Данный текст написан не анархистами, а левыми приверженцами "социального государства". Не разделяя его реформистских иллюзий,  некоторых оценок и формулировок, мы считаем полезным ознакомить с ним читателей, поскольку в тексте содержится вполне точное, на наш взгляд, объяснение того, почему левый мэйнстрим в мире поддержал тоталитарные меры государства под предлогом борьбы с эпидемией. Как справедливо отмечают авторы, государственничество и сциентизм не доведут левых до добра и только открывают дорогу крайне правым.

На разных этапах глобальной пандемии мы обнаруживаем тенденцию к стремлению согласовать эпидемиологические стратегии с конкретными политическими предпочтениями или приспособить таковые к ним. С того момента, как в марте 2020 года Дональд Трамп и Жаир Болсонару выразили сомнения в достоинствах и преимуществах стратегий изоляции, большинство либералов и все те, кто находится слева в западном политическом спектре, поспешили, наоборот, поддержать такие меры, точно так же как позднее поддержали введение «санитарного паспорта». В ситуации, когда европейские страны вводят все более строгие ограничения для непривитых людей, сторонники левых, обычно столь бдительные в вопросах защиты дискриминируемых меньшинств, сегодня обращают на себя внимание своим молчанием.

Как авторы, которые всегда стояли на левых позициях, мы искренне обеспокоены таким поворотом событий. Неужели действительно нельзя сформулировать прогрессивную критику карантина и изоляции здоровых людей, когда последние исследования показывают, что разница между вакцинированными и невакцинированными людьми в том, что касается передачи вируса, незначительна? Представляется, что нынешняя реакция нашей политической семьи на Covid является частью более широкого и комплексного кризиса политики и мышления левых, кризиса, который длится уже не менее трех десятилетий. Поэтому важно определить его происхождение и процесс, который сегодня потрясает весь наш политический спектр.

Левые согласились с изоляцией по ошибочным причинам

На первой фазе пандемии – той, на которой была введена изоляция – именно сторонники культурных и экономических прав были наиболее склонны указывать на социальный, экономический и психологический ущерб, нанесенный этими мерами. Вероятно, первоначальный скептицизм Дональда Трампа по отношению к мерам «социальной изоляции» спровоцировал полное неприятие такового всеми, кто преобладает среди левых. Алгоритмы социальных сетей сделали все остальное, увеличивая и еще больше разжигая эту поляризацию. Западные левые быстро приняли выбор изоляции как вариант «защиты жизни» и «коллективной пользы», как политику, которая теоретически защищает общественное здоровье или коллективное право на здоровье. С этого момента любая критика политики массовых запираний клеймилась как «правый» или «неолиберальный» подход и обвинялась в том, что «личная выгода» и обычный бизнес для критиков важнее жизней людей.

Десятилетия идеологической поляризации мгновенно политизировали проблему общественного здравоохранения, задавив любое пространство или возможность представить последовательный ответ слева. Эта позиция левых отдалила их от рабочего класса, поскольку работники с низкими доходами больше всего страдали от социально-экономических последствий непрерывной политики социальной изоляции и больше всего подвергались рискам пандемии, так как, будучи наиболее уязвимым классом населения, вынуждены были продолжать ходить на работу, в то время как средний и высший классы открыли для себя удаленную работу и конференции в Zoom. Этот политический разрыв был еще больше подтвержден во время кампаний вакцинации, а затем и с появлением паспортов здоровья. Сопротивление этим мерам сегодня ассоциируется с правыми, в то время как представители традиционных левых обычно их защищают. Любая оппозиция им демонизируется как сбивающая с толку смесь антинаучного иррационализма и индивидуалистического либертарианства.

Но какова причина того, что почти все левые партии и профсоюзы поддержали практически все меры, предложенные правительствами для контроля над Covid? Как смог утвердиться такой упрощенный взгляд на взаимосвязь между здоровьем и экономикой, который служит карикатурой на десятилетия исследований в области социальных наук и полностью подтверждает связь между богатством и здоровьем? Почему левые игнорируют массовый рост неравенства, наступление на наиболее обездоленных, бедные страны, женщин и детей или жестокое обращение с пожилыми людьми – и колоссальный рост богатства отдельных лиц и наиболее богатых компаний в результате такой санитарной политики? Почему когда дело доходит до разработки и внедрения вакцинации, левые дошли даже до того, что стали высмеивать саму идею о том, что могут существовать другие мотивы, помимо «общественного блага», в ситуации, когда BioNTech, Moderna и Pfizer в настоящее время наживают на своих вакцинах более 1000 долларов в секунду? И почему левые, столь часто сталкивающиеся с государственными репрессиями, теперь, кажется, не обращают внимания на тревожные этические и политические последствия паспортов здоровья?

