Букчин заслуженно считается крупным мыслителем и писателем конца ХХ века. Однако, его идеи о связи между социальной экологией, анархизмом и профсоюзным движением, будучи противоречивыми, а иногда и откровенно ошибочными или нечестными, заслуживают нашего пристального внимания.

Букчин - экоанархист 1960-70-х гг.

Хотя Букчин в последнее время стал относиться открыто враждебно к профсоюзному движению и анархо-синдикализму, да и вообще к любому классовому анализу, так было не всегда. Некоторые его ранние мысли по этому поводу, хотя и глубоко-критические по отношению к синдикализму, представляли собой проницательные суждения о ценности традиционной революционной теории и практики, в отличие от его позднейших чрезмерных нападок на анархизм. Его очерк "Самоуправление и новая технология", написанный в 1979 г., вероятно наиболее важен в этом отношении. В нем Букчин доказывает, что синдикалистская концепция "фабрики" или "рабочего места", будучи очень важной в качестве средоточия политической и социальной деятельности в будущем анархистском обществе, является чрезмерно оптимистичной точкой зрения на освободительную возможность крупной промышленности. Букчин заявляет, что фабрика уничтожила ремесленников и мастеровых, и тем самым извратила основное содержание труда, полагаясь на систему массового промышленного производства, которая низвела человека до роли простой детали в механизме:

"Из технических перемен, которые отделяют нашу нынешнюю эпоху от прошлых времен, ни один проект не был более важным, чем проект, наименее механический из всех - фабрика. Ни паровой двигатель Уатта, ни бессемеровская печь не были столь значительными, как простой процесс рационализации труда и превращения его в индустриальный механизм для производства товаров. Механизация, в общепринятом значении этого слова, значительно продвинула вперед этот процесс, но систематическая рационализация труда разрушила техническую структуру самоуправляемых обществ, а также мастерство, являющееся изначальной характеристикой экономической сферы. Настоящее мастерство - это работа, доставляющая удовольствие, а не обременительный тяжелый труд. Оно придает человеку чувство собственного достоинства, а не уничтожает его. Оно предоставляет духу свободу, а не уничтожает его. В технической сфере оно представляет собой выражение личности, в частности - индивидуальности, сознания и свободы.

Фабричному рабочему остается только вспоминать о таких понятиях. Шум завода заглушает каждую мысль, не говоря уже о любой песне, разделение труда не позволяет рабочему установить никакого взаимодействия с сообществом, частью которого он является, рационализация труда притупляет его или ее чувства и истощают тело.

Нет никакого места для самовыражения ремесленника - от артистизма до вдохновения - ничего, кроме взаимодействия с предметами, низводящего и самого рабочего до роли простого предмета. И марксизм, и синдикализм, в силу придания ими фабрике роли революционной социальной арены, должны придать самоуправлению новую форму. Обе идеологии придерживаются понятия о том, что фабрика является «школой» революции и, в случае синдикализма, социального переустройства. Большинство считает структурную роль фабрики источником социальной мобилизации... Фабрика служит не только для мобилизации и обучения пролетариата, но также и обесчеловечивает его. Свободу нужно искать за пределами фабрики" ("К экологическому обществу", 1980).

Букчин делает вывод о том, что фабричная система, на которой основывается индустриальный синдикализм, по своей природе авторитарна и бесчеловечна. Синдикалисты смешивали два понятия: "сфера экономической необходимости" (фабрика) и "сфера социальной свободы" (каковую составляют природа, община и вольный город). В противоположность синдикалистскому видению, фабрику никоим образом нельзя было бы считать первичным местом политического действия и свободы. Только возникновение свободного, основанного на непосредственном общении, неиерархического и экономически-интегрированного социального существования смогло бы действительно гарантировать свободу и процветание. Кроме того, как нам позднее доказывает Букчин, угле-стале-нефтяная технология, на которой была основана фабричная система, является экономически невыгодной из-за истощения ресурсов.
Хотя энергию солнца, ветра и т.д. можно использовать в крупномасштабных промышленных производственных процессах, более эффективно использовать такую энергию на локальной или мелкомасштабной основе.
Экономическая инфраструктура, состоящая из большого числа более мелких мастерских и цехов, производящих орудия труда индивидуального изготовления на местных экологически безвредных источниках энергии, являющаяся частью экологически интегрированного сообщества, представляла не только реальное экологическое будущее социальной судьбы человека, но также концепцию, которая не видела необходимости в обширных и бесчеловечных по своей сути промышленных производствах и фабриках уходящей эпохи. Фабрика больше не представляла даже сферы необходимости - определяющие факторы охраны окружающей среды сделали фабричную систему промышленного производства экологически и экономически устаревшей.

