Публикуем перевод статьи с немецкого ситуационистского сайта, с анализом неолиберально-репрессивного характера политики, которая проводится государством под предлогом "борьбы с эпидемией". Текст написан активистами из Франции.

17 сентября 2020 года во Франции вновь была объявлена чрезвычайная ситуация в области здравоохранения, а также введен комендантский час. Любой, кто нарушает правила, рискует получить штраф в размере 135 евро, в случае повторения от 1500 до 3750 евро и шесть месяцев тюрьмы за третье нарушение! После того, как пивные уже несколько недель должны закрываться после 21:00, с того же часа запрещена продажа алкоголя и были наложены другие связанные ограничения, возникает вопрос: для чего должна служить эта мера, соответствующая военному времени, если не для воспитания и прежде всего дрессировки молодежи, которая в последние месяцы подверглась особой стигматизации? Так что же, мы все глупцы или, основываясь на излюбленной концепции президента, «дикари»? «Недисциплинированные» – это все равно не соответствует действительности: даже если французские СМИ постоянно используют это клише, французам не нужно стыдиться своих немецких соседей. Через неделю и без того уже захватывающая дух мера комендантского часа была преобразована в новую изоляцию для всего населения.

Итак, глупцы. Однако кажется все же, что потенциал опасности и разрушений больше связан с политикой государства и что он прямо пропорционален желанию и решимости президента и его сторонников вести искусственную войну во время своего пребывания на посту главы правительства. Но речь идет об эпидемии и, прежде всего, фундаментальных недостатков в инфраструктуре французской системы здравоохранения после того, как на протяжении многих лет она подвергалась атакам со стороны совершенно безответственной неолиберальной политики. Политика здравоохранения, достойная своего названия, немедленно приступила бы к ремонту и укреплению этой инфраструктуры, тем более, что это, очевидно, займет некоторое время. К этому годами призывают медицинские работники. Это также было отмечено, например, президентом Ассоциации врачей скорой помощи накануне объявления Макроном комендантского часа – ассоциации, которая, как и другие, уже представила конкретные рекомендации в апреле (1), хотя, как сожалеет ее президент Патрик Пеллу, их до сих пор никто не учел.

Вместо этого так называемая политика правительства в области здравоохранения выглядит следующим образом: введение ограничений, которые должен соблюдать каждый человек, чтобы ограничить распространение вируса, и принятие полицейских мер для обеспечения этого. Но где медицинские меры, заслуживающие такого названия, помимо небезопасных тестов, которые были применены с опозданием? Что отвечает правительство на заявление, сделанное в сентябре прошлого года 35 учеными, академиками и медицинскими работниками, которые обвиняют его в том, что оно по-прежнему не может предоставить четкую медицинскую стратегию? (2) Где хваленые средства, необходимые для государственных больниц, улучшения условий труда медицинского персонала, чтобы они могли выполнять свою работу должным образом? Где реформы в сфере обучения, к которым призывают медики? Разве правительству не удобно возлагать ответственность за ущерб, причиненный вирусом, на каждого из нас, а не на себя? Разве не удобно также представить дело так, что причиной всех проблем является эпидемия коронавируса, в то время как основная проблема этой эпидемии заключается в том, что она стала многократно повторенным уже в других местах поводом для того, чтобы довести больничный персонал до предела своих возможностей и вплоть до истощения? Чтобы молчать про все остальное.

Полицейское вооружение государства с одновременным продолжающимся «разоружением» медицины, – все это прикрывается просто бесчеловечным идеологическим дискурсом, который правительство навязывает, используя набор наказаний, против которого с марта протестовали многочисленные юристы и адвокаты. (3) Этот дискурс основан на индивидуализации и морализации распространения эпидемии. Он свидетельствует о желании причинить вред больницам, всем и каждому, и, более того, основан на криминализации. В этой подлой, извращенной и, самое главное, опасной игре, как кажется, больше всего выигрывают чувство вины и паранойя. Беспочвенные сомнения, подозрения должны отныне определять поведение людей. Остается только надеяться, что правительство и СМИ, пытающиеся навязать эту новую мораль и в то же время оплакивающие всплеск «теорий заговора», поймут всю иронию этого дела. Но пока этого не происходит, эта идеология укрепляет рамки криминализации, в которые должен вписаться каждый: каждый должен стать полицейским по отношению к своим соседям и самому себе.