Если «холодная война» совпала с эпохой деколонизации и появления глобальной антирасистской политики, то окончание «холодной войны» характеризовалось для левых политических партий началом экзистенциального кризиса. Масштабы неолиберальной экономической гегемонии, глобализации и корпоративного транснационализма, в конечном итоге, подорвали историческое видение государства как организатора перераспределения. Более того, как писал бразильский теоретик Роберто Мангабейра Унгер, левые всегда процветали во времена великих кризисов… Эта история может отчасти объяснить позицию левых сегодня: усиление кризиса и его продление с бесконечными ограничениями, возможно, некоторыми рассматривается как способ перестроить левую политику после многих лет экзистенциального кризиса.

Левые не поняли роль государства при неолиберальном правлении

Неправильный диагноз левыми природы неолиберализма, возможно, также повлиял на их реакцию на этот кризис. Большинство левых активистов считают, что неолиберализм подразумевал «уход» или «опустошение» государства в пользу рынка. Отсюда возникла интерпретация, что активность правительства в период пандемии может означать это, столь желанное, «возвращение государства» и потенциально способна, по их мнению, остановить якобы антигосударственную направленность неолиберального проекта. Проблема с этим аргументом, даже с учетом его сомнительной логики, состоит в том, что неолиберализм вообще не был причиной ослабления государства. Напротив, доля государства в ВВП не прекращала расти на протяжении всей неолиберальной эпохи.

И это уже не должно быть сюрпризом. Неолиберализм в такой же степени основан на широком государственном вмешательстве, как и «кейнсианство», разница между ними состоит в том, что неолиберальное государство будет вмешиваться почти исключительно для того, чтобы служить интересам крупного капитала, контролировать рабочий класс, спасать крупные компании и банки в состоянии банкротства и т.д. Фактически, во многих отношениях капитал сейчас больше зависит от государства, чем когда-либо. Как отмечают Шимшон Бихлер и Джонатан Нитцан: «По мере развития капитализма общие интересы между правительствами и крупным бизнесом будут все больше идти рука об руку (…) Капиталистическая власть и управляющие ею коалиции капитала сегодня не нуждаются в малых правительствах. Действительно, во многих отношениях им нужны более сильные правительства». Сегодня неолиберализм больше похож на форму монополистического государственного капитализма или «корпоратократии», чем на капитализм свободного рынка с небольшими по размерам воздействия государствами, каким он зачастую себя изображает. Это частично объясняет, почему он создает все более мощные, интервенционистские и даже авторитарные государственные аппараты.

В этом смысле стыдно за наивность левых, которые празднуют предполагаемое «возвращение государства», которого не существует. И самое ужасное, что эту ошибку уже совершали прежде. Например, после финансового кризиса 2008 года многие левые приветствовали большой государственный дефицит как «возвращение к Кейнсу», хотя на самом деле эти меры не имели ничего общего с Кейнсом, и его рекомендациями обратиться к государственным расходам для достижения полной занятости. На самом деле речь шла о поддержке виновников кризиса и крупных банков. Более того, эти меры стали спусковым крючком для беспрецедентной атаки на системы социальной защиты и права трудящихся по всей Европе.

И сегодня происходит то же самое, поскольку государственные контракты на тесты Covid, маски, вакцины, а теперь и технологии для применения «санитарного паспорта» передаются транснациональным корпорациям (часто в рамках теневых соглашений, которые проникнуты кумовством и конфликтами интересов). Между тем граждане видят, что их существование и получение средств к жизни подрываются «новой нормальностью». Тот факт, что левые, кажется, совершенно не замечают этого явления, вызывает особое недоумение. В конце концов, идея о том, что правительства склонны использовать кризисы для подкрепления неолиберальной повестки дня, занимает важное место в левой литературе последнего времени. Пьер Дардо и Кристиан Лаваль, например, утверждали, что при неолиберализме кризис стал «методом правления». В еще более известной книге «Стратегия Шока» (2007) Наоми Кляйн исследует идею «катастрофического капитализма». Её центральный тезис состоял в том, что во времена страха и публичной дезориентации легче перестроить общества: впечатляющие изменения в существующем экономическом порядке, которые обычно были бы политически невозможными, быстро навязываются одно за другим, так что социальный организм не успевает разобраться в происходящем.

