Все государства, участвовавшие во Второй мировой империалистической войне, побили рекорды по части зверств и военных преступлений. Германский империализм организовал Холокост и Параймос, проводил массовый террор против населения на оккупированных территориях, подвергал варварскому обстрелу и бомбежкам города противника, угонял сотни тысяч людей на принудительные работы... Британские империалисты вели воздушную войну на истребление против населения Германии, а заодно сбрасывали смертоносный груз на головы жителей сопредельных стран континента. Советские империалисты поголовно ссылали миллионы собственных подданных (целые народы), проводили этнические чистки и обстреливали из пушек города. Американские империалисты спалили многие сотни тысяч гражданских жителей Японии, увенчав военный "поход смерти" атомными бомбардировками. Японские империалисты использовали бактериологическое оружие и вырезали города... Практически все армии сотнями тысяч насиловали женщин и подростков на занятой ими территории. Не отставали от "великих" злодеев и "малые": те же украинские националисты "отличились" Волынской резней и еврейскими погромами... В империалистической войне между капиталистами нет и не может быть правых. Есть только чудовища наверху всех государств и армий, выполняющие их приказы палачи и миллионы жертв -- простых людей.

Среди необозримого океана злодеяний Второй мировой мы сегодня расскажем только об одном -- о терроре с воздуха против гражданского населения стран, вовлеченных в войну. Некоторые из этих бомбардировок формально мотивировались стремлением разрушить военную промышленность и инфраструктуру. Другим не требовалось даже такого "оправдания". Но все они объединены общей чертой: это был чистейший акт самого зверского государственного терроризма.

Публикуем четыре материала о различных эпизодах этой войны правителей против народов.

1. ЛОНДОНСКИЙ "БЛИЦ"

Появления германских бомбардировщиков в небе Лондона 7 сентября 1940 года ознаменовало смену тактики в попытках Гитлера покорить Англию. Предшествующие два месяца целью Люфтваффе в преддверии вторжения на остров было уничтожить аэродромы ВВС и радары. Когда же планы вторжения были отложены, а потом и отменены, Гитлер переключил своё внимание на разрушение Лондона, чтобы деморализовать население и вынудить Англию принять его условия.

Примерно с 4:00 и до 6:00 этого сентябрьского утра, 348 германских бомбардировщиков сопровождаемые 617 истребителями перепахивали Лондон. Двумя часами позже, бомбардировщики начали вторую атаку, которая длилась до 4:30 следующего утра. 

Это было начало блица – периода интенсивных бомбардировок Лондона и других городов, которые продолжались до мая следующего года. В течение 57 дней, Лондон атаковали днём и ночью. Пожары уничтожили целые районы. Жители пытались найти убежище, где только могли – многие спасались в подземных станциях метро – по ночам там пряталось до 177 000 человек.

Одним из самых трагических моментов тех дней стала гибель людей, которые прятались в школе, служившей им бомбоубежищем. Бомба разрушила здание и унесла жизни четырехсот пятидесяти человек. Лондонцам, как и всему миру, была представлена новая техника террора и разрушения из арсенала методов и способов ведения войны в XX веке. Блиц закончился 11 мая 1941 года, когда Гитлер отозвал налетчиков, для того чтобы перебросить их на восток, для подготовки германского вторжения в Советский Союз.

Эрни Пайл был одним из популярных корреспондентов Второй мировой войны... Он описывает ночной налёт на Лондон в 1940 году:

«Этой ночью Лондон был предан огню…

Они прилетели с наступлением темноты, и по резкому, ожесточённому огню пушек ПВО можно было понять, что этой ночью «дурака валять» никто не собирается.

Вой сирен предупреждал о приближающейся воздушной атаке. Вскоре над головой послышался рокот немецких самолетов. В моей комнате, через занавешенные черными шторами окна, были слышны разрывы и треск тяжелых бомб раскалывающих дома на части. Взрывы звучали недалеко. Через полчаса после начала огня я взял с собой пару друзей, и мы вышли на затемнённый балкон, откуда нашему взору открывалась треть всего Лондона. Как только мы вышли на балкон, огромное внутреннее волнение овладело нами. В нём не было ни страха, ни ужаса, только трепет.

