Немного истории: Бао Цзынъянь - анархо-коммунист в Древнем Китае

Этот человек жил в 3-4 вв. н.э.  Ненавидевшие его враги позаботились о том, чтобы его произведения не сохранились. Они дошли до наших дней в цитатах, приводимых его противником Гэ Хуном (книга "Баопу-цзы", глава 48)

"Господин Бао по имени Цзинъянь любит сочинения Лао-цзы и Чжуан-цэы и весьма сведущ в искусстве красноречия. Он считает, что древние превосходят современных людей, так как у них не было государей. Поэтому в его произведении говорится: "Конфуцианцы говорят: "Небо породило народ, а затем насадило государей". Но каким образом державное Небо столь многословно возвестило это? Не люди ли, заинтересованные в подобном положении вещей, произносят такого рода речи? Ведь сильные подчиняют себе слабых, и слабые подчиняются им; ведь мудрые обманывают глупых - глупые служат им. Поэтому и возник путь государей, и подданных, и из-за этой-то службы лишенный мощи народ оказался управляемым. Таким образом, господство и подчинение возникают из борьбы между могущественными и слабыми и из противостояния мудрых и глупых. И к этому не имеет никакого отношения синее Небо".

В первозданном хаотическом просторе Безымянное считалось наиблагороднейшим, а живые существа почитали за счастье удовлетворение своих желаний. (1)

Если ободрать коричное дерево и срезать кору с лакового дерева, то это не окажется желанным для этих деревьев. Если вырвать перья у фазана и лишить зимородка его красы, то вряд ли это будет приятно птицам; понуждение же лошади уздою и удилами противно ее природе. Если взвалить на буйвола ярмо, то это отнюдь не доставит ему радости. Искусная ложь проявляется из силы, направленной против истины. Корни жизни подрываются ради бесполезных украшений, крылатые существа отлавливаются для изысканных забав, в стенках носа животных проделываются искусственные отверстия, связываются ноги животных, созданных Небом свободными, - не противно ли это природе и стремлениям всех существ? Простой народ своей работой и повинностями своими кормит чиновников, но аристократия счастлива и сыта, а народ нищ. Если умереть, а потом вновь ожить, то радость от этого будет безмерной, но это не сравнится с отсутствием смерти вообще. Если отбросить титулы и отказаться от карьеры, то это может принести пустую славу, но это не сравнится с полным отсутствием того, что отбрасывают".

 

Когда в Поднебесной смута, тогда появляются "гуманность и справедливость", когда шесть родственников не пребывают в согласии, тогда появляются "сыновняя почтительность и материнская любовь" [2]. Прежде, в древние времена, не было ни государей, ни подданных [3]. Люди рыли колодцы и пили из них, возделывали поля и тем питались; солнце вставало - и они шли работать, солнце садилось - и они отдыхали. Ничто их не сковывало, все доставали они сами, не приходилось им трепетать, и не знали они оружия. Не ведали ни славы, ни позора. В горах не было троп, в реках не было лодок [4]. Потоки и долины были неизведанны, и люди не объединялись, войска не собирались, и военных походов не было.

 

Гнезда на деревьях не разорялись, глубокие водоемы не иссякали. Фениксы гнездились прямо во дворах людских жилищ. Драконы и цилини стаями бродили в садах и обитали в водоемах [5]. На голодного тигра можно было наступить, ядовитых змей можно было держать в руках. Когда люди переходили вброд реки, то чайки даже не взлетали, а когда они входили в леса, то лисы и зайцы даже не пугались. Сила и выгода не зарождались, беды и смуты были неведомы, копья и секиры не применялись, а городские рвы не строились. Мириады вещей - все сущее, покоились в сокровенном единении, и все пребывало в дао-Пути. Моры и поветрия не распространялись, народ добывал все необходимое и люди доживали до преклонных лет. Они были чисты, и хитрость не рождалась в их сердцах. Они находили себе пропитание и жили в мире, насыщались и путешествовали [6]. Их речи не были цветисты, их поступки не были порочны. Разве мог кто-нибудь тогда отнять у народа его богатства? Разве можно было тогда бесчинствовать, расставляя капканы и ловушки?

 

Когда эта эпоха пришла в упадок, появились знания и мудрость, использующие искусные уловки. Дао-Путь и дэ-Благо оказались отброшены прочь. Почтение и презрение обрели свой порядок. Живущие в изобилии и роскоши возвышаются еще более, а неимущие теряют и последнюю выгоду свою - таков смысл "ритуала" [7].