В своем критическом очерке Букчин делает справедливое замечание. Картинки, которые до недавнего времени украшали анархо-синдикалистские журналы - тысячи рабочих с высоко поднятыми головами и анархистскими знаменами в руках, выступающие из ворот фабрик, победоносно и в унисон выбрасывающих в небо черный дым - показывают исключительную неспособность оценить масштаб экологической революции, которая угрожает поглотить синдикализм точно так же, как и анархизм. Но причины этого скорее исторические и практические, а не вызванные какими-либо недостатками теории.

В конце ХIХ века, который стал свидетелем быстрого промышленного развития, крестьянство, городской пролетариат и марксистско-социалистическая оппозиция считали экологический и анархистский идеал экорегиональной самостоятельности и баланса между городом и деревней слишком утопичным или ретроградным.

Анархизм и анархисты, как организованная политическая сила, считали нужным посвятить большое количество усилий деятельности в сфере промышленности и профсоюзного движения, не придавая при этом большого значения более экологическим аспектам анархистской мечты.

Это был практический ответ на организационные проблемы дня, и анархо-синдикалисты не по своей вине стремились сосредоточить внимание на промышленной демократии в пределах фабрики, в какой-то степени игнорируя при этом другие, более широкие экологические стороны анархической традиции. Однако анархизм, в отличие от марксизма, всегда глубоко интересовался соотношением промышленности и окружающей среды (как хорошо показано в работе Кропоткина "Поля, фабрики и мастерские"), и Букчин, в ответ на наши сегодняшние экологические заботы, был прав, подчеркивая важность экологического региона, "зеленой" технологии и экологически-интегрированных городов и общин в анархической теории.

Процитированный выше очерк Букчина был написан более десяти (двадцати – прим. перев.) лет назад и, вместе с другими очерками в антологии "К экологическому обществу", он образует мост между двумя периодами его творчества, как мыслителя и писателя: Букчин - анархист-эколог 1960-70-х гг., и Букчин - социальный эколог 1980-90-х гг.

Букчин-социальный эколог гораздо жестче в своем отношении к анархизму и профсоюзному движению, чем он был будучи анархистом-экологом. Букчин без сомнения был одним из наиболее заметных мыслителей последних десятилетий. Две его брошюры "Экология, революция и революционная мысль" и "К освободительной технологии" (обе написаны в 1965 г. и опубликованы в антологии его произведений того периода, озаглавленной "Анархизм эпохи пост-дефицита", Post Scarcity Anarchism) - представляют собой ясное, краткое и достаточно понятное изложение точки зрения эколога-анархиста, показывая все наиболее замечательные стороны анархической полемики и вместе тем представляя собой одни из лучших и наиважнейших радикальных произведений 60-х гг. Букчин в этих ранних очерках, так же как и в его двух более поздних работах – "Пределы города" (1974) и "К экологическому обществу" (1980) осовременил многие социально-экологические идеи и прогнозы, которые можно найти в работах анархических мыслителей прошлого (Шарля Фурье, Петра Кропоткина и Элизе Реклю), при этом ясно, логично и убедительно показывая, что анархизм с его децентралистской и неиерархической философией, рисующей в своем воображении гармоничный негосударственный строй, состоящий из федерации самоуправляющихся городов, экологически-интегрированных с окружающими их биорегионами, - является единственной социальной философией, способной гарантировать длительное выживание как человеческого рода, так и нашей планеты.