Тем не менее, правительство сознательно проводит свои меры и оправдывает их, обходя эпидемиологическую науку. Помимо того факта, что совершенно сомнительно приписывать науке роль предполагаемого правителя - вместо этого она должна ограничиваться своей и без того очень сложной ролью: понимать и объяснять (в конце концов, она имеет дело с тем, что можно назвать и зафиксировать, с более или менее развитыми и обоснованными общими утверждениями, не имеющими представления о конкретных живых существах, как справедливо заметил еще Бакунин), обращение правительства к науке как основанию для легитимации своих действий побуждает задаться вопросом, что за этим скрывается. При ближайшем рассмотрении, отмена и принудительное урезание всей социальной жизни со ссылкой на эпидемию коронавируса не согласуется с масштабами эпидемиологической логики. Это трудно не заметить в связи с новым введением комендантского часа. Какие цепочки заражения остаются вечером после всех ограничений, наложенных в предыдущие недели? Очевидно, их гораздо меньше, чем можно обнаружить на работе, в общественном транспорте, в супермаркетах и т.д.! Какое лицемерие! Нет сомнений в том, что правительство принимает решения о том, какая деятельность легитимна, а какая нет, вне всяких эпидемиологических соображений и, следовательно, следуя другой логике – в первую очередь, логике капиталистической экономики. А в случае капитализма это означает: легитимно, прежде всего, то, что служит абстрактному процессу увеличения стоимости капитала. Работа –- для тех, кто еще может это делать, и потребление – это, по-видимому, единственные области, которые извлекают выгоду из игры правительства по разделению легитимности; остальная общественная деятельность осуждается как бесполезная, объявляется излишней и, в конкретном текущем контексте, приобретает ауру опасности.

Инструментализация ценности солидарности усиливает впечатление лицемерия, начиная с предписанной солидарности с медперсоналом, которая должна быть предоставлена полностью в соответствии с нормами государства, хотя оно вообще ничего не делает для улучшения условий работы медиков или увеличения ресурсов, имеющихся в их распоряжении. Таким образом, универсалистская норма солидарности, которая якобы должна быть отправной точкой для правительственных мер и их оправдания, является образцовым средством классового господства. Призыв к «солидарности», когда приказывают людям оставаться дома, – это средство отрицания, сокрытия, презрения и насмешек, потому что на самом деле это означает не сидеть в своей уютной квартире, имея надежный доход, но означает принуждение переживать продолжающееся ухудшение условий своего существования, не имея возможности противодействовать этому. Это означает вынужденность признать, что и без того ненадежная жизнь, ради которой человек напрягается, может наконец рухнуть. Но все это еще полбеды; есть еще сеть социального страхования, благотворительные организации и психиатрия! Убогий и унизительный способ использования средства социального государства в качестве аргумента для того, чтобы в действительности пошатнуть, разбить условия существования, с таким трудом поддерживаемые прекаризованными трудящимися, молодыми стажерами и другими нуждающихся. Ложно-социальный аргумент заботы о людях ради того, чтобы лучше обездолить и поработить их.

Как отмечал Фонд социальных наук в призыве к присылке материалов по теме «пандемия» в мае, пандемия коронавируса вызвала и продолжает вызывать особенно сильную политическую реакцию, хотя отнюдь не является каким-либо беспрецедентным явлением ни по своим масштабам, ни по своей серьезности. Список пандемий, известных в истории, обширен: чума в VI веке; чума «Черной смерти» 1347 года, которая неоднократно возвращалась вплоть до 1720 года; «великая смерть» в Америке после 1492 года; холера (1826, 1832); «Русский грипп» (1889 г.); «Испанский грипп» 1918 г.; «Азиатский грипп» 1957 г. (2 миллиона смертей, в том числе 100 тысяч во Франции), Sars 2002 г.; грипп AH1N1 2009 г. (от 100 000 до 400 000 смертей); возвращение кори в 2018 г.; вирус Эбола в 2014–2016 гг. (в Западной Африке); денге (тропический грипп) в 2016 г.; и, наконец, сегодня Covid-19 – список взят из приглашения к участию (4). Поскольку пандемии вызывают разные реакции в зависимости от эпохи и региона, можно задать вопрос о структурах и ценностях затронутых ими обществ. Что касается эпидемии Covid-19, нет сомнений в том, что отношение к нему в нормах «социальной дистанции» и ее логики изоляции полностью вписывается в неолиберальную политику. Было бы ошибкой стремиться заменить термин «социальная дистанция» на «физическую дистанцию», поскольку первый с большей ясностью выражает, о чем идет речь: чем-то более организованном и крупном, чем просто рекомендации, когда вы больны, не обниматься с ближними, – а именно, об установлении нового экспериментального режима, последствия которого все еще не определены, но, по меньшей мере, вызывают серьезное беспокойство.