Многие из нас видели пожары, но я сомневаюсь, что вы когда-нибудь видели целый горизонт, залитый городскими пожарами, десятками пожаров, возможно даже сотнями. В их ужасающей свирепости было что-то завораживающее. Мы слышали треск пламени и крики пожарных. Прямо на наших глазах малые пожары разрастались в большие и затихали, подавленные мужеством пожарных. Затем разгорались вновь.

Волны самолётов шли с периодом в две минуты. Моторы не рычали, но, казалось, мололи воздух, зло пульсировали, как осы в слепой ярости. Орудия не трещали непрестанным грохотом, как в те сентябрьские дни. Они прерывались — иногда на секунды, иногда на минуту и дольше. Ближние орудия звучали резко, а дальние мягче и глуше. Выстрелами был заполнен весь Лондон. Зажигательные бомбы падали целыми пачками в темные пространства под нами: мы видели, как за несколько секунд взорвались две дюжины. Они ярко вспыхнули и превратились в иглы ослепительно белого яростного огня. Люди тушили их песком, и они исчезали одна за другой. Но в то же время другие бомбы продолжали гореть, и скоро из под белой иглы вспыхивало жёлтое пламя. Они делали своё дело, огонь охватывал очередное здание.

Самый большой пожар бушевал прямо перед нами. Воздух хлестали языки пламени в десятки метров длиной. Розово-белый дым большим облаком клубился вверху и сквозь это облако постепенно вырисовывался огромный купол собора св. Петра. Здание утопало в пламени, но огонь, все же, не мог скрыть его величия. Сквозь клубы дыма медленно выступала громада собора. Его контуры становились всё чётче и чётче, как очертания предметов в утренних сумерках.

Улицы под нами были освещены светом от пожара. Небо над огнём было красное и гневное, и облака розового дыма смыкались в громадный саван под потолком небес. В этом розовом саване крошечными алмазными крапинками взрывались малокалиберные снаряды орудий ПВО. Вслед за вспышками до нас долетали хлопки разрывов.

Там, наверху, ясно, как днём, были видны противовоздушные аэростаты, только сейчас они были розовыми, а не серебряными. Время от времени сквозь дыры в этом розовом покрывале неуместно проблёскивали звёзды. Темза под нами стала светлее, а всё вокруг неё погрузилось в тени — тени от домов и мостов, из которых словно из мазков складывался страшный шедевр.

Немного погодя я одолжил каску и пошёл по улице среди пожаров. Это будоражило. Но то, что навсегда останется в моей памяти — это чудовищное очарование от одного вида содрогающегося от взрывов Лондона, погружённого в пламя, от проплешин темноты, прошитых иглами раскалённых добела зажигалок, вдоль Темзы. И всё это накрыто розовым пологом, в котором смешались аэростаты, разрывающиеся снаряды, блики пламени и рокот злых моторов. Невозможно забыть трепет и удивление в душе, что всё это вообще могло каким-то образом произойти.

Всё слилось вместе в самую отвратительную и одновременно чарующую картину, какую я когда-либо видел» (http://www.world-war.ru/londonskij-blic-1940-goda/)

По подсчетам историков, в ходе германских аваиналетов на Британию погибло около 40 тысяч человек, в том числе половина из них в Лондоне.

 

2. ВОЙНА БЕЗ ПРАВИЛ (М. Максимов)

Теперь уже доподлинно известно, что во время Второй мировой войны англо-американская авиация намеренно бомбила мирные немецкие города. Статистика последствий «воздушной войны» приводит следующие данные: во всех возрастных группах потери среди женщин превышают потери среди мужчин приблизительно на 40%, количество погибших детей также очень высоко — 20% от всех потерь, потери среди старших возрастов составляют 22%. Разумеется, эти цифры не говорят о том, что только немцы стали жертвами войны. Мир помнит Освенцим, Майданек, Бухенвальд, Маутхаузен и еще 1 650 концлагерей и гетто, мир помнит Хатынь и Бабий Яр… Речь о другом. Чем отличались англо-американские способы ведения войны от германских, если они также приводили к массовой гибели мирного населения?

