Публикуем перевод интервью, взятого AngryWorkersWorld у участников аргентинской леворадикальной группы "Cuadernos de Negacion". Активисты рассказывают на примере конкретной страны, как государство и капитал используют эпидемию как предлог и оправдание для фронтального наступления на завоевания людей труда. 

Вопрос: Можете ли вы кратко описать экономические последствия нынешнего кризиса и привести примеры атак на заработную плату и условия труда местных рабочих со стороны хозяев и государства?

Ответ: В течение нескольких лет экономика региона страдает от стагнации, имеющей серьезные социальные последствия. Ситуация окончательно взорвалась в контексте коронавируса, когда разразился ожидаемый социально-экономический кризис. Пандемия послужила оправданием для жестоких репрессивных мер и мер корректировки, причем правительство повторило военную риторику, столь широко звучащую во всем мире. Реальная заработная плата заметно снизилась в 2020 году, причем во многих отраслях она была урезана, или ее рост оказался ниже уровня ниже уровня инфляции. Национальная валюта продолжила стремительно обесцениваться, что отразилось на ценах. Эта ситуация, обострившаяся в 2020 году, циклически повторяется на протяжении десятилетий. За последние 4 года стоимость базовой продовольственной корзины для «типичной семьи» выросла в 4,5 раза; многие основные продукты питания подорожали на 1200% за 10 лет.

Помимо этой атаки на заработную плату, в прошлом году в огромных масштабах увеличилась масса безработных, что является центральной проблемой в регионе. Миллионы людей живут в нищете, не имея даже элементарной «продовольственной корзины». По официальным данным, каждый третий аргентинец является бедным (более 14,3 миллиона человек – цифра, которая составляет практически половину населения, если учитывать возрастную группу 0-14 лет). Бедность усилилась в прошлом году, и это совершенно очевидно на городских улицах, где выросло число людей, просящих подаяние и роящихся в мусоре.

Голод - это неизбежное последствие. Он добавляется к ухудшению качества продуктов питания и проблемам с едой. Утверждается, что годовое потребление говядины в 2020 году было самым низким за последние 100 лет, и, конечно же, не из-за экологических проблем, поскольку эта территория является экспортером говядины.

Как это было на протяжении десятилетий, правительства пытаются держать пролетариат в подчинении, бросая ему крохи в виде материальной помощи в различных формах. Рука об руку с этим развивается ненадежная занятость, что, в свою очередь, позволяет снизить официальный уровень безработицы. В течение 2020 года правительство выплатило три мизерные субсидии из-за одного из самых продолжительных карантинов в мире. Этот «чрезвычайный семейный доход» охватил 9 миллионов жителей (работников неформального сектора экономики, одиноких, наемных домашних работников и безработных). Другая, столь же недостаточная и гораздо менее значимая экономическая помощь была предоставлена самозанятым работникам в определенных секторах. Правительство также установило некоторые руководящие принципы, касающиеся государственных услуг и недвижимости, такие как замораживание арендной платы, сборов и приостановка выселений из-за неуплаты. Оно также стремилось поддержать цены на некоторые продукты питания и товары первой необходимости с помощью программы «Осторожные цены» и стимулировать потребление, финансируя планы рассрочки.

Но помимо этих крох, как обычно, наибольшие субсидии получили капиталисты. Государство взяло на себя социальные взносы хозяев и выплату часть заработной платы большинства легальных работников страны в рамках так называемой «Программы экстренной помощи для работы и производства», которая действовала с начала карантина до декабря 2020 года. Были также установлены нулевые ставки, субсидированные ставки по кредитам и другие льготы.

Тем не менее во многих отраслях при соучастии профсоюзов было согласовано снижение заработной платы. В то же время многим работникам легально выплачивается только часть их заработной платы, а другая часть выплачивается «из-под стола», чтобы было легче снизить заработную плату за эту часть рабочего дня. Следует отметить, что это относится к легальным работникам, поскольку около 40% экономически активного населения страны составляют неформальные работники. При таком большом количестве работников в неформальном секторе социальная изоляция означала прямую атаку на средства к существованию миллионов семей, которые зависят от возможности выходить на улицу каждый день. Репрессии унесли жизни десятков рабочих, которые вышли на улицы, потому что им нужно было работать, помогать члену семьи или просто потому, что им нужно было соединиться с любимым человеком.