Невозможно не провести параллель между призывами к порядку, лежащими в основе нынешней эпидемической политики, и результатами исследований последних сорока лет, которые прямо касаются проблемы общественной прекаризации. Социальные науки, особенно социология прекаризации, говорят нам, что социальная атомизация, кульминацией которой является социальная изоляция, является одним из величайших бедствий той эпохи в истории капитализма, которая называется «неолиберальной» или «постфордистской» и началась в 1970-х – 1980-х годах, а сама категория «социальной изоляции» была разработана в 1980-х – 1990-х годах. Прекаризация труда (нестандартная занятость), которая ставит под угрозу заработки, и приватизация системы социальной защиты, которая ставит под угрозу выплаты по болезни, несчастным случаям или старости, – не единственные механизмы процесса сегрегацией части населения. Разрушение ткани солидарности с ближними, включая семейные связи, также является частью проблемы прекаризации.

Социальная атомизация происходит на разных уровнях, институциональных и социальных. На всех этих уровнях продвигается социальное разделение, и неолиберальная политика способствует ему, если не организует его сознательно. Например, в профсоюзах до их «упадка» с 1980-х годов критиковали рост новых форм занятости (особенно временной работы и срочных трудовых договоров), которые меняли статус, часы работы и местоположение работников (прежде всего, через «домашние офисы»), как средство, направленное на сокрушение трудового коллектива и, как следствие, его сопротивления. Говоря в целом, солидарность и все еще фундаментальная социальность, общественная жизнь питаются общим опытом, общими благами, общим временем и общими местами, – совместным сосуществованием, без которого они исчезают. Таким образом, приватизация общественного богатства или коллективной и социальной организации способствует разделению общества.

Не являясь образцами социализации по ту сторону все более приватизированного общества изолированных людей, в котором мы живем, те «второстепенные» места, которые в настоящее время подвергаются строгим ограничениям (кафе, бары, небольшие магазины – при том, что супермаркеты могут в то же время продолжать выполнять свою функцию по распространению продуктов, – кинотеатров, театров, музеев, спортивных залов, стадионов, мест для встреч, библиотек, парков, улиц; нужно также задаться вопросом, не к этому списку должны быть добавлены учебные и образовательные центры, которые являются объектом глубоких реформ в соответствии с сомнительным идеалом широкой оцифровки), в повседневной жизни все еще служат местами встреч, собраний, обмена, непосредственного опыта за пределами самозамкнутого существования в квартирах и переживающих кризис трудовых коллективах.

В любом случае характерно, что одно из величайших бедствий неолиберализма совпадает с девизом борьбы с эпидемией! «Изолированный» означало до сих пор – в том числе для учреждений – «крайне ненадежный»; сегодня это означает «защищенный». Это великолепно подходит! Однако всякий, кто верит в эту чушь, в конечном итоге отрицает катастрофические последствия, которые несет с собой социальная изоляция, в том числе для здоровья, что в наши дни должно вызывать особый интерес. Однако эти последствия можно было наблюдать на протяжении десятилетий и видеть, как они усиливаются в настоящий момент – если только не испытать их на себе. Муки одиночества, которые идут рука об руку с отсутствием обилия и близости в социальных отношениях, безусловно, влияют на большое количество людей в целом, особенно сегодня, поскольку каждого теперь следует рассматривать как потенциальный источник инфекции. В другой сфере изоляция пожилых людей, под предлогом их защиты, которая в разгар изоляции даже привела к созданию национального консультативного комитета по этике, может напугать всех нас. В марте комитету пришлось напомнить, что желание жить и, следовательно, все, что его питает, остаются критериями, которые необходимо учитывать при уходе и поддержке пожилых людей. Немыслимо, что такие очевидные вещи приходится напоминать без иронии!

В то время как некоторым все же удается закрывать глаза на такие вопиющие противоречия, других обрекают на молчание в больших публичных дебатах, которых в любом случае и нет. Средства массовой информации, от которых можно было бы ожидать, что они будут осуществлять свою функцию противовеса власти, что в теории именуется расследовательской деятельностью, вместо этого работают над тем, чтобы этого не произошло. Они в лучшем случае упоминают, что существуют тревожные ситуации за пределами цепочки заражения Covid и некоторые особые мнения, но этим мнениям не дается ни малейшей возможности участвовать в обсуждении. Ведь всем же нам ясно, что главная черта этих отличных мнений – их приверженность теориям заговора... Да, да, они полагаются на исследование 200 аккаунтов Facebook, которые выступают против ношения маски, чтобы доказать это! (5) Какая честь для этих пользователей Facebook (в основном женщин, согласно исследованию), что они были выбраны, чтобы представлять все критические мнения во Франции!