Отмашка Черчилля

Если сравнить снимки лунного ландшафта с фотографиями того пространства, которое осталось от немецкого города Везель после бомбардировки 1945 года, то различить их будет сложно. Горы вздыбленной земли, чередующиеся с тысячами огромных воронок от бомб, очень напоминают лунные кратеры. Поверить в то, что здесь жили люди, — невозможно. Везель стал одним из 80 немецких городов-мишеней, подвергшихся тотальным бомбардировкам англо-американской авиации в период с 1940 по 1945 год. С чего же началась эта «воздушная» война — фактически война с населением?

Обратимся к предшествующим документам и отдельным «программным» высказываниям первых лиц государств, участвовавших во Второй мировой войне.

На момент вторжения германских войск в Польшу — 1 сентября 1939 года — всему мировому сообществу был известен документ «Правила войны», разработанный участниками Вашингтонской конференции по ограничению вооружений в 1922 году. В нем говорится буквально следующее: «Воздушные бомбардировки с целью терроризирования гражданского населения, или разрушения и повреждения частной собственности не военного характера, или же причинения вреда лицам, не принимающим участия в военных действиях, воспрещаются» (статья 22, часть II).

Более того, 2 сентября 1939 года английским, французским и германским правительствами было заявлено о том, что бомбардировкам будут подвергаться «строго военные объекты в самом узком значении этого слова».

По прошествии полугода с момента развязывания войны, выступая в палате общин 15 февраля 1940 года, английский премьер-министр Чемберлен подтвердил принятое ранее заявление: «Что бы ни делали другие, наше правительство никогда не будет подло нападать на женщин и других гражданских лиц лишь для того, чтобы терроризировать их».

В итоге гуманная концепция руководства Великобритании просуществовала лишь до 10 мая 1940-го — дня прихода на пост премьер-министра Уинстона Черчилля после смерти Чемберлена. На следующий же день по его отмашке английские летчики стали бомбить Фрейбург. Помощник министра авиации Дж. М. Спейт прокомментировал это событие так: «Мы (англичане) начали бомбардировки объектов в Германии раньше, чем немцы стали бомбить объекты на Британских островах. Это исторический факт, который был признан публично... Но так как мы сомневались в психологическом влиянии, которое могло оказать пропагандистское искажение правды о том, что именно мы начали стратегическое наступление, то у нас не хватило духа предать гласности наше великое решение, принятое в мае 1940 года. Нам следовало огласить его, но мы, конечно, допустили ошибку. Это — великолепное решение». По мнению известного английского историка и военного теоретика Джона Фуллера, тогда «именно от рук г-на Черчилля сработал взрыватель, который вызвал взрыв — войну на опустошение и террор, небывалые со времен вторжения сельджуков».

После восьми английских налетов на немецкие города люфтваффе в сентябре 1940 года бомбили Лондон, а 14 ноября — Ковентри. По мнению автора книги «Воздушная война в Германии» генерал-майора Ганса Румпфа, именно этот налет на центр английской авиамоторной промышленности принято считать началом тотальной воздушной войны. Тогда помимо завода была разрушена до основания половина городских построек, погибло несколько сот мирных жителей. Официальная немецкая пропаганда назвала этот налет «гигантской воздушной бомбардировкой», чем изрядно помогла официальной английской пропаганде, обвинившей люфтваффе в «варварстве». После этого немецкие бомбардировки несколько приостановились, а англичане до начала 1942 года занимались так называемыми «точными» бомбардировками, производившимися в основном по ночам. Воздействие этих налетов на экономику Германии было крайне незначительным — производство вооружения не только не снижалось, но и неуклонно возрастало.

Английская бомбардировочная авиация переживала явный кризис. В августе 1941 года секретарь кабинета министров Д. Батт представил доклад, в котором доказывалась абсолютная неэффективность налетов бомбардировщиков в том году. В ноябре Черчилль даже был вынужден приказать командующему бомбардировочной авиацией сэру Ричарду Перси максимально ограничить число налетов, пока не будет выработана концепция применения тяжелых бомбардировщиков.