Такая динамика наблюдается прямо сейчас: возьмем, к примеру, высокотехнологичные меры наблюдения, цифровые идентификационные карты, подавление общественных протестов и быстрое распространение законов, вводимых правительствами для борьбы с эпидемией коронавируса. Если обратиться к примеру недавней истории, правительства, несомненно, найдут способ сделать многие из этих чрезвычайных правил постоянными, как они сделали с большей частью антитеррористического законодательства после 11 сентября. Как заметил Эдвард Сноуден: «Когда мы видим, что принимаются чрезвычайные меры, особенно сегодня, они, как правило, имеют тенденцию остаться. Чрезвычайная ситуация только распространяется». Также подтверждаются идеи о «чрезвычайном положении», выдвинутые итальянским философом Джорджо Агамбеном, которого основное течение левых поносит за его позицию против изоляции.

В конце концов, о любой форме действий правительства следует судить по тому, что они на самом деле собой представляют. Левые поддерживают государственное вмешательство, если оно служит расширению прав трудящихся и меньшинств, созданию полной занятости, предоставлению основных социальных услуг, сдерживанию влияния бизнеса, исправлению дисфункциональности рынков, контролю над отраслями, имеющими решающее значение для интересов общества. Но за последние 18 месяцев мы стали свидетелями прямо противоположного: беспрецедентного усиления транснациональных гигантов и их олигархов за счет местных работников и предприятий. Отчет, опубликованный в прошлом месяце на основе данных Forbes, показал, что только американские миллиардеры увеличили свое состояние на 2 триллиона долларов во время пандемии.

Другая фантазия левых, опровергнутая реальностью, - это идея о том, что пандемия породит новый коллективный дух, способный преодолеть десятилетия неолиберального индивидуализма. На деле же пандемия еще больше расколола наши общества: на вакцинированных и непривитых, на тех, кто может извлечь выгоду из «умного» труда, и тех, кто не может.

Не забудем о том, что народ, состоящий из травмированных индивидов, оторванных от своих близких, побужденных бояться друг друга как потенциальных переносчиков болезней и напуганных физическим контактом, не является хорошей питательной средой для коллективной солидарности.

Хотя, возможно, реакцию левых лучше понять на индивидуальном, а не коллективном уровне. Классическая психоаналитическая теория установила четкую связь между удовольствием и авторитетом: переживание большого удовольствия (которое соответствует «принципу удовольствия») часто предшествует желанию возобновления авторитета и контроля, проявляемого эго или «принципом реальности». Фактически, это может вызвать извращенную форму удовольствия. Последние два десятилетия глобализации стали свидетелями огромного расширения «удовольствия от опыта»', разделяемого все более транснациональным глобальным либеральным классом, многие из представителей которого, что любопытно исторически, идентифицировали себя как левые (и фактически все чаще узурпировали это положение от естественной среды традиционных идей рабочего класса). Этот массовый рост удовольствия и опыта в среде более состоятельных социальных категорий сопровождался растущим секуляризмом и отсутствием какого-либо признанного морального авторитета или обязательств. С точки зрения психоанализа, поддержка этим классом «мер Covid» может быть довольно легко объяснена в следующих терминах: как желаемое возникновение круга ограничительных и авторитарных мер, которые могут быть введены для ограничения удовольствия пределами строгих рамок морали, которые вмешиваются там, где их раньше не было.

Левые как гарант наивной веры в науку

Еще одним фактором, стоящим за поддержкой левыми мер против Covid, является их слепая вера в «науку». Это коренится в традиционной вере левых в рационализм. И все же одно дело - верить в неоспоримые достоинства научного метода, и совсем другое - полностью игнорировать то, как «наука» используется власть имущими для продвижения своей повестки дня. Возможность использовать «достоверные научные данные» для оправдания политических решений – невероятно мощный инструмент в руках правительств. По сути, в этом и состоит сама суть технократии. То есть это означает тщательный отбор «научных данных», которые будут продвигать правительственную программу, агрессивно маргинализируя любое другое мнение, независимо от его научной ценности.

Именно это уже много лет происходит в области экономики. Неужели так сложно понять, что сегодня происходит такой же захват контроля корпорациями и в области медицинской науки? Во всяком случае, не для Джона Иоаннидиса, профессора медицины и эпидемиологии Стэнфордского университета. Иоаннидис попал на первые полосы газет в начале 2021 года, когда он и некоторые из его коллег опубликовали статью, в которой заявили, что нет никаких различий в эпидемиологических условиях между странами, которые внедрили систему изоляции своего населения (типа карантина для здоровых), и теми, где их не было. Реакция на эту статью, и на Иоаннидиса в частности, была ожесточенной, особенно среди его коллег-ученых.