Заработная плата работников госсектора также была повышена незначительно на фоне инфляции, в том числе в таких секторах, как общественное здравоохранение, которое оказалось в числе наиболее пострадавших в этом контексте. Во многих случаях провинциальные и национальные распоряжения принуждали их работать сверхурочно, причем десятки отработанных часов никак не были оплачены. Профсоюзы повторяли призывы правителей «идти на жертвы», оправдывая все эти злоупотребления.

Что касается образования, то в то время как индоктринация в целом была перенесена на дом, те, кто обучает детей и подростков, а также их родители оказались полностью вытеснены из процесса. Сложность обучения через Интернет усугублялась трудностями, которую это влечет за собой для многих взрослых, не разбирающихся в компьютерах или сотовых телефонах, или даже отсутствием доступа к ним в стране, где около 8 миллионов человек даже не имеют чистой питьевой воды. В то же время во многих государственных школах сохранились столовые, в которых ежедневно завтракают и обедают около 3 миллионов детей. Вооруженные силы также взяли на себя эту роль, распределяя еду по районам и одновременно усиливая свой контроль, чтобы гарантировать соблюдение карантина и подорвать общение между пролетариями. Местные бесплатные столовые (многие из которых находятся в ведении проправительственных политических организаций) продолжали функционировать, несмотря на трудности.

Благодаря солидарности соседей, возникли новые бесплатные столовые. На сей раз, в отличие от 2001 года, эти места встречи были созданы не как пример организации и сопротивления против сложившейся ситуации, а в основном просто ради выживания.

В бытовой сфере люди подверглись большому давлению либо из-за роста интенсивности труда по дому (например, в образовании и уходе за детьми, упомянутыми выше), из-за проблем со здоровьем в связи с сокращением лечения, из-за необходимости работы на дому или из-за последствий безработицы. Во время карантина были введены различные формы удаленной работы без какого-либо дополнительного вознаграждения и с минимальным обучением или вообще без него. Принудительная адаптация к работе через Интернет - новая реальность для миллионов работников, нанятых частными компаниями и государственными учреждениями. Помимо разлуки с коллегами по работе, эта ситуация еще больше стирает границы между наемной трудовой деятельностью и остальной жизнью, одновременно являясь серьезным препятствием для борьбы на рабочих местах.

В городе Росарио, откуда мы отвечаем на эти вопросы, были забастовки на транспорте, которые в общей сложности длились более 100 дней на протяжении года, в то время как мы, выполнявшие «необходимые работы», были вынуждены продолжать работать. Служба доставки на дом с ее особой ненадежностью и роль компаний, занимающихся интернет-маркетингом, значительно расширились из-за социальной изоляции. Ситуация, сложившаяся в течение долгих месяцев карантина, напомнила нам о глубоком значении товарного фетишизма, превращающего социальные отношения в отношениями между вещами через людей: только товары продолжали циркулировать, а людям разрешалось перемещаться только как товару «рабочая сила». Некоторых заставляли перемещаться насильно, например, работников, занятых «необходимой деятельностью», у других просто не было выбора, например, у тех неформальные работники, которые выходили на улицы по необходимости и подверглись наказанию или даже убийству.

Кризис ставит государство в центр политических требований, как со стороны работников, так и со стороны капитала. Как государство на это реагирует? В некоторых случаях государство может попытаться размыть эту сосредоточенность на нем; в других случаях оно предлагает себя в качестве политический канал для недовольства работников. Нынешняя государственная администрация на этой территории имеет определенную особенность – президента, который позиционирует себя как отец и даже «мать» для феминисток в правительстве. Потребности и требования пролетариата рассматриваются как разговор с ребенком, по крайней мере, президентским голосом, и хотя это не так важно, это стоит подчеркнуть, чтобы получить представление о настоящем моменте.