 

Появились чиновничьи пояса и шапки, императорские ритуальные шелковые одежды для почитания темного - Неба и желтого - Земли. Сооружаются дворцы, подобные горам земли и дерева, касающиеся небес, строятся здания с киноварно-красными и зелеными [8] балками и перекладинами, стоящие в тени утунов и платанов. Богачи самозабвенно копят драгоценности, собирают жемчуг, извлекаемый из бездн морской пучины. Они копят яшму, которой у них так же много, как деревьев в лесу, но и этого мало, чтобы положить предел их алчности; они собирают золото и громоздят горы его, но и этого количества не хватает, чтобы покрыть их мотовство. Они предаются разврату и беззакониям в опустошенных ими землях и восстают против основы-корня - Великого Начала. Все дальше уходят они от дней предков и отворачиваются от первозданной простоты, умножая излишества. Так как они возвышают "мудрецов", то народ восстает против "славы", так как у знати огромные богатства, то появляются воры и разбойники [9]. От одного взгляда на желанные вещи доблестное сердце приходит в смятение, а когда силы направлены на получение выгоды, то человек вступает на стезю бесчинств и насилий. Создание сверхострого оружия приносит беду войн и сражений. Все обеспокоены, что самострелы в битве будут бессильны, броня не будет крепкой, копья не принесут пользы, а щиты окажутся недостаточно прочными. Но все это оружие можно было бы отбросить, если бы не было бесчинств и насилий. Если бы белый нефрит не обработали, то разве можно было бы сделать скипетры? Если бы дао-Путь и дэ-Благо не были бы отброшены, то разве могли бы появиться "гуманность и справедливость?" [10]

 

Ведь тираны Цзе и Чжоу и их приспешники жарили людей на огне, казнили порицавших их, сушили мясо князей, рубили мясо вельмож, разрезали сердца людей, перебивали голени, развратничали и кичились, использовали пытки поджариванием и клеймением, разрубали людей на части [11]. Но если бы эти тираны были простолюдинами, то разве могли бы они совершать подобное, несмотря даже на порочность своей природы?! Все это своеволие, тиранство, помыслы разврата, расчленение Поднебесной произошло из-за того, что они были государями и могли совершать любые бесчинства.

 

С тех пор как установилось разделение на государей и подданных, народ все больше страдает от зла и своеволия властей, день ото дня растут они, а народ хотят сломить колодками и наручниками, хотя он томится и мучается в грязи и угольной пыли. Господа скорбят и трепещут в храмах, а простолюдины пребывают в печали в гуще горестей и страданий. Укрощать народ "ритуалом", "исправлять" его казнями - это все равно что выпустить на свободу половодье Небесного источника, оказаться на пути потока, всю мощь которого нельзя даже и представить, и затем попытаться преградить ему путь горсточкой плодородной земли и одним пальцем противиться его течению!"[12]. (…)

 

Господин Бао (…) сказал: "Ведь с тех пор, как Небо и Земля установились, два вида ци - эфирной пневмы формируют вещи. Ян торжествует - и облака плывут по небу, ликует инь - и потоки потекли в долинах. Природа-сущность чередования мягкого и твердого порождается четверояко-восьмеричным сочетанием [13]. И каждая из этих пневм-ци покоится на своем месте, не зная в сущности своей деления на почтенное-презренное [14]. Когда же разделение на государей - подданных появилось, то сильно изменился этот порядок.

 

Ведь если выдр в водоеме много, то рыба тревожится, если ястребы собрались в стаю, то в смятение приходят птицы, если созданы управы, то народ ввергнут в страдания, если наверху изобилие, то внизу народ нищенствует. Богачи ценят сверх меры дорогостоящие вещи, развлекаются в своих прекрасных хоромах. Их пища обильна, на их одеждах драконовы знаки. У них во внутренних покоях толпа наложниц, а снаружи страдают мужчины-вдовцы. Богатые копят труднодоступные для остальных драгоценности, владеют дорогими диковинками, приобретают бесполезную утварь, не зная удержу, удовлетворяют свои прихоти. Они не духи и не демоны, откуда же у них столько богатства и власти? У них все есть - и зерно, и шелка, и хлеб, а народ страдает от голода и холода. Сотни чиновников обеспечены, живут в довольстве и роскоши, проматывая состояния. Их окружают толпы прихлебателей, а простые люди в поисках пропитания странствуют с протянутой рукой. Народ лишен одежды и еды, а что-то еще отдавать он и вовсе не в силах. Как же можно тогда увеличивать налоги и поборы, усугубляя муки простых людей?!

