможна – приведет к формированию общей культуры борьбы, общего менталитета, основанного на принципах братства, взаимопомощи, равенства и самоуправления. Общая культура станет мостом к единому человечеству, к миру без иерархий и угнетения, без классов и государств. К миру, похожему на тысячи Оккупаев, связанных в единую сеть, решающих самостоятельно свои проблемы и совместно планирующих коллективную жизнь.

Все это, однако, не является отрицанием этнического…» (полный вариант текста: http://shraibman.livejournal.com/852274.html)

(Первый, -- aitrus.info) приведенный абзац вполне доходчиво передает риторику анархистской борьбы и ее благородную цель, однако, уже первая мысль следующего абзаца таит в себе камень преткновения. Дело в том, что здесь все зависит именно от того, как ты сам воспринимаешь «этнос», а именно есть ли у тебя вообще необходимость в том, чтобы как-то очерчивать («свой», «наш») «этнос» и чуть что со страхом отсылаться к «этносу», как к чему-то утраченному или тому, что может быть утрачено.

Итак, после того, как автор сказал о совместной борьбе угнетенных классов за свободное общество, он почувствовал важность сказать и о том, что «все это, однако, не является отрицанием этнического». Но тут-то и начинается самое интересное. Тут-то и напрашивается животрепещущий вопрос: Зачем тревожиться по поводу того, что некая «общая культура» ни в коем случае не означает нивелировки «этнического»? Автор поспешил напомнить о существенности «сохранения этнического», поскольку именно это он усмотрел за фразой «…не является отрицанием этнического».

Тревожные выбросы в стиле «не хотим отрицать этничность» или «мы ни в коем случае не отрицаем этничность» могут стать мотивом для тревожно-оборонительных и вместе с тем наступательных выпадов в стиле «сохраним этничность» (неминуемое отделение «своих» и «чужих», как само-ценность). Так сохраним же «этничность», чтобы там никто не подумал, что нам на нее пофиг!

Но общество, основанное на воле прямых собраний, где каждый индивид строит свою жизнь в солидарности с другими, не означает ни отрицания этнического, ни его утверждения. Никакого «стирания и растворения», но и никакого «спасения и возрождения».

Шрайбман - автор заметки - смотрит на «этнос», как на нечто охватываемое (охватываемость, которая, видимо, имеет для него сакральное значение), в то время как к этому социальному явлению нельзя подходить как к чему-то охватываемому и фиксируемому. Статья Шрайбмана называется «Общая культура и этносы». И это не просто название, как могло бы показаться читателю. Все бы ничего, но Шрайбман намекает на сохранение определенного расклада: иногда появляющаяся «общая культура» с одной стороны, и как бы «конкретные» «этносы», с другой; он не говорит просто о существовании самых разных людей и их плодотворном культурном развитии, основанном на автономии и равенстве каждого.

Так мы сталкиваемся с традиционалистским толкованием культуры, где есть априори «общая культура», которая просто как некое «место» (видимо, для «представителей разных этносов») и в то же время априори существуют эти самые отдельные «живущие своей жизнью» этносы. И отсюда логика, что «общая культура» не должна покушаться на «этническую» культуру («общая культура» – это когда все солидаризируются в борьбе против общей проблемы, а не-общая культура – это как раз указанное в названии «этносы», когда каждый человек, будучи «этническим», разбредается по своим уголкам – «сохранять свой этнос»). Но с чего же вдруг возникает такое деление вообще? Что это за «общая» культура и этносы? И с чего вдруг может быть такое «священное» противостояние между «общей культурой» и «этносами», если конфликт (как и союз, сотрудничество) – это дело конкретных людей, а не абстрактного «столкновения культур», о котором надо думать? Не от того ли, что каждому полагается по такой логике остаться в рамках «своего» воображаемого сообщества? Не от того ли, что по такой логике мы начинаем видеть два принципиально разных мира – «общая культура» и «этносы» вместо того, чтобы просто видеть совокупности разных индивидов, друг с другом взаимодействующих? Не группы как целостности взаимодействуют друг с другом, а индивиды, как похожие в чем-то друг с другом, так и непохожие!

Зачем незыблемость и консервация обществу, которое легко принимает любые изменения и живет ими? И разве «этнос» как частное не является в определенном смысле продуктом общего, как и наоборот? Каким образом «этнос» как частное вообще может отделяться от общего, и где эта линия? А линия эта воображаемая, и она не может и не должна быть никакой иной.