Большая часть упомянутых работ была, однако, написана почти два десятилетия назад и с конца 1970-х гг. Букчин занимался разъяснением своей собственной экологической философии – "социальной экологии" - публикуя множество книг по этой теме: "Экология свободы" (1982), "Современный кризис" (1986), "Реконструкция общества" (1989) и "Философия социальной экологии" (1990).

Букчин – социальный эколог 1980-90-х гг.

Хотя ни один из основополагающих принципов теории социальной экологии Букчина не идет в разрез с социальным анархизмом и не отрицает значения анархизма, в своих последних работах Букчин редко упоминает это слово, да и то только мимоходом. Его ярко выраженное неприятие "организации рабочего класса" и профсоюзов указывает на увеличивающийся эмоциональный и философский разрыв между его теорией социальной экологии и традициями анархизма.
Тем не менее, многое, о чем говорит Букчин в своих работах, имеет отношение к анархизму и анархистам. Особенно это касается его длительных дискуссий по поводу роли патриархата в возникновении иерархической, эксплуататорской и анти-экологической социальной системы. Эти обсуждения ценны, так как они исследуют проблемы, недостаточно освещенные в работах Кропоткина и Эммы Гольдман, в которых анализировалась эволюцию и утверждение авторитарных структур в человеческом обществе.

Однако, именно в своем неприятии классового анализа Букчин пытается провести раздел между анархизмом и его теорией социальной экологии. В наиболее доступной из его последних работ – "Современном кризисе" - его нападки на анархизм, Индустриальных рабочих мира (ИРМ, синдикалистский профсоюз в США и некоторых других странах – прим. перев.) и профсоюзное движение просто возмутительны.

Из-за своей настойчивости на классовом анализе и веры в первостепенное революционное значение промышленного пролетариата, анархизм вместе с марксизмом, по мнению Букчина, представляет еще одну устаревшую социалистическую философию, которая уже неуместна в наше время:

"Политика, которой мы должны придерживаться, должна опираться на обывателей, подверженных влиянию экологических, феминистских, коммунитарных и антивоенных движений, вытеснивших традиционное рабочее движение полвека назад. Поэтому для так называемых революционных идеологий нашей эпохи - социализма и анархизма - наступают трудные времена. К тому же, их «электорат», в буквальном смысле слова, «отмирает». Фабрика, в ее традиционной форме, постепенно становится архаизмом. Роботы, как агенты массового промышленного производства, вскоре заменят сборочный конвейер. Таким образом, будущее поколение промышленного пролетариата может стать маргинальным слоем, отмечающим конец американского индустриального общества.

Новый «неклассовый класс», происхождение которого мы сейчас отмечаем, объединен больше культурными связями, чем экономическими. Это этнические группы, женщины, представители контркультуры, ученые, борющиеся с загрязнением окружающей среды, старики, безработные, люди, населяющие «гетто» и т.д.
Именно эта контркультура, в самом широком смысле слова, с ее многочисленными альтернативными организациями, технологиями, периодическими изданиями, продовольственными кооперативами и медицинскими центрами оказывают сопротивление цезаризму и корпоративизму. Новое становление «народа» в противоположность устойчивому упадку «пролетариата» подтверждает господствующее влияние общины над фабрикой, города и его окрестностей над сборочным конвейером. Рука точно подходит перчатке - и, сжатая, она образует настоящий кулак нашего времени" ("Современный кризис", 1986).

Почему так радикально пытаются отделаться от нескольких столетий длительного сопротивления простых рабочих вторжению капитала и государства нам не совсем понятно. Анархизм и анархо-синдикализм всегда, насколько я знаю, акцентировали внимание на необходимости поощрять общины и никогда не делали нелепого заявления, что общество может быть "организовано на фабричной основе". Первичной ячейкой анархического общества всегда были свободные, экологически-интегрированные города.