Этим объясняется и недавнее резкое осуждение им своей собственной профессии. В статье под названием «Как пандемия меняет нормы науки» Иоаннидис отмечает, что большинство людей, особенно левых, похоже, думают, что наука работает по «мертоновским стандартам научного сотрудничества, универсализма, альтруизма и скептицизма». Но, к сожалению, научное сообщество работает не так, объясняет Иоаннидис. В связи с пандемией резко возросли деловые конфликты интересов, но разговоры об этом стали табу. И он продолжает: «Консультанты, которые заработали миллионы долларов, консультируя компании. и правительства получили престижные должности, власть и общественное признание, в то время как ученых, которые работали доброжелательно и осмелились бросить вызов доминирующим нарративам, обвиняли в том, что они шарлатаны. Любая позиция скептики в отношении общепринятого мнения считалась угрозой общественному здоровью. То, что мы пережили, - это столкновение между двумя школы мысли: авторитарным здравоохранением, с одной стороны, и наукой, с другой, и наука проиграла».

Левые проиграли и могут даже исчезнуть

Презрение и насмешки левых по отношению к законным опасениям людей (по поводу карантина, вакцины или паспортов здоровья) постыдны. Эти опасения основаны не только на фактических тяготах, но и на законном недоверии к правительствам и учреждениям, которые, несомненно, были монополизированы корпоративными интересами. Любой, кто, как мы, поддерживает действительно прогрессивное и интервенционистское государство, должен реагировать на эти опасения, а не отвергать их.

Но наиболее недостаточной была реакция левых на мировой арене с точки зрения четкой взаимосвязи между ограничениями свобод и усугубляющейся бедностью на Юге. Действительно ли левым нечего сказать об огромном росте числа детских браков, крахе школьного образования и разрушении формальной занятости в Нигерии, где национальное статистическое агентство утверждает, что около 20% людей, потерявших работу, лишились ее из-за изоляций? А как насчет того факта, что страной с самыми высокими показателями смертности от COVID и самым высоким уровнем смертности в 2020 году является Перу, которое пережило один из самых строгих локдаунов в мире? Обо всем этом левые не говорят ни слова. Эта позиция понятна только в связи с преобладанием националистической политики на мировой арене: неудача на выборах левых интернационалистов, таких как Джереми Корбин, означает, что более общие глобальные проблемы не имеют большого значения, когда дело доходит до более комплексного ответа западных левых на кризис Covid-19.

Вместе с тем, мы должны признать, что были некоторые радикальные и социалистические левые движения, которые высказывались против нынешнего управления пандемией. Среди них - Black Lives Matter в США, Left Lockdown Skeptics в Великобритании, городские левые в Чили, «У Мин» в Италии и, прежде всего, альянс социал-демократов и зеленых, который в настоящее время правит Швецией. Но, прежде всего, весь спектр этого левого мнения, инакомыслящего по отношению к доминирующему течению, игнорировался, отчасти из-за небольшого числа левых СМИ, но также из-за маргинализации со стороны тех же самых влиятельных в интеллектуальном отношении левых.

Все это ведет к историческому провалу левых, который будет иметь катастрофические последствия. Потому что всегда существует риск того, что все эти народные волнения снова будут перенаправлены крайне правыми, что уничтожит любой шанс для левых завоевать тех избирателей, которые им необходимы для свержения гегемонии правых. Но в то же время левые цепляются за технократию экспертов, которых все чаще считают ответственными за катастрофическое противодействие пандемии в духе зрения социального прогрессизма. И по мере того, как любая жизнеспособная форма для избрания левого правительства уходит в прошлое, дебаты, которые позволили бы нам противопоставить наши идеи и, конечно, свободу не всегда соглашаться, и которые лежат в основе любого истинно демократического процесса, исчезают вместе с ней.

ТОБИ ГРИН, ТОМАС ФАЗИ

14.12.2021

Тоби Грин – профессор истории в Кингс-колледж (Лондон), автор книги «The Covid Consensus: The New Politics of Global Inequality»

Томас Фази – публицист, журналист, переводчик, автор книги «Reclaiming the State»

https://novaexpreso.wixsite.com/revista/naufragio-de-la-izquierda-y-covid