В предыдущем ответе мы описывали различные аспекты деятельности государства перед лицом требований рабочих и капитала. Оно намерено остановить любой намек на социальное перенапряжение, прибегая к примирительным рассуждениям и постоянно заявляя о защите жизни перед лицом экономики. Мы обличали абсурдность такого противопоставления. Реальность такова, что в области здравоохранения, в экономической и социальной сферах результаты оказались катастрофическими.

В Аргентине мы испытали процесс постепенной институционализации борьбы, начиная с восстаний 2001 года. Мы подчеркиваем эту проблему, потому что именно таким образом государству удалось сохранить нынешнюю ситуацию. После трех администраций Нестора и Кристины Киршнер с 2003 по 2015 год, уход в оппозицию с 2015 по 2019 год позволил восстановить доверие к нынешнему правительству Альберто Фернандеса и Кристины Киршнер. Возобладала демократическая логика меньшего зла, стремящаяся укрепить государство и политику как единственные возможные средства для социальных преобразований.

Весьма показательно то, что произошло в конце 2020 года. Не имея возможности распределять средства, государство начало продвигать законы, с помощью которых можно было бы направить общественное недовольство в удобное русло и добиться большего одобрения среди трудящихся. Первым из них был «Налог на крупные состояния», определяемый как «взнос солидарности», который необходимо внести только один раз с целью смягчения «последствий коронавируса». Эта новая мера была с большой помпой провозглашена прогрессивными слоями правительства как защита работников и «перераспределение богатства», в сопровождении проправительственными демонстрациями на улицах. Весь аппарат готов дать понять, насколько популярна мера. В действительности её масштабы крайне ограничены, и большая часть полученных за счет ее доходов идет другим слоям самой буржуазии, но на словесном уровне она достигла своей цели, отвлекая внимание на несколько недель.

В этой безвыходной ситуации правительство даже попыталось монополизировать похороны Диего Марадоны, вновь противореча своей собственной политике изоляции. С другой стороны, 30 декабря была окончательно одобрена легализация абортов, которая откладывалась долгие годы. Правительство настаивало на утверждении этого требования в самое трудное время, стремясь обеспечить мирное завершение года. И снова улицы были открыты для демонстраций, пока они были в поддержку самого правительства и его инициатив.

В то же время, когда была одобрена легализация абортов, было одобрено сокращение пенсий на 2021 год. Годы назад эта мера стала причиной сильных протестов, когда у власти была оппозиция.

В экономической сфере государство обещает инвестиционные проекты, такие как производство свиней для Китая, со всем, что это подразумевает, в дополнение к инфраструктурным и транспортным планам для облегчения экспорта мяса и зерна, таким как инвестиции в поезда и железные дороги, или на местном уровне, углубляя реку Парана для движения грузовых судов. Государство много говорит об оживлении экономики, пытаясь успокоить население, но все сводится к выражению желания без каких-либо последствий.

Вопрос: Были ли протесты против государственного локдауна или других мер, связанных с пандемией? Каково было содержание протестов и их состав? Имелась ли связь между «улицами» и представителями капитала?

Ответ: Проходили дни и месяцы, и стали раздаваться некоторые голоса, но в СМИ освещались только движения антипрививочников и тех, кто склонялся к идее «заговоров». Этих не так много, но они очень бросаются в глаза. С другой стороны, слои мелкой буржуазии вышли на протест, чтобы снова открыть свои магазины и сохранить поток прибылей. Яркий пример являют предприниматели ресторанно-гастрономической отрасли, известные тем, что не оформляют «по-белому» своих работников, платят им низкую зарплату и заставляют работать в тяжелых условиях. Разнообразные слои безработных выходили на улицы, требуя рабочих мест и материальной помощи для облегчения ситуации с карантином, но без противодействия ему как таковому. На флагах и транспарантах можно было видеть такие лозунги, как «За карантин без голода». Практически ни один сектор открыто не ставил эти меры под сомнение; их даже оправдывали, требуя гарантировать условия для их практического применения. Принятие карантина и изоляции было навязано как политкорректное поведение.