Как же еще можно надеяться организовать социальную жизнь в отсутствие национального государства? Кроме того, в отсутствие промышленного капитализма, поддерживаемого государством, профсоюзы и рабочие кооперативные общества - будь то пекари, бакалейщики, работники почты или водители трамваев – видимо, были бы вполне естественным, действительно логичным и разумным путем, посредством которого простые рабочие смогли бы координировать экономическую и промышленную жизнь своих городов на пользу себе, а не на пользу государству и кучке магнатов-капиталистов. Со стороны Букчина просто нечестно заявлять, что анархизм придавал особое значение исторической судьбе промышленного пролетариата в ущерб общине и жизни свободного города. Кроме того, профсоюзы состоят из людей - включая феминисток, борцов за мир и "зеленых" - и являются средством, с помощью которого люди могут объединяться для организации своего ремесла или отрасли на основе принципов равенства, мира и сотрудничества.

Хотя я рад, что десятки миллионов людей не вынуждены больше обрабатывать камни с помощью грубых кирок в недрах земли, я не могу понять, почему Букчин уверен, что "рабочий" является отжившим архаизмом.
Каким образом можно будет путешествовать или звонить в другой город в идеальном мире вольных самостоятельных городов-коммун Букчина, если никто не будет чинить дороги, железнодорожные пути или телефонные кабели? Почтовая служба всегда будет нужна, так как люди всегда будут меть потребность пересылать что-то цивилизованным путем. (Эта служба будет еще более необходимой, если мы когда-либо начнем колонизировать другие планеты.) К сожалению, экономическая и промышленная жизнь глобальны по своей природе, и идея организации межконтинентальной сети железных дорог из каждого отдельного города также абсурдна, как и предложение организовать социальную жизнь на фабричной основе - идея, которую Букчин ошибочно приписывает индустриальному синдикализму.

Маловероятно, что промышленный пролетариат исчезнет, хотя он, конечно, уже никогда не будет представлять ту же количественную силу, что и столетие назад. Анархизм просто утверждает, что в отсутствие капитализма и национального государства рабочие в каждой отрасли промышленности должны организовывать свои дела на благо себя, своего народа, своего экологического региона и всего человечества. Анархизм - это не рабочая партия, это идея, которая охватывает все проявления человеческой общественной жизни - свободный город, сельскохозяйственный коллектив, группы по интересам и профсоюзы, поскольку они полезны для человеческого рода и функционируют независимо от правительства и какой-либо иерархии.

Букчин более конструктивен, когда указывает на "зеленые сети", которая способна дать новый и важный плацдарм для революционного преобразования. В течение прошедших тридцати лет отдельные люди и группы, связанные между собой только любовью к Земле, проводили свою философию в действие на местной основе. Локальные группы садоводов, выращивающих местные виды деревьев для бесплатного распространения, кооперативы органической пищи, отряды по защите лесов и огромное множество специализированных экологических журналов и изданий и т.д. объединяют людей различного происхождения, рас и классов. Природа этой "зеленой сети" представляет собой мощную децентрализованную силу, действующую в направлении социальных и экологических перемен.
На более радикальном конце "зеленой сети" находятся люди, которых очень сильно заботит окружающая среда, но которые разочаровались в способности государственно-капиталистического строя решать неотложные экологические проблемы дня. Они решили во имя здравого смысла и человечества спасать планету любыми разумными средствами - законными или нет. Эти люди бросались перед бульдозерами и кораблями, перевозящими лес. Их проделки и подвиги, несомненно, привлекли внимание общественности, и эти люди, будем им благодарны, добились сравнительных успехов в сохранении значительных участков дикой природы от разрушения. Однако, из-за недостатка важной силы в лице рабочего класса, их усилия привели к тому, что они, выиграв несколько битв, одновременно быстро проигрывали экологическую войну. Они не изложили четко свою идею своему потенциально наиболее сильному союзнику - профсоюзам и организованному рабочему классу. Организации рабочего класса, вдохновленные мечтой о более равноправном справедливом обществе, на протяжении столетий боролись против капитализма и государства, которые, несомненно, были причиной чудовищного разрушения окружающей среды. Тот факт, что капитализм и государство не только несправедливы и авторитарны по своей природе, но также наносят огромный вред окружающей среде, подтверждает обоснованность многовекового радикального противостояния организаций рабочего класса и профсоюзов вторжению капитализма и военизированного государства в социальную и экологическую структуру человеческого общества. Героическое и стойкое сопротивление организаций рабочего класса капиталистической эксплуатации, поощряемой государством, - это долгая и кровавая история, включающая бессмысленные убийства, жестокую пытки миллионов людей, чьим единственным преступлением была попытка защитить свои местные общины и природную среду от принесения их в жертву ради кратковременной выгоды богатых и власть имущих.