 

Не могут низы вынести такую долю, холод и голод. Пренебрежение законом преступает все границы. В этом все и заключается. Монархи скорбят наверху, а могущественные и знатные хмурят брови внизу. Любой неосторожный шаг бедой грозит, и приближения несчастья опасаться стоит. Боятся мудрых и смелых, а не используют их, и поэтому обладатели высоких титулов цепляются за награды и тем вводят достойных в соблазн. Боятся бесчинств и раздоров, не могут их предвидеть и поэтому воздвигают стены и выкапывают рвы, дабы подготовиться к ним. Но не знают, что если награды щедры, то народ нищ, а подданные взнузданы как загнанные кони. Когда воздвигаются крепостные стены, тогда повинности тяжелы, а нападения противника искусны. Поэтому когда растрачивают богатства, хранящиеся в амбарах и башнях, и расходуется масса зерна, то никто этому не радуется. Но почему бы тогда вообще не перестать накапливать богатства и отбирать у народа его зерно?! Когда буйволы пасутся в Таолинь - персиковой роще, а лошади отдыхают на пастбищах горы Хуашань, щиты и секиры откладываются в сторону и убираются прочь припасенные луки и стрелы, то это считают все миром великим и счастьем [15]. Так почему бы тогда совсем не отказаться от армий и военных отрядов, от войн и вооруженных походов?! Разве не великое это процветание? Тем более что изначально не было ни войск, ни военных отрядов, не было ни военных столкновений, ни походов.

 

Ведь если жить на скудной и неплодородной земле, то придется отбросить прочь дорогие шелка и с корнем вырвать мальвы роскоши. Пусть какие-нибудь простые мешочки заменят для благовоний, но одежда и белье будут удобными, халаты теплыми, полотно, одеяла чистыми. Наложницы тогда в шелка не разоденутся, коней зерном в таких местах кормить не станут. Скромность, что в основание кладется ведения хозяйства, можно счесть достойной речей красивых. Так говорят: "Разбойник Чжи богатство делит". Но взять пусть даже малое, и это посчитать достойным, не значит ли искать на суше рыбу и пену видимости выдувать? [16]

 

Исчерпывается разве личность общественными повинностями, а семья - расходами на переезд? Земледельческие работы во время мирное радуют сердце. И если следуя Небу, Землю поделить, то внутри, в семье, всегда довольно будет: и одежды, и еды, вовне же борьбы не будет за власть и выгоду. Все захватить в свои руки и быть насильником, грабителем - это не в природе чувств человеческих. Иные же ученые витийствуют, заявляя, что нужно на народ обрушить кары, хотя он в преступлениях нисколько не замешан. Между тем достаточно существует разбойников и воров, чтоб с твердостью закон к ним применить. Но богачам не будет выгоды тогда, в то время как до применения пыток и увечий они охочи. Значит, когда я чист и спокоен, то и народ сам по себе исправляется, когда же нижестоящие изнемогают и ропщут, тогда мудрость искусных уловок в жизни изыскивает. Считать естественным такое состояние все равно, что думать, что зной и холод совместимы друг с другом. Народ трудится, отдыха не зная, а грабящим его конца и края не видно. Поля покрыты сорняками, житницы опустошены, пусты и ткацкие станки. Нет пищи, чтобы наполнить желудок, и никакой нет одежды, чтобы прикрыть наготу.

 

Власть имущие хотят повеленьями смуту прекратить, но как возможно это? Хотят таким образом от бед спастись, но беды усугубляются. Пытаются использовать запреты, но эти запреты не останавливают начавшееся. Заставы и мосты сооружают, чтобы с недолжным покончить, но коварные чиновники и это недолжным делают. Появились весы, равновесие установилось, дабы ложь извести, но люди порочные и это ложью делают [17]. Крупные сановники таким образом стремятся опасности избегнуть, но развращенные подданные боятся, что властитель опасным это сочтет. Оружие и латы - средство для умиротворения, искореняющего трудности, но разбойники с их помощью бесчинствуют и трудности творят [18]. Вот и все достигнутое при наличии государей. У народа есть своя выгода, значит, есть и сердце, жаждущее борьбы. У богатых и знатных семейств своя выгода есть, и об обретении ее они заботятся весьма. Но разве по сравнению с грызней их борьба народа за крошечную выгоду свою не будет малой и ничтожной?! На силы простолюдинов взгляните. Что можно достичь с помощью их? У народа нет тучных земель, что зависть могут вызвать у других. Нет у него городов и крепостей, которых можно возжелать для выгоды своей. Нет у него ни золота, ни драгоценностей, которых можно пожелать. Нет у него и мощи властной, с помощью которой преодолеть невзгоды можно. Его сил недостаточно, чтоб объединить всех сторонников своих. Могущества его недостаточно, чтобы изгнать людей чуждых. Те же, что с монархом заодно, свой гнев распаляют, собирают войска и обучают боевым искусствам воинов своих, прочь гоня безобидный народ и нападая на неповинную ни в чем страну. Тела воюющих посредством множества хитроумных планов превращаются в трупы, кровь проливается на землю, ее увлажняя и землю на полях окрашивая в киноварно-красный цвет. Нет ни одной эпохи, когда бы не было беспутного, лишенного дао-Пути государя. Когда же их самодурство и бесчеловечность ввергали в смуту всю страну, то в Поднебесной ни одного удела, ею не затронутого, не оставалось. Усматривали "преданные" и "достойные" зло "внутри", но простой народ издыхал "вовне". Можно ли сравнивать это с бедой малой и ничтожной борьбой среди народа? [19] Доходит даже до того, что дети от отцов уходят во имя службы государю. Отвергается сыновняя почтительность "преданности" ради. Приказать: "Да не будет государя!" - все равно что сказать: "Государи есть", и только.

