«Чтобы заставить рабочих подчиниться капиталистической логике, нужно было лишить их не только собственности на средства производства, но также всякого контроля над функционированием данных средств производства, лишить их возможности самим контролировать и обеспечивать работу машин и механизмов, без иерархического аппарата инженеров, техников, специалистов по трудовым отношениям – то есть, всех тех людей, без которых технически завод мог бы и обойтись, но политическая функция которых сводится к увековечиванию зависимости, подчинения, отчуждения рабочих от средств и процесса производства» (с.95)

«Волей к господству насквозь пропитаны как сущность машин и механизмов, так и организация производства с материализованным в ней разделением труда: с одной стороны, капитал и его представители и администраторы, а с другой – исполнители, занятые в производственном процессе» (с.12). Источник отчуждения лежит в «фабричной технологии, навязывающей определенное техническое разделение труда, последнее же требует субординации, иерархии и деспотизма» (с.14). Современная техника и организация труда развились «не благодаря их производственной эффективности, а вследствие их эффективности в контексте отчужденного, подневольного труда, то есть труда, порабощенного в чуждых ему целях» (с.95).
«Помимо своей непосредственной научно-технической функции, они (ИТР) исполняют функции проводников господства капитала над трудом» (с.254). Они «увековечивают отделение («отчуждение») производителя от общего продукта и процесса труда» (с.95). Интеллигент нередко протестует «не против своего пролетарского положения, а против того, чтобы к нему относились как к пролетарию: против иерархического разделения, парцеллизации и оболванвания его собственного труда, против утраты им всех или части социальных привилегий» (с.280).

Сегодня «развенчан миф, на котором покоилась власть и привилегии мандаринов нашего общества: миф о нейтральности науки и техники, якобы не имеющих ни классового содержания, ни классового отпечатка, а также миф о разделении труда, якобы обусловленном «объективной необходимостью», а не потребностями капиталистического накопления» (с.11).

«Гигантские сложные машины, господствующие над сотнями тружеников узкой квалификации, которые их обслуживают, не обязательно более эффективны, чем побригадный труд мужчин и женщин, которые совместно управляют боле легкими и простыми машинами и сами усовершенствуют их». «Ни парцеллизация задач, ни отделение умственного труда от физического, ни монополизация науки элитой, ни гигантские размеры предприятий и вытекающая отсюда централизация власти – ни одно из этих явлений не определяет эффективности общественного производства» (с.11).

Разделение труда «уродует рабочего, оно культивирует в нем одностороннюю сноровку, подавляя мир его производственных наклонностей и дарований». «Познания, рассудительность и воля, которые даже в незначительных масштабах развивает самостоятельный крестьянин или ремесленник, отняты у рабочих и присвоены капиталом, который сосредоточивает их в своих машинах, в своей организации труда, в своей технологии» (с.9).

«Заводской деспотизм», с одной стороны, «отчуждает производителя, лишает его возможности контролировать целостный производственный процесс и более широко – социальное бытие, а с другой – создает привилегированный управленческий аппарат, складывающийся в конечном счете в господствующий над обществом бюрократический класс» (с.95).

«До тех пор, пока материальная матрица капитализма (организация труда, техника и технология) остается неизменной, коллективное присвоение всей совокупности фабрик будет ничем иным, как сугубо абстрактным актом юридического изменения формы собственности, изменения, которое, конечно, не сможет уничтожить угнетение и подчиненность рабочих». «Институциональные аппараты производства и обмена в их нынешнем виде не поддаются ни контролю, ни присвоению производителями, ассоциированными в реальные производственные и бытовые коммуны; они подвластны только институциональному контролю и владению, которые осуществляет государственный аппарат, увековечивающий вместе с социальным разделением труда классовое деление общества» (с.18). «Не может быть коммунизма без коммунистического образа жизни» (с.19). «Коммунистический образ жизни невозможен на основе технологии, институтов, разделения труда, взращенных капитализмом» (с.18).

Как писал Иллич: «Орудия труда, в которых нуждается общество, основанное на принципах совместной жизни, должны быть достаточно простыми, чтобы любой мог научиться пользоваться ими, и достаточно небольшими, чтобы индивиды и группы могли применять их по своему усмотрению. Разумеется, вы не сможете производить в вашем саду сталь или электричество. Впрочем, это не так необходимо в совместной жизни… Обобществление орудий труда может и должно служить исчезновению таких орудий, которые по своим размерам, своим мощностям или природе противоречат «совместному образу жизни»… В течение последних 150 лет эффективное использование науки требовало все более и более дробной специализации и разделения труда. Чтобы быть мощными, орудия труда должны были быть огромными. Так больше не пойдет» (с.20).
Эта мысль представляет собой «отнюдь не пасторальную идиллию, а единственно возможный путь к освобождению современного человека, отданного в услужение машинам» (с.19).

«Для коммунизма необходим не столько период ускоренного накопления капитала, сколько критика производительных сил, завещанных капитализмом, и их слом» (Тemps Modernes. 1973. №318. Р.1173).

Цитируется по книге: С.Г. Айвазова. Левый радикализм в идейно-политической жизни Франции. М., 1986).