Дебют одержимого

Все изменилось 21 февраля 1942 года, когда новым командующим бомбардировочной авиацией Королевских ВВС стал маршал авиации Артур Харрис. Любитель образных выражений, он сразу же пообещал «выбомбить» Германию из войны. Харрис предложил отказаться от практики уничтожения конкретных целей и выполнять бомбометание по городским площадям. По его мнению, разрушение городов должно было, несомненно, подорвать дух гражданского населения, и прежде всего рабочих промышленных предприятий.

Таким образом, в использовании бомбардировщиков произошел полный переворот. Теперь они превратились в самостоятельный инструмент войны, не нуждающийся во взаимодействии с кем-либо. Харрис со всей своей неукротимой энергией начал превращать бомбардировочную авиацию в огромную машину разрушения. Он в кратчайшие сроки установил железную дисциплину и потребовал беспрекословного и быстрого выполнения всех его приказов. «Закручивание гаек» мало кому пришлось по вкусу, но это Харриса беспокоило меньше всего — он чувствовал мощную поддержку премьер-министра Черчилля. Новый командующий в категорической форме потребовал от правительства предоставить ему 4 тыс. тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков и 1 тыс. скоростных истребителей-бомбардировщиков типа «Москито». Это дало бы ему возможность еженощно держать над Германией до 1 тыс. самолетов. Министрам «экономического» блока с большим трудом удалось доказать неистовому маршалу абсурдность его требований. С их выполнением английская промышленность просто не могла справиться в обозримом будущем, хотя бы из-за нехватки сырья.

Так что в первый «рейд тысячи бомбардировщиков», состоявшийся в ночь с 30 на 31 мая 1942 года, Харрис отправил все, что у него было: не только немногочисленные «Ланкастеры», но и «Галифаксы», «Стирлинги», «Бленхеймы», «Веллингтоны», «Хемпдены» и «Уитли». В общей сложности разнотипная армада насчитывала 1 047 машин. По окончании рейда на базы не вернулся 41 самолет (3,9% от общей численности). Такой уровень потерь насторожил тогда многих, но только не Харриса. Впоследствии среди британских ВВС потери бомбардировочной авиации были всегда наибольшими.

Первые «тысячные рейды» не привели к заметным практическим результатам, да этого и не требовалось. Налеты носили «учебно-боевой» характер: по мысли маршала Харриса, нужно было создать необходимую теоретическую основу бомбометания и подкрепить ее летной практикой.

В таких «практических» занятиях прошел весь 1942 год. Помимо немецких городов англичане несколько раз бомбили промышленные объекты Рура, цели в Италии — Милан, Турин и Специю, а также базы немецких подводных лодок во Франции.

Уинстон Черчилль оценил этот период времени так: «Хотя мы постепенно и добились столь необходимой нам точности попадания в ночных условиях, военная промышленность Германии и моральная сила сопротивления ее гражданского населения бомбардировками 1942 года сломлены не были».

Что же касается общественно-политического резонанса в Англии относительно первых бомбардировок, то, например, лорд Солсбери и епископ Чичестерский Джордж Белл неоднократно выступали с осуждением подобной стратегии. Они выражали свое мнение и в палате лордов, и в прессе, акцентируя внимание военного руководства и общества в целом на том, что стратегические бомбардировки городов не могут быть оправданы с моральной точки зрения или по законам войны. Но подобные вылеты тем не менее продолжались.

В этом же году в Англию прибыли первые соединения американских тяжелых бомбардировщиков «Боинг Б-17», «Летающая крепость». На тот момент это были лучшие стратегические бомбардировщики в мире как по скорости и высотности, так и по вооружению. 12 крупнокалиберных пулеметов «Браунинг» давали экипажу «Крепости» неплохие шансы отбиться от немецких истребителей. В отличие от английского американское командование делало ставку на прицельное бомбометание при дневном свете. Предполагалось, что мощный заградительный огонь сотен «Б-17», летящих в сомкнутом строю, не сможет прорвать никто. Действительность оказалась иной. Уже в первых «тренировочных» налетах на Францию эскадрильи «Крепостей» понесли чувствительные потери. Стало ясно, что без сильного прикрытия истребителей результата не добиться. Но союзники еще не могли выпускать истребители дальнего действия в достаточном количестве, так что экипажам бомбардировщиков приходилось рассчитывать в основном на себя. Таким образом авиация действовала до января 1943 года, когда состоялась конференция союзников в Касабланке, где были определены основные моменты стратегического взаимодействия: «Необходимо настолько расстроить и разрушить военную, хозяйственную и индустриальную мощь Германии и так ослабить моральный дух ее народа, чтобы он потерял всякую способность к военному сопротивлению».