Аналогичная ситуация сложилась и в сфере труда. На протяжении нескольких месяцев происходили многочисленные конфликты, но они были атомизированными; каждый сектор выдвигал свои узко-конкретные требования, не подвергая сомнению ситуацию в целом. Но вне таких более или менее организованных проявлений, большая часть пролетариата страдала от карантина как от заключения. Рано или поздно она осознала, что помимо чисто экономической необходимости иметь возможность выходить из дома, важно сохранить человеческие связи. Неповиновение процветало повсюду, хотя большую часть времени анонимно, без открытого заявления о своей позиции или даже противоречивым образом, когда люди повторяли господствующий дискурс, но на практике делали наоборот.

Что касается уличных демонстраций, мы уже кое-что сказали об этом, говоря об институционализации борьбы. Протесты, как правило, организуются в соответствии с тем, что происходит внутри зданий государства, на его собственном языке и даже с помощью его собственных организаций. Сильный перевод в это русло представляется как неизбежный результат перехвата последних радикальных проявлений борьбы в регионе со стороны государства.

В свою очередь, средства массовой информации взяли на себя ведущую роль в периоды изоляции, способствуя подавлению всех выражений критической мысли и воспроизводя в течение первых месяцев карантина дискурс национального единства, который жестоко осуждал все проявления неповиновения, а затем возобновил типичную конфронтацию между правительством и оппозицией.

Вопрос: Каковы были основные протесты и забастовки работников против последствий кризиса или антирабочего наступления?

Ответ: Протесты на рабочем месте робко появились в первые недели карантина и заметно выросли в последующие месяцы. Некоторые из первых протестов были организованы курьерами-велосипедистами, а также другими «необходимыми» работниками, как например, пищевой промышленности, которые никогда не прекращали работу. В основном это были конфликты из-за заработной платы против сокращений и увольнений, но, как упоминалось выше, они были очень изолированы друг от друга. Профсоюзы сыграли совершенно соглашательскую роль. Большее повышение заработной платы было достигнуто лишь в отраслях с высокой нормой прибыли, таких как банки, нефтяные компании, автомобильная промышленность, порты и другие специфические секторы. Лидеры профсоюзов на национальном уровне полностью придерживаются линии правительства, и их функции и речи часто просто неразличимы. Конфедерации профсоюзов предоставили свои больницы и гостиницы в распоряжение правительства, и не раз выступали вместе, говоря о борьбе с кризисом. Только сейчас они начинают демонстрировать некоторые расхождения, когда государство начало сокращать экономическую помощь рабочим и предприятиям.

Страх заразиться, возникшая паника, наряду с удаленной работой, погрузили тысячи работников в динамику виртуального общения или вообще в отсутствие общения со своими коллегами, что затрудняет обсуждение и организацию борьбы, усиливая роль профсоюзов как посредников. Как это часто бывает в условиях кризиса, существует путаница между защитой рабочей силы и защитой источника работы, то есть отождествление себя с выполняемой нами работой, посредством которой нас эксплуатируют. Эта ситуация, затрагивающая весь пролетариат, стала наиболее очевидной в таких отраслях, как здравоохранение, где многие работники откликнулись призывы пойти на жертвы, сделанные правительством и профсоюзами.

Еще одна слабость – это межклассовость. В некоторых отраслях, затронутых карантином, таких как рестораны, туризм, спортивные залы, культура, развлечения, требования иметь возможность продолжать работу часто связывала вместе наемных работников, самозанятых и нанимателей.

Выше мы уже упоминали требования безработных. Следует добавить различные захваты земли, которые имели место в разных частях страны, наиболее значительные из которых произошли в Гернике в провинции Буэнос-Айрес. Около 2500 семей (примерно 10 000 человек) поселились на землях, предназначенных для частной городской застройки, и сопротивлялись в течение двух месяцев, пока не подверглись жестоким репрессиям. Отсутствие жилья – еще одна серьезная социальная проблема в регионе, которая обострилась в 2020 году. Такие захваты в нескольких городах, а также возвращение земли, которые развернули радикальные части пролетариев-мапуче в Патагонии, вызвали реакцию буржуазии в защиту частной собственности. Эта тема некоторое время циркулировала в средствах массовой информации.