Экоактивисты являются относительными новичками в искусстве организованного сопротивления капиталистическому и военизированному государству, они еще не усвоили суровый исторический факт, что поддерживаемый государством институт транснациональной эксплуатации не может быть повержен без вовлечения большинства организованных рабочих классов в зеленое дело.

Именно трудящиеся классы преобразуют сырье (дерево, минеральные ресурсы и т.д.) в промышленные продукты, которые мы потребляем, - и независимо от желаний правительства или его капиталистических покровителей, рабочий класс, в конечном счете, способен инициировать изменения.

Трагическое отсутствие контактов между группами экоактивистов и профсоюзами на практике означало, что экологическое движение пережило значительное сокращение его социальной базы, и это привело к нелепой ситуации в Австралии, где активисты зеленого движения боролись с рядовыми членами профсоюзов по заготовке леса, которые, как показала нам история, мало выиграли от крупномасштабной эксплуатации реликтовых лесов. Недавно предпринятая в США попытка убийства организаторов Земли прежде всего!/ИРМ (в начале девяностых спецслужбы США заложили бомбу автомобиль экоактивистов Джуди Барри и Дарелла Черни, которые также были активистами профсоюза Индустриальные рабочие мира, в результате взрыва активисты пострадали – прим. перев.) должна послужить уроком, как для зеленых, так и для рабочих, что их общими врагами являются институты капитала и государства. И для зеленых, и для рабочего класса было бы лучше, если бы они объединились и работали в направлении возрождения и экологического информирования профсоюзного движения, которое, если и не способно на сегодняшний день уничтожить государственно-военные силы богатых и власть имущих, то, по крайней мере, может противостоять наихудшим крайностям нынешнего пагубного государственно-капиталистического строя. То, что благосостояние рабочего по большей части зависит от здоровой окружающей среды, является неоспоримым фактом, и как экологические, так и профсоюзные активисты должны выбирать путь силы и победы, пытаясь достигнуть большего сотрудничества и общей цели в рамках своих организаций и в сотрудничестве между ними.

Я встречал тысячи людей, которые на основе локального сотрудничества конструктивно работают в направлении более зеленого будущего. Однако, в рамках «зеленой идеологии» существует много интеллектуально вырождающихся и идиотских, с философской точки зрения, концепций, которые объединяют многих этих людей - ритуалы, поклонение Земле, астрология, экомистицизм и т.д., - которые делают зеленое движение аморфным.

Элемент буржуазии или среднего класса почти свел на нет практическую ценность многих более успешных "зеленых" начинаний последних лет. Магазины дорогостоящей здоровой пищи и тематические книжные магазины, продающие большое количество очень дорогой литературы, имеющей отношение к охране окружающей среды, проявляют больше любви к выгоде и способность "ухватиться" за новую идею, а вовсе не подлинную и бескорыстную любовь к природе. Не обладая классовым сознанием, зеленое движение имеет шансы легко позволить себе объединиться с капиталистической системой и, таким образом, впасть в интеллектуальное и тактическое противоречие. Его участники, преимущественно буржуазного происхождения, не способны подлинно критически относиться к пагубным и антиэкологическим аспектам капиталистической и классовой системы, представителями которой они являются.

Значительная часть "зеленого движения" принимает упрощенный и антитехнологический взгляд на вещи. В индустриализме, как таковом, а не в промышленном капитализме видят они проклятие человечества и природы. Другая часть анархического и зеленого движения занимает более осторожную позицию по поводу технологии и настаивает на том, что именно с развитием технологий связана вторая промышленная революция – технологическая революция в области средств связи и компьютеров, которая имеет самостоятельное значение и которая угрожает привести к еще большей социальной и экологической дезинтеграции.