Страх перед вирусом, дополненный или усугубленный опасениями по поводу ограничений в рамках государственных мер по борьбе с короновирусом, будет, к лучшему или худшему, оставаться центральной движущей силой этих механизмов приписывания вины, и противостоять этим механизмам нелегко, потому что все делается так, как будто втайне следуют именно им. И все же: «Общество, которое испуганно и зацикленно, воспринимает преимущественно виртуально и через СМИ лишь узкую часть возможной опасности для жизни людей и лишь пытается взять ее под контроль, становится компульсивным и больным», как писал коллектив берлинских врачей в марте (6) По мере того, как прогнозы, гипотезы и статистика, подкрепленные идеалами безопасности и контроля, становятся инструментами на службе принципа нерациональной профилактики, все больше и больше врачей требуют, чтобы им просто разрешили работать – с конкретными средствами, находящимися в их распоряжении, и знаниями, которые позволяют им понять ситуацию, чтобы иметь возможность действовать. В любом случае, за последние несколько месяцев увеличился объём опыта и знаний, начиная со знания, каким группам людей вирус действительно угрожает. Конечно, это обращение к практическим знаниям не является абсолютным, не гарантирует полной безопасности, не исключает всех опасностей и не творит чудеса. Медицина определяет себя, прежде всего, как искусство создания наиболее благоприятных условий для здоровья живого существа, поддержания или восстановления его при условии, что у неё самой есть для этого материальные и человеческие средства.

Правительство привержено миссии сдерживания распространения эпидемии, а не ограничения ее воздействия, Тем самым оно идет на риск серьезно повредить другим, не менее важным областям общественной жизни. Иными словами, говоря о больных, оно больше интересуется цепочками заражения, чем самими больными. Не финансируя больницы, в соответствии с их реальными потребностями, и реформируя их, но вкладывая средства больше в инструменты отслеживания цепочек заражения, оно сталкивает друг с другом принципы профилактики и лечения (ухода за больными). Однако, учитывая реальную болезнь, кажется абсурдным предпочитать эпидемиологию медицине. Кроме того, вытекающая отсюда стигматизация больных уже демонстрирует свой тоталитарный потенциал: в немецкой столице, например, торговые центры и банки начали – по собственной инициативе – не впускать вовнутрь людей, если у них симптомы повышенной температуры. Делать покупки больше нельзя, как и снимать деньги. Больной человек – уже не тот, кому нужно помогать и которого нужно поддерживать и лечить, а опасный источник инфекции; и эта новая «правда», независимо от того, обоснована она или нет, – единственное, что вам следует знать.

Конечно, соблюдение правил гигиены влияет на течение эпидемий, но заявление правительства о контроле над эпидемией может быть поставлено под сомнение: как можно проконтролировать вирус, который уже стал эпидемией? Конечно, если вы запрете их всех по отдельности в герметично закрытые ящики на долгие дни, цепочек заражения больше не будет… Какова цена экспериментов хомо сапиенса 2020 года – или его лидеров – со своей силой обуздать эпидемическую волну? Развитие новых знаний в науке и технологиях, которые, по-видимому, отвечают нашему желанию преодолеть нашу конститутивную уязвимость, не освобождает нас от обязанности спрашивать, в каком смысле мы хотим их применить, то есть думать о том, как мы понимаем себя, мир и то, что мы делаем. Это плохая новость для всех тех, кто желает, чтобы все вещи могли быть спроектированы так, как им бы хотелось – как продукт их видений и проекций: ничто не является нейтральным, и ни с чем нельзя обращаться таким образом. Кроме того, возникающие философские вопросы не должны стирать материальную реальность, которая вполне зрима: развитие гражданских и военных методов и технологий является общепризнанной политикой государства, о чем не в последнюю очередь можно прочитать в речи президента Макрона в августе 2019 г. перед послами, где он представил свое видение нового мирового порядка, который как раз устанавливается (7). В то же время, поскольку нас должна, в первую очередь, интересовать реальность, здесь следует отметить, что в последние несколько недель в газетах можно было ежедневно читать, что, вопреки всем утверждениям, волна эпидемии все больше и больше выходит из-под контроля – при виде «эгоистов», которые еще недостаточно выдрессированы. На самом же деле, это так называемая политика государства в области здравоохранения вырождается и трансформируется в политику контроля и репрессий.

12 декабря 2020 г.

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) https://www.lefigaro.fr/vox/societe/dr-patrick-pelloux-ce-qu-il-faut-cha...

(2) https://www.leparisien.fr/societe/covid-19-nous-ne-voulons-plus-etre-gou...

(3) См., например: https://www.lemonde.fr/police-justice/article/2020/03/25/l-infraction-de... https://www.lemonde.fr/idees/article/2020/03/24/raphael-kempf-il-faut-de...

(4) https://fondation-sciences-sociales.org/appel-a-candidature-pour-la-jour...

(5) https://www.lemonde.fr/idees/article/2020/08/25/l-adhesion-aux-different...

(6) Contre le dictat de la peur

(7) https://www.elysee.fr/emmanuel-macron/2019/08/27/discours-du-president-d...

ИСТОЧНИК: http://www.magazinredaktion.tk/corona43.php