Рабочий контроль или самоуправление не являются выражением пролетарского действия. Это еще один аспект, полностью поглощенный государством и капиталом в последние годы. Занятие рабочих мест или их реконверсия рассматриваются не как примеры борьбы, а как средства к существованию и источник занятости. Мы подробно остановились на этом в выпуске 12 нашего журнала Cuadernos de Negacion под названием «Критика самоуправления» (есть на английском языке). Мы подчеркиваем это потому что на своей шкуре испытали бремя самоуправления на производстве как средства перевести конфликт в русло, далекое от борьбы. Что касается дискуссий о реконверсии некоторых рабочих мест, которые развернулись в других регионах, – например, в таких сферах как производство масок, – мы должны сказать, что не видим в этом особого смысла, тем более в регионах, подобных этому, где голод и перенаселенность являются основными врагами для иммунитета миллионов пролетариев. Необходимо рассматривать ситуацию и шире, и глубже. Надо не маски изготовлять, а экспроприировать буржуазию.

Что касается последнего вопроса, в целом, между отдельными конфликтами не было связи. Были выражения солидарности, подобные тому, о чем мы уже говорили, упомянув популярную столовую-кухню в квартале, но не было ни координации борьбы, ни массовых демонстраций против кризиса. Еще одним поводом для протеста стали репрессии, о которых мы поговорим позже.

Помимо последствий, непосредственно связанных с коронавирусом и принятыми мерами, по всей стране уже и года в год происходят конфликты в защиту природы и против наступления капиталистического разрушения. В Чубуте продолжался конфликт, направленный против крупных шахт и их разрушительных последствий, таких как загрязнение воды. В Росарио разразился длительный конфликт против сожжения островов на реке Парана, который не прекращался месяцами, несмотря на требования и вмешательство государства. Хотя уже сама возможность встречаться на собраниях и демонстрациях в условиях карантина стала положительным моментом, основным направлением борьбы стало принятие нового закона о защите водно-болотных угодий. Мы участвовали в конфликте, стремясь внести собственный вклад, привнося свои размышления и критику, которые мы также выражали в листовках и текстах. На эту тему мы сняли короткометражный фильм «Дым. Мысли за пределами сожжения», который доступен с английскими субтитрами.

Вопрос: Какие новые разделения возникли в местном рабочем классе и были ли какие-то разделения, которые, наоборот, ослабли?

Ответ: На организационном уровне не появилось никаких проявлений разрыва с радикальной перспективой, которая была бы важна для нас. Что касается левых организаций, то серьезных изменений не произошло. Там стремятся не столько к расхождениям, сколько к единству в прогрессивном едином фронте против правых или «неолиберализма», который охватывает практически все левые секторы. Те, кто все еще выдает себя за критиков правительства или кто еще поддерживает свои структуры вне перонизма, как, например, троцкистские партии, не делают ничего иного, кроме как требуют от правительства того, что то не делает или делает недостаточно хорошо. Они погрязли в той же самой государственнической и электоралистской логике.

Но помимо организаций и абревиатур, атомизация пролетариата в целом усилилась, прежде всего в начале карантина, когда возникшая паника даже вызвала обвинения в нарушении изоляции со стороны самих работников и соседей. Свой вклад, как уже говорилось, внесла и виртуальность рабочих мест. А в последнее время стали обвинять молодежь в росте заражения.

Вопрос: Какие новые или оппозиционные политические силы возникли в ответ на кризис и изоляцию?

Ответ: Как и в других странах, налицо появление местных «альтернативных правых» и более крайнего либерализма. Это вовсе не ново, но проявляется в новом и более широком смысле, поскольку смешивается с оппозицией национальному правительству. Поэтому они изображают себя защитниками свободы, обвиняя перонистское правительство в коммунизме, критикуют вакцину и 5G и защищая индивидуальные свободы, хотя отвергая при этом демократию и политиков. Проблема здесь, похоже, не столько в коронавирусе и способах борьбы с ним, сколько в политическом противодействии противнику. Защитники правительства, которые объявляли безответственными людьми и убийцами тех, кто выходил на улицы без маски, или тех, кто выступал против карантина, не колеблясь, сами выходили на поддержку правительства на вышеупомянутые массовые демонстрации, где проявлялось мало уважения к мерам правительствам, либо таковые вообще не соблюдались. Средства массовой информации действовали соответствующим образом, отождествляя любую критику запирания с конспирологией и либерализмом, а затем критикуя, либо оправдывая правительство за организованные демонстрации.