 

Древние стремились, чтобы жилище защищало только от ветра и дождя, а ныне возводятся здания киноварно-красные, пурпурные, украшенные драгоценными металлами и дорогими каменьями. Древние стремились, чтобы одежда только прикрывала наготу, а ныне одеваются в расшитые шелка, парчу, другие яркие, роскошные ткани.

 

Древние стремились, чтобы музыка лишь упорядочивала людские чувства, а ныне она развратными смущает звуками, тревожит душу и гармонию губит.

 

Древние стремились, чтобы еда, питье лишь наполняли пустой желудок, а ныне столько пьют, что можно было бы этим потушить лесной пожар, и губят так жизнь людей.

 

Так как же можно уйти от этих дел, отринуть их совсем?!

 

Если наверху заботу проявляют, пекутся об урожаях, опрощают дворцы и налоги уменьшают, то тогда народ ценит умеренности, бережливости чистый ветер. Тогда же нужно строго запретить излишества в еде и драгоценностей блеск поубавить. Кто принципы опрощения и бережливости принимает, те ценят их и их осуществляют.

 

Кто смуты, перевороты и притеснения народа только знает, те порочат их и их уничтожают.

 

Осуществляют их - тогда ликующие голоса слышны и умиротворен тогда простой народ.

 

Ужели непременно, опасаясь пожара, нужно разрушать свое жилище, дабы не сгорело, а опасаясь урагана и бури, ужели нужно засыпать землей большие потоки?!" (…)

 

Господин Бао сказал: "У сановников и государей в задних дворах наложниц по тысячи три. В этом ли замысел Неба?! У них накоплено с избытком зерна и шелка, а народ страдает от голода и стужи". (…)

 

Господин Бао сказал: "Жизнь человека такова, что и одежды, и еды ему достаточно с избытком. Так к чему же к этому добавлять еще и налоги? Тягостны повинности, зачем выполнять такие? Вот и приходит голод и стужа совместно! Не могут уж низы такую жизнь выносить. Поэтому и пренебрегают законами, совершают преступления. Причина этому - такая жизнь!" (…)

 

Господин Бао сказал: "Хотя любой неосторожный шаг монархов грозит им гибелью, им недостаточно этого, даже намека на опасность они не видят. Наслаждаются сном по ночам, до самого утра. Когда же солнце клониться к закату уже начинает, только тогда они яства вкушают. До чего же должно дойти, чтобы беды они убояться смогли?" (…)

 

Господин Бао сказал: "Монархи чтут чудесный скипетр и соблазняют заброшенных и темных. Они стремятся использовать высочайшее дэ-Благо во имя усиления своей мощи. Живут в роскоши и пресыщении, носят разукрашенное платье. Краса белого фазана и браслеты из яшмы - к их услугам. Но как можно таким образом равно всему народу пользу принести?" (…) 

 

Господин Бао сказал: "Знать и государи боятся, как бы не побеспокоили их бесчинства раздоров, потому и возводят высокие стены, дабы уберечься от них". (…)

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

[1] "Безымянное" (у мин) - один из эпитетов в дао, употребляемых уже в "Дао-дэ цзине".

 

[2] Цитата из § 18 "Дао-дэ цзина".

 

[3] Ср. описание идеального общества в других даосских текстах, прежде всего в гл. 2 и 5 "Ле-цзы" (в гл. 5, кстати, употребляется выражение "не было ни государей, ни подданных" (бу цзюнь, бу чэнь).