2 июня, выступая в палате общин, Черчилль заявил: «Могу сообщить, что в этом году германские города, гавани и центры военной промышленности будут подвергаться такому огромному, непрерывному и жестокому испытанию, которое не переживала ни одна страна». Командующему английской бомбардировочной авиацией было дано указание: «Начать самые интенсивные бомбардировки промышленных объектов Германии». Впоследствии Харрис писал об этом так: «Практически я получил свободу бомбить любой немецкий город с населением 100 тыс. человек и более». Не откладывая дело в «долгий ящик», английский маршал спланировал совместную с американцами воздушную операцию против Гамбурга — второго по численности населения города Германии. Эту операцию назвали «Гоморра». Ее целью были полное разрушение города и обращение его в прах.

Памятники варварству

В конце июля — начале августа 1943 года на Гамбург было совершено 4 ночных и 3 дневных массированных налета. В общей сложности в них приняли участие около 3 тыс. тяжелых бомбардировщиков союзников. Во время первого налета 27 июля с часа ночи на плотно населенные районы города было сброшено 10 000 т взрывчатых веществ, главным образом зажигательных и фугасных бомб. Несколько дней в Гамбурге бушевал огненный шторм, а столб дыма достигал высоты 4 км. Дым горящего города ощущали даже летчики, он проникал в кабины самолетов. По воспоминаниям очевидцев, в городе кипели асфальт и хранящийся на складах сахар, в трамваях плавились стекла. Мирные жители сгорали заживо, обращаясь в пепел, либо задыхались от ядовитых газов в подвалах собственных домов, пытаясь укрыться от бомбежек. Или же — были погребены под руинами. В дневнике немца Фридриха Река, посланного в Дахау фашистами, приводятся рассказы о людях, бежавших из Гамбурга в одних пижамах, потерявших память или обезумевших от ужаса.

Город был наполовину разрушен, погибло более 50 тыс. его жителей, свыше 200 тыс. были ранены, обожжены и искалечены.

К своему старому прозвищу «бомбардировщик» Харрис добавил еще одно — «Нельсон воздуха». Так его теперь называли в английской печати. Но ничто не радовало маршала — уничтожение Гамбурга не могло приблизить решающим образом окончательное поражение противника. По подсчетам Харриса, требовалось одновременное разрушение по крайней мере шести крупнейших немецких городов. А для этого не хватало сил. Оправдывая свои «небыстрые победы», он заявил: «Я не могу больше надеяться на то, что мы сможем нанести поражение с воздуха крупнейшей промышленной державе Европы, если для этого мне дается в распоряжение всего лишь 600—700 тяжелых бомбардировщиков».

Британская промышленность не могла так быстро, как желал Харрис, восполнять потери таких самолетов. Ведь в каждом налете англичане теряли в среднем 3,5% от общего числа участвовавших бомбардировщиков. На первый взгляд вроде бы немного, но ведь каждый экипаж должен был совершить 30 боевых вылетов! Если это количество умножить на средний процент потерь, то получится уже 105% потерь. Поистине убийственная математика для летчиков, бомбардиров, штурманов и стрелков. Мало кто из них пережил осень 1943-го…

А вот другая сторона баррикад. Знаменитый немецкий летчик-истребитель Ханс Филипп так описывал свои ощущения в бою: «Сражаться с двумя десятками русских истребителей или с английскими «Спитфайрами» было в радость. И никто не задумывался при этом над смыслом жизни. Но когда на тебя летят семьдесят огромных «Летающих крепостей», перед глазами встают все твои прежние грехи. И даже если ведущий пилот смог собраться с духом, то сколько надо было боли и нервов, чтобы заставить совладать с собой каждого летчика в эскадрилье, вплоть до самых новичков». В октябре 43-го во время одной из таких атак Ханс Филипп был сбит и погиб. Его участь разделили многие.