Даст ли технологическая революция преимущественно либертарные результаты или авторитарные - это, конечно, предмет для размышлений, и ответ на этот вопрос даст только время. Но Букчин, защищая как ремесленничество, так и крупные промышленные заводы, управляемые роботами, кажется основательно запутался в этом вопросе. Букчин никогда, насколько я знаю, не одобрял ни одну из антитехнологических точек зрения, что делает его антипрофсоюзную позицию тем более странной. Каким образом человек будет проектировать, осуществлять, производить неавторитарным и кооперативным способом безвредные для окружающей среды замкнутые экотехнологии, о которых так часто упоминает Букчин, если он не захочет вступить в переговоры с промышленным пролетариатом, который образует основу глубоко пагубной нефте-стале-угольной культуры сегодняшнего дня, но который, путем тяжелого труда, мог бы превратить фабрики по производству боеприпасов в перерабатывающие заводы, работающие на энергии ветра, а наши леса - в сады, которые не снились пророкам всех времен?

Необходимость уходить от крупномасштабной промышленной деятельности очевидна Букчину, но наши нынешние фабрики должны начать проектировать, производить и распространять новые технологии завтрашнего дня. Нельзя достигнуть удачного окончания этого переходного периода и реорганизации технологий в направлении децентрализации без согласованной деятельности промышленного пролетариата.

Букчин продолжает оскорблять американских анархистов и профсоюзных активистов прошлого: "Эти иммигранты социалисты и анархисты (предположительно ссылаясь на таких людей как Эмма Гольдман или Александр Беркман – Г.П.) были скорее профсоюзниками, чем революционными утопистами", они мало разбирались в американских демократических традициях. Если бы американский народ проигнорировал "узкие" и "классово ориентированные" идеологии этих анархистов и социалистов-иностранцев и придерживался бы индивидуалистических ценностей американской конституции, то подлинный американский радикализм смог бы пустить более прочные корни, а мечта о конфедеративной и децентрализованной свободной американской республике вполне могла бы стать явью:

"Ирландское прямое действие, немецкий марксизм, итальянский анархизм и европейский социализм всегда были ограничены рамками гетто в американской общественной жизни. Поборники докапиталистического мира, эти воинственные европейские эмигранты не гармонировали с постоянно меняющимся англо-саксонским обществом, чья конституция была разработана исходя из борьбы за права англичан против феодальных сатрапов. По общему признанию, эти «права» предназначались для белых людей и не относились к людям с другим цветом кожи. Но в любом случае они были правами - универсальными, «неотъемлемыми правами», которые могли бы выразить более высокие этические и политические стремления, чем мифы о «рабочей партии» или мечта о «Едином большом союзе» (лозунг Индустриальных рабочих мира – прим перев.), если мы позволим себе сослаться на «иллюзии» социалистов и синдикалистов. Если бы основанная на народных ассамблеях концепция сообщающихся между собой городов-демократий поощрялась, и средние классы присоединились бы к трудящимся классам в подлинном народном движении, а не были бы раздробленными на резко различные между собой классовые движения, то было бы трудно предсказать новое направление, которому бы последовала американская общественная жизнь. Тем не менее, американские радикалы, как рожденные за границей, так и местные, никогда не задавались вопросом, почему социалистические идеи так никогда и не прижились за пределами гетто в этой наиболее индустриализированной стране мира" ("Современный кризис", 1986).

Опять-таки, что мы должны себе уяснить из этих рассуждений? Букчин обвиняет американских радикалов прошлого, чьи взгляды были ограниченны представлениями гетто. Но это именно те люди, - этнические группы, безработные и люди гетто, - которые Букчин выделял в ранее цитированном отрывке в качестве представителей нового революционного «неклассового класса» людей, различным образом организующих совместные природосообразные сообщества будущего социально-экологического строя. Интересно то, что "этнические группы, безработные и люди гетто" ХIХ века, о которых он говорит с такой безнадежностью, обнаружили, что лучший путь для преодоления их трудностей заключается в том, чтобы собраться в профсоюзы на основе мест проживания, культуры, профессии и коллективно бороться в "Едином большом союзе" обычных людей за более справедливый и равноправный мир.