На политической шахматной доске было не так много подвижек, но изменилось тема обсуждения в результате появления нового контекста. Мы далеки от способности коллективно противостоять кризису и запиранию с классовой точки зрения.

Вопрос: Повлиял ли локдаун на работников или политические группы, когда те пытались организовать протесты? Изменилась ли форма репрессий? Как люди на это реагируют?

Ответ: Да, профсоюзы призвали оставаться дома, и любой конфликт в первые месяцы осуждался, за исключением тех «необходимых» секторов, которые продолжали работать и где, как мы уже говорили, время от времени возникали отдельные конфликты. Общим тоном были умиротворение и страх, а карантин позволил в течение первых долгих месяцев ввести запрет на все виды собраний, мероприятий и выступлений. В месяцы самого жесткого карантина было даже нелегко перемещаться по городу. Проходили недели, первоначальная паранойя отступала, и протесты становились все больше и больше, многие из которых требовали установления протоколов, поскольку количество зараженных оставалось низким на большей части страны.

Репрессии не изменили своей формы, но усилились. Лозунг «оставайся дома» укрепил репрессивные силы. Несмотря на малое передвижение людей, высокий уровень полицейских убийств сохраняется. Десятки пролетариев были убиты во время карантина. Символичной стала история Факундо Астудильо Кастро в провинции Буэнос-Айрес, тело которого не могли найти на протяжении нескольких месяцев. Как часто бывает в подобных ситуациях, члены семьи, друзья и соседи протестовали против этих злодеяний, но в целом без особого эффекта. Захваты земли также жестко подавлялись – демонстративно, так, чтобы это больше не повторилось.

Ответ людей на репрессии противоречив, поскольку, несмотря на большое недовольство кризисом и запиранием, они, в конечном итоге, оправдывают это пандемией, не имея возможности возложить ответственность за ситуацию на государство и капитал и действовать соответствующим образом. Есть борьба и недовольство – но есть также принятие и повиновение.

Здесь следует подчеркнуть, что для нас репрессии не сводятся только к действиям репрессивных сил. Это также и многочисленные каналы, созданные капиталом и государством для отвлечения борьбы. Многое из того, о чем мы говорим в наших материалах, указывает на это, поскольку в течение 2020 года мы оказались в одной из величайших ситуаций пролетарского бессилия в масштабе мировой истории.

Вопрос: Какие теоретические и практические усилия предпринимает сейчас ваша группа, чтобы приспособиться к новой кризисной ситуации? Чем в этом отношении может быть полезно для вас международное сотрудничество? Какие у вас конкретные вопросы к товарищам за границей?

Ответ: Как группа, мы пытались сохранить свою активность, стремясь противостоять мерам изоляции и развязанному кризису. Мы продолжаем встречаться в нашем городе, поддерживая связь с товарищами из региона и других стран, с намерением понять этот конкретный контекст и обратиться к нему. В рамках нашего издательского проекта Lazo Ediciones мы напечатали две книги на эту тему. Первым был перевод статьи «Социальное заражение общества. Классовая микробиологическая война в Китае», написанной группой Chuang в марте, а затем, в сентябре – сборник статей различных групп и авторов из разных частей мира «Коронавирус, кризис и запирание». В апреле мы выпустили специальный номер нашего бюллетеня «La Oveja Negra» по теме «Коронавирус и социальные проблемы», который был переведен на английский, французский и немецкий языки, и мы продолжаем рассматривать текущую ситуацию с пандемией и принятые меры в последующих номерах. Эти материалы распространялись в бумажном и электронном формате, что позволило охватить несколько городов, чтобы поддерживать связь с другими группами. Мы также выступили с критикой ситуации в нашей радиопрограмме «Temperamento», помогая разрушать изоляцию путем привлечения товарищей из разных частей страны.