Тем временем американцы сосредоточили свои основные усилия на уничтожении важных промышленных объектов Третьего рейха. 17 августа 1943 года 363 тяжелых бомбардировщика попытались разрушить шарикоподшипниковые заводы в районе Швейнфурта. Но поскольку истребителей сопровождения не было, то потери во время операции были очень серьезными — 60 «Крепостей». Дальнейшие бомбардировки этого района были отложены на 4 месяца, в течение которых немцы смогли восстановить свои заводы. Подобные налеты окончательно убедили американское командование, что посылать бомбардировщики без прикрытия больше невозможно.

А через три месяца после неудач союзников — 18 ноября 1943 года — Артур Харрис начал «битву за Берлин». По этому поводу он сказал: «Я хочу испепелить этот кошмарный город из конца в конец». Битва продолжалась вплоть до марта 1944-го. На столицу Третьего рейха было совершено 16 массированных налетов, в ходе которых было сброшено 50 тыс. тонн бомб. В руины превратилась почти половина города, погибли десятки тысяч берлинцев. «В продолжение пятидесяти, ста, а может быть, и больше лет разрушенные города Германии будут стоять как памятники варварства ее победителей», — писал генерал-майор Джон Фуллер.

Один немецкий летчик-истребитель вспоминал: «Я однажды видел ночной налет с земли. Я стоял в толпе других людей на подземной станции метро, земля вздрагивала при каждом разрыве бомб, женщины и дети кричали, облака дыма и пыли проникали сквозь шахты. Любой, кто не испытывал страха и ужаса, должен был иметь сердце из камня». В то время был популярен анекдот: кого можно считать трусом? Ответ: жителя Берлина, ушедшего добровольцем на фронт…

Но все же целиком уничтожить город никак не удавалось, и у «Нельсона воздуха» родилось предложение: «Мы можем полностью снести Берлин, если примут участие американские ВВС. Это будет нам стоить 400—500 самолетов. Немцы заплатят поражением в войне». Впрочем, американские коллеги оптимизма Харриса не разделили.

Тем временем в английском руководстве росло недовольство командующим бомбардировочной авиацией. Аппетиты Харриса увеличились настолько, что в марте 1944 года военный министр Дж. Григг, представляя парламенту проект бюджета армии, сказал: «Я беру на себя смелость сказать, что на изготовлении одних только тяжелых бомбардировщиков занято столько же рабочих, сколько на выполнении плана всей армии». В то время английское военное производство на 40—50% работало на одну авиацию, и удовлетворить всевозрастающие требования главного бомбардира означало обескровить сухопутные силы и флот. Из-за этого адмиралы и генералы, мягко говоря, не слишком хорошо относились к Харрису, но тот был по-прежнему одержим идеей «выбомбить» Германию из войны. А вот с этим как раз ничего не получалось. К тому же с точки зрения потерь весна 1944-го стала самым тяжелым периодом для английской бомбардировочной авиации: в среднем потери за вылет достигли 6%. 30 марта 1944 года в ходе рейда на Нюрнберг немецкие ночные истребители и зенитчики сбили 96 из 786 самолетов. Это была поистине «черная ночь» для Королевских ВВС.

Налеты англичан не могли сломить дух сопротивления населения, а налеты американцев — решающим образом снизить выпуск немецкой военной продукции. Всевозможные предприятия были рассредоточены, а стратегически важные заводы спрятаны под землю. В феврале 1944 года в течение нескольких дней воздушным налетам подверглась половина авиационных заводов Германии. Некоторые были разрушены до основания, но очень быстро производство восстановили, а заводское оборудование переместили в другие районы. Выпуск самолетов непрерывно возрастал и достиг своего максимума летом 1944-го.