 

[4] Цитата из гл. 9 "Чжуан-цзы". Ср. также § 80 "Дао-дэ цзина": "Хотя имелись лодки и носилки, но никто не ездил на них, хотя были палки и орудия, никто не выстраивал войска". Следует отметить, что воззрения Бао Цзинъяня значительно радикальнее, чем Лао-цзы.

 

[5] Цилинь - фантастическое благовещее животное, "единорог".

 

[6] Реминисценция на гл. 9 "Чжуан-цзы".

 

[7] Здесь, связывая зарождение государственности и возникновение неравенства с утратой дао и дэ, Бао Цзинъянь резко критикует конфуцианское учение о "ритуале" (ли), рассматривая его как орудие поддержания нового несправедливого порядка.

 

[8] Красное и зеленое - наиболее характерные цвета китайской дворцовой и храмовой архитектуры. Соответствуют "положительным" (ян) первоэлементам "огню" и "дереву" и, соответственно, - югу и востоку.

 

[9] См. гл. 10 "Чжуан-цзы", где появление грабителей ставится в прямую связь с накоплением богатства.

 

[10] Цитата из § 18 "Дао-дэ цэина" и гл. 9 "Чжуань-цзы".

 

[11] Цзе и Чжоу - полулегендарные тираны, последние цари династий Ся и Шань-Инь, известные в китайской традиции необузданным развратом и жестокостями.

 

[12] Здесь заканчивается та часть гл. 48 "Баопу-цзы", которую исследователи (Люй Чжэньюй, Э. Балаш и др.) обычно считают трактатом Бао Цзинъяня "О безвластии" ("У цзюнь лунь"), включенным в текст "Баопу-цзы".

 

[13] Четверояко-восьмеричное сочетание (сы ба). Имеются в виду понятия "Книги Перемен" - два состояния ян (шао ян - малое ян и тай ян - великое ян), два соответствующих состояния инь и восемь триграмм.

 

[14] Бао Цзинъянь противопоставляет интерпретации космогонического процесса, сделанной Гэ Хуном, свою собственную, согласно которой все виды пневмы-ци (и соответственно, Небо и Земля) равноценны, и поэтому дифференциация хаоса не приводит к возникновению иерархии сущего и неравенству.

 

[15] Бао Цзинъянь говорит о счастье мира, мирной жизни и осуждает войны. Хуашань - одна из священных гор Китая, также - местопребывание даосских бессмертных. Таолинь ("Персиковая роща") - место в западном Китае, в 200 - 300 ли к западу от заставы Хуаныуань. Другое название "Персиковый источник". По преданию, У-ван, победив царство Инь, отпустил там пастись использовавшихся в войне буйволов, знаменуя этим наступление мира. Впоследствии "Персиковая роща" стала символом мира, счастья, социального совершенства, местом осуществления даосской утопии (см. знаменитую поэму Тао Цяня "Персиковый источник").

 

[16] Здесь Бао Цэинъянь подвергает критике аполегетику Гэ Хуна. Гэ Хун, выше возражая Бао Цзинъяню, выдвинул тезис о том, что бесправие и нищета народа проистекают не из государственности как таковой, а из дурного правления. При "совершенных государях", по Гэ Хуну, не было ни нищеты народа, ни расточительности верхов, царили принципы умеренности и бережливости. Теперь Бао Цзинъянь сравнивает эти принципы со стыдливо скрытым пороком, возведенным в ранг добродетели.

 

[17] Бао Цзинъянь, с одной стороны, критикует принцип "наград и наказаний", а с другой, отмечает, что средства, созданные для пресечения беззакония, сами становятся орудиями беззакония в руках недостойного. Ср. гл. 10 "Чжуан-цзы".

 

[18] Здесь Бао Цзинъянь развивает и конкретизирует тот же тезис.

 

[19] Здесь Бао Цзинъянь развивает ту же мысль, но в несколько ином аспекте. Выше Гэ Хун сравнил период "безвластия" с временем всеобщей тирании и тотальной вражды, проистекающей из равенства сил. Это было сделано Гэ Хуном в противовес утверждению Бао Цзинъяня о том, что только наличие бесконтрольной власти монарха могло привести к злодеяниям тиранов Цзе и Чжоу. Логика ответа Гэ Хуна: причина злодеяний не принцип власти, а захват ее недостойными; отсутствие же государственной власти приводит к последствиям гораздо худшим. Теперь Бао Цзинъянь утверждает, что распри среди народа по силе отрицательных последствий не могут сравниться с бесчинствами верхов хотя бы потому, что народ не имеет возможностей для этого: у него нет ни войск, ни оружия, ни средств, ни тюрем, ни прочной организации.

 

Источник: "Религии Китая. Хрестоматия" (СПб, 2001)