Автору же хочется оставить такое деление (поскольку оно как бы «изначально данное») с тем, чтобы мы обеспокоились культурной преемственностью в смысле некоего «цементирования», а в действительности мы просто поддаемся самообману. Дело в том, что в обществе, где моя свобода развивается благодаря свободе другого, понятное дело, будет место как некой, условно говоря, общей культуре, так и, условно говоря, некоему этносу, который при этом нельзя будет оторвать от иных «этносов» и определить теперь каждый этнос как незыблемый и самодостаточный.

"Фрэнсис Мулхерн (Francis Mulhern) напоминает нам, что простого противопоставления «идентичности», «сообщества» и «всеобщего» не может быть не только потому, что идентичность – сама по себе универсальная необходимость человеческого существования, но и потому, что каждый из нас – целый комплекс таких идентичностей".

Терри Иглтон (Terry Eagleton)

Этнос – абстрактное понятие. Этнос не является чем-то конкретным, что можно взять и отделить от всего остального, а индивид же, в отличие от этноса, конкретен, и его-то можно выделить из совокупности других индивидов. А оторвать «этнос» от социального организма с тем, чтобы рассмотреть «этнос» (по сути, вырванную общность) как «отдельную и уникальную в своем роде», невозможно, ибо уникальными могут быть лишь конкретные люди, а не общности, которые нужно сохранить такими, какие они есть. Поэтому этницизм – это не более, чем реакционная идея. Это мираж. Ложное сознание.

"Вопрос не в том, чтобы слиться в единой массе «нас» как некого единого целого. Это будет общество подавленных личностей (а этого было более чем достаточно в примитивных обществах). Вопрос в том, чтобы создать целое, состоящее из отдельного, в смысле, чтоб не было сплошной однородной массы, а чтобы был конгломерат взаимо-признанных уникальностей. Однородная масса для 20 века – это фашизм и большевизм, и общество потребления, кстати"

Андрей Федоров

Не нужно ломиться в открытые ворота под ширмой «нам не плевать на свой этнос», ибо это просто взращивает основания для иллюзорных навязчивых выводов, оправдывающих консервацию и изоляцию, что прикрывается риторикой об «общем культурном благе». «Свое» не отделить от «чужого», но не существует ни «своего», ни «чужого». Реальная разность – между людьми, а не между «этносами».

Разность культур проходит не между странами и нациями, как мы привыкли смотреть, разность культур проходит между конкретными людьми хоть одной страны, хоть разных. Два конкретных человека являются разными не от того, что они представители разных общностей (например, некой «восточной» и некой «западной»), а потому что они разные сами по себе. Стоит лелеять разность между людьми и говорить, что такова реальность (все разные!), а не культивировать разность между общностями, которым надо найти общий язык.

"Не абстрактная масса, пусть даже раздробленная на несколько составных частей, но человеческая личность – вот подлинная основа анархизма. И именно на совокупности отдельных свободных личностей должно рождаться анархистское коммунистическое общество, а вовсе не общество должно определять бытие личности.

Ни нация, ни этнос, но человек, свободный от каких бы то ни было предрассудков и живущий во взаимоотношении и взаимосотрудничестве с другими столь же свободными людьми может и должен составлять первооснову безгосударственного общества".

Андрей Федоров

Когда мы декларируем, что выступаем за культурное и языковое разнообразие, мы должны понимать, что это не значит, что мы желаем сохранить этносы, как замкнутые в себе целостности и сохранить в неприкосновенности и чистоте общину как единицу. Такое понимание «культурного и языкового разнообразия» вытекает из ложной предпосылки, что «если не так, то космополитизм превратит общество в аморфную массу», а потому как же не побеспокоиться о «культурном разнообразии»!

Выступать за языковое и культурное разнообразие означает дать людям заниматься тем, чем они хотят, быть теми, кем они хотят; это значит приветствовать народную самоорганизацию и спонтанность во всевозможных ее формах, когда отсутствуют привилегии и дискриминация и у каждого свободный доступ к материальным благам. И что это, если не условие для развития подлинно народного творчества?

Так почему же автор беспокоится о «культуре» так, как если речь идет о памятнике, который может быть разрушен? Что это за страх? Почему он возникает? Всё потому, что он относится к «культуре» как к чему-то обрамленному и статичному, что следует оберегать и передавать из поколения в поколение. Проблема же в самом восприятии культуры (этноса), как чего-то застывшего, как если бы это был памятник, который может быть разрушен, и задача должна состоять в том, чтобы этого не произошло. Проблема в буквальном смысле надуманная.

Перефразирую Сартра и скажу так: «я сам себе культура». Мы все есть носители именно индивидуальной культуры, все остальное лишь продукт наших мыслительных обобщений. Не будем же рабами обобщений.

Metlores