В этом плане мы считаем полезным в качестве международного сотрудничества распространять то, что мы делаем отсюда, а также сотрудничать в переводе наших материалов. Ваши вопросы – хороший опыт, позволяющий поделиться реальной ситуацией в каждом регионе и выявить различия в ней, а также извлечь как можно больше уроков. Мы также заинтересованы в обсуждении этого глобального кризиса на международном уровне. Мы уделяли большое внимание осуждению дисциплинарных мер и репрессий с самого начала объявления пандемии, одновременно стремясь углубить наше понимание этого конкретного кризиса.

Распространение различных вирусов, связанных с капиталистическим способом производства, – это проблема, которую мы подробно рассмотрели в упомянутой выше статье группы Chuang. Но в то же время мы обнаружили, что нам необходимо сделать некоторые оговорки относительно центральной роли, придаваемой этому вопросу в различных критических сферах – при этом зачастую полностью оставляются в стороне те механизмы и меры, которые позволяет утвердить и продвинуть объявление пандемии. Между тем, эти механизмы и меры являются прямым наступлением на условия нашей жизни и нашу борьбу. Таким образом даже открывались двери для оправдания и «критической» поддержки действий государства, во многих случаях всего лишь указывая на его «эксцессы». Основное внимание слишком уделялось капитализму как производителю вирусов, отворачиваясь от того, как этот вирус послужил творцом принятых мер. Говорить, что кризис вызвал медицинские, экономические и репрессивные меры – это не то же самое, что говорить о том, что вирус используется для принятия экономических и репрессивных мер, прикрываясь для оправдания сохранением здоровья людей. Первый постулат, безусловно, позволяет продемонстрировать неспособности государства и капитала справиться с вредом, который причиняет само его производство, о чем уже неоднократно предупреждали в прошлом. Однако такое прочтение реальности рассматривает в качестве центральной причины переживаемых нами событий вирус и причины его возникновения и распространения. Ощущение такое, что существует нежелание исследовать или критиковать определенные решения, которые в настоящее время принимают буржуазия и государства, облегчая критику капиталистического производства в целом. Возможно, одной из причин является рост теорий заговора вокруг коронавируса, которые вносят огромный вклад в сеяние путаницы, даже укрепляя, напротив, веру в учреждения, специалистов и свободный поток информации. Мы открыто боремся с такими объяснениями, которые ничего не объясняют. Мы пытаемся анализировать, как принимаемые меры соотносятся с потребностями экономики в целом, отмечая при этом, что на протяжении всей истории своего существования капитал делал для себя исключения из исключительных обстоятельств. Новизна этого кризиса заключается в его аргументации, в установленной манере оправдания, а также в том, как он развязан. Но очевидно, что это не относится к его социальным последствиям и влиянию на динамику создания и роста капиталистической стоимости.

В этом отношении кризис означает принесение настоящего в жертву перспективам будущего роста: смерть и страдания пролетариата, разрушение товаров и основного капитала, реструктуризация определенных секторов производства. Войны при капитализме всегда были ярким примером этого процесса, и по этой причине военная риторика, которую обрушили на нас в связи с коронавирусом, не вызывает удивления. Снова и снова, что бы там ни говорилось, борьба велась против нужд пролетариата и в защиту экономики. В последние десятилетия мы были свидетелями различных кризисов относительно меньшей глубины, протяженности и серьезности, чем кризисы прошлого. Они не позволяли Капиталу выйти за рамки устойчивого, хотя и слабого роста. По мнению некоторых экономистов, докоронавирусные индексы предполагали стагнацию, но казалось крайне маловероятным предсказывать надвигающийся кризис. Однако приход пандемии, похоже, опроверг все прогнозы. Тогда мы спрашиваем себя: является ли вирус катализатором кризиса, или вирус пришел, чтобы оправдать кризис таких масштабов, за которые никто не осмелился взять на себя ответственность? Пытаются ли они смягчить болезнь, чтобы система здравоохранения не рухнула, или они стремятся укрепить здоровье капиталистической системы, предлагая более глубокое и долговременное лекарство от ее повторяющихся кризисов?

Опубликовано: http://libcom.org/blog/argentina-under-covid-report-comrades-21022021?fb...