Помимо этого, ИРМ, организации, на которую Букчин конкретно указывает, была довольно привлекательной и для урожденных американцев (вопреки предположениям Букчина), и для чернокожих рабочих плантаций американского Юга, которых организовывали с большим риском для жизни представители ИРМ и которым отводилось столь малое место в комфортабельном мире малых городов, населенных представителями средних классов, о которых говорит Букчин. Просто ИРМ систематически и очень жестоко подавляли федеральные силы военизированного государства. Более того, ИРМ, - в рядах которого кстати были и лесбиянки, и индейцы, - был первым профсоюзом, который потребовал равных условий оплаты труда для женщин и активно пытался основать профсоюзы для проституток - и в своей деятельности сделал намного больше для дела женского освобождения, чем любое теоретизирование по поводу эволюции патриархата.

В конце концов, у анархизма, включающего и профсоюзное движение, не было какой-либо наивной или мифической веры в способность культуры рабочего класса спасти мир. Анархизм не стремился к марксистской мечте о рабочем рае, он просто говорил, что рабочие, если они хотят создать более гармоничный и справедливый мир, должны объединиться и организоваться. Профсоюзы, которые как тогда, так и сейчас, могли объединить миллионы рабочих во всеобщей забастовке, были скорее средством для претворения идей в жизнь, движением, способным сопротивляться военной мощи и экономическому империализму государственно-капиталистической монополии.

Группы борцов за мир и охрану окружающей среды, поющие песни у ворот военных ядерных баз, хотя и вполне уместны и вовсе небесполезны, не могут сами по себе представлять организационную основу для длительного сопротивления государственно-капиталистической системе по всей стране, как утверждает Букчин. Если телефонные коммуникации, железнодорожные пути и другие жизненно важные индустриальные системы не будут продолжать работать после того, как государственно-капиталистический строй начнет гибнуть, тогда все идеи Букчина, касающиеся экологически-интегрированной и децентрализованной республики в отсутствие государства (т.е. анархизм) останутся не более чем несбыточными мечтами.
Чрезмерно агрессивная промышленная культура, которая привела нашу планету к краю катастрофы, должна непременно претерпеть радикальные перемены, но это не значит, что должны исчезнуть профсоюзы в промышленности. Наоборот, обладающее экологическими знаниями, обновленное профсоюзное движение могло бы сделать многое, чтобы инициировать необходимые перемены в обществе. Бойкотирование вредных для окружающей среды веществ и промышленной деятельности, настойчивое требование улучшения условий труда, производство общественно-необходимых продуктов, основанное на потребностях, а не на выгоде и т.д. - вот действительные проблемы, которые можно решать традиционными способами. Забастовки, стачки и саботаж, несомненно вызвали бы изменения в нашей промышленной инфраструктуре быстрее, чем законопроект об охране окружающей среды и любое число магазинов здоровой пищи.
В действительности, трагическая неспособность зеленого движения четко изложить свои идеи обычным рабочим и членам профсоюзов привела к значительному недостатку силы у обеих сторон.

Замечания Букчина являются в лучшем случае неконструктивными, а то и определенно вредными.
Еще одно подтверждение попыток Букчина отдалиться вместе со своей теорий социальной экологии от анархизма можно видеть в одной из его последних книг, - "Философия социальной экологии" (1990), в которой он пытается дать абстрактную философскую основу своим социально-экологическим теориям. К большому сожалению, ценное экологическое содержание анархической философии почти совсем им не признается.

Букчин считает концепцию неиерархических, децентрализованных, самоопределяющихся и свободно развивающихся природы и общества рациональной и желаемой. Тем не менее, анархизма, богатого интеллектуального источника для многих людей, если рассматривать эти идеи с точки зрения как теории, так и практики, Букчин касается в нескольких параграфах чисто символически, поверхностно и неубедительно. Вместо этого Букчин преподносит нам интеллектуальную историю развития социально-экологической мысли, считая нужным уделять целые страницы "чувствительности (материи)" у Дидро и гегелевской "феноменологии духа" в ущерб Кропоткинскому этическому натурализму, биорегионализму Реклю и экологическому утопизму Фурье, каждый из которых (как хорошо знает Букчин) содержит важные идеи и взгляды, сделавшие значительный вклад в развитие его собственного социально-экологического мышления. Вместо этого, книга, озаглавленная "Очерки о диалектическом натурализме" сообщает тем читателям, которые хотят узнать больше о философских основах социальной экологии и экологической этики, что им следует изучать туманные страницы гегелевской "Феноменологии духа".

Причины, приведшие к разочарованию Букчина в организованном анархическом движении, являются, конечно, темой для размышления. Объяснить его цели можно тем, что он хочет создать экологическую этику и философию, которая не отпугивала бы людей из-за употребления эмоционально-нагруженного и обычно неправильно понимаемого термина "анархия".

Если в его намерения входило именно это, то тогда, на мой взгляд, он добился определенных успехов. Его теория социальной экологии представлена в разумной, научной и популярной форме и может вступать в диалог с другими мыслителями в западной философской традиции.

Букчин - одаренный и талантливый писатель и мыслитель. Однако, ценность его работы снижается из-за его нездорового желания стать интеллектуальным лидером и основателем нового экологического движения.

Хотя, справедливости ради, надо отметить, что Букчин все же признает во всех выше указанных работах влияние замечательного анархистского теоретика и биогеографа [здесь имеется в виду интерес как к биологии, таки к географии – прим. ред.] Петра Кропоткина, но делает это как бы между прочим и, конечно же, не проявляет истинного желания рассматривать идеи Кропоткина детально и в том объеме, которого они заслуживают. Борьба между природой и обществом, независимостью и тиранией, свободой и властью и т.д. - существуют вместе с нами с зарождения человечества, и Кропоткин, не более чем Букчин, может претендовать на роль инициатора либертарных и анархических дискуссий. Тем не менее, все основные компоненты социально-экологической мечты Букчина (за исключением, разве что, его анализа развития патриархата) - многообразие, децентрализация, комплементарность, альтернативная технология, муниципальный социализм, самостоятельность, прямая демократия - были полностью разработаны в работах великих анархистских мыслителей прошлого - Шарля Фурье, Элизе Реклю и Петра Кропоткина, каждый из которых отстаивал идею глобальной федерации автономных и экологически-интегрированных городов. Букчин лишь модернизировал эти идеи и представил их в современной форме. С этой задачей он справился великолепно.

Конечно, анархизм, как и большинство других движений и направлений деятельности, много приобретает от включения феминистского анализа развития власти и иерархии в представления о социальном и экологически гармоничном обществе. И Букчин, пытаясь объединить социалистическо-феминистские перспективы с анархическими принципами, сделал много ценного в последние годы.

Тем не менее, многие взгляды, которые мы находим в социалистическо-феминистском анализе истории и общества, всегда существовали, хотя и скрыто, в анархическом движении, и на анархизме лежит значительно меньшая вина в игнорировании проблем женщин, чем на большинстве других движений социального протеста недавнего прошлого. Использовать социалистическо-феминистские идеи об иерархии, власти и государстве и смешать их с понятиями и концепциями более обширной анархической традиции, как это сделал Букчин, – хоть и нужно, но само по себе это не является особо сложной интеллектуальной задачей. Буквально украсть все основные экологические взгляды анархической теории и практики, облачить их в социалистическо-феминистские и неогегельянские одеяния и продолжать выдавать их за свои собственные - достойно порицания. Активно искажать историю движения, из которого эти идеи изначально пришли - значит проявлять интеллектуальную шизофрению и совершать интеллектуальный произвол.

Перевод Т. Носач.

Источник: http://bakunista.nadir.org/index.php?option=com_content&task=view&id=162...