В этой связи стоит заметить, что в послевоенном отчете американского Управления по изучению результатов стратегических бомбардировок есть удивительный факт: оказывается, в Германии был один-единственный завод по производству дибромэтана — для этиловой жидкости. Дело в том, что без этого компонента, необходимого при производстве авиационного бензина, не полетел бы ни один немецкий самолет. Но, как ни странно, этот завод ни разу не подвергся бомбардировкам, о нем просто никто не подумал. А ведь уничтожь его, германские авиазаводы можно было бы вообще не трогать. Они могли выпустить тысячи самолетов, которые можно было бы только катать по земле. Вот как по этому поводу написал Джон Фуллер: «Если в наш технический век солдаты и летчики не мыслят технически, они приносят больше вреда, чем пользы».

Под занавес

В начале 1944 года основная проблема ВВС союзников была решена: «Крепости» и «Либерейторы» защищали отличные истребители «Тандерболт» и «Мустанг» в большом количестве. С этого времени потери истребительных эскадр ПВО рейха стали увеличиваться. Асов становилось все меньше, а заменить их было некем — уровень подготовки молодых пилотов по сравнению с началом войны был удручающе низким. Этот факт не мог не обнадеживать союзников. И тем не менее им становилось все сложнее доказывать целесообразность своих «стратегических» бомбардировок: в 1944 году валовой выпуск промышленной продукции в Германии неуклонно увеличивался. Нужен был новый подход. И его нашли: командующий стратегической авиацией США генерал Карл Спаатс предложил сосредоточиться на уничтожении заводов синтетического горючего, а главный маршал английской авиации Теддер настаивал на разрушении германских железных дорог. Он доказывал, что бомбардировка транспорта — это самая реальная возможность быстро дезорганизовать противника.

В итоге было решено в первую очередь бомбить транспортную систему, а во вторую — заводы по производству горючего. С апреля 1944 года бомбардировки союзников действительно ненадолго стали стратегическими. И на их фоне трагедия в небольшом городке Эссене, расположенном в Восточной Фризии, прошла незамеченной.

… В последний день сентября 1944 года из-за плохой погоды американские самолеты не смогли добраться до одного военного завода. На обратном пути сквозь разрыв в облаках летчики увидели маленький город и, чтобы не возвращаться домой с полной нагрузкой, решили освободиться от нее. Бомбы попали точно в школу, похоронив под руинами 120 детей. Это была половина детей в городе. Маленький эпизод большой воздушной войны…

К концу 1944 года железнодорожный транспорт Германии был практически парализован. Производство синтетического горючего упало с 316 тыс. тонн в мае 1944-го до 17 тыс. тонн в сентябре. В результате топлива не хватало ни авиации, ни танковым дивизиям.

Отчаянное немецкое контрнаступление в Арденнах в декабре того же года захлебнулось во многом из-за того, что им не удалось захватить топливные запасы союзников. Немецкие танки просто встали.

Бойня от друзей по оружию

Осенью 1944 года союзники столкнулись с неожиданной проблемой: тяжелых бомбардировщиков и истребителей прикрытия стало так много, что для них не хватало промышленных целей: не сидеть же без дела. И к полному удовлетворению Артура Харриса не только англичане, но и американцы стали последовательно уничтожать немецкие города. Сильнейшим налетам были подвергнуты Берлин, Штутгарт, Дармштадт, Фрайбург, Хайльбронн. Апогеем акций массового убийства стало уничтожение Дрездена в середине февраля 1945 года. В это время город был буквально наводнен десятками тысяч беженцев из восточных районов Германии. Бойню начали 800 английских бомбардировщиков в ночь с 13 на 14 февраля. На центр города было обрушено 650 тыс. зажигательных и фугасных бомб. Днем Дрезден бомбили 1 350 американских бомбардировщиков, на следующий день — 1 100. Центр города был буквально стерт с лица земли. Всего было разрушено 27 тыс. жилых и 7 тыс. общественных зданий.

Сколько погибло горожан и беженцев, неизвестно до сих пор. Сразу после войны американский госдепартамент сообщил о 250 тыс. погибших. Сейчас общепринятой считается цифра в десять раз меньше — 25 тыс., хотя встречаются и другие цифры — 60 и 100 тыс. человек. В любом случае Дрезден и Гамбург можно поставить в один ряд с Хиросимой и Нагасаки: «Когда огонь из горящих зданий прорвался сквозь крыши, над ними поднялся столб раскаленного воздуха высотой около шести километров и диаметром километра три… Вскорости воздух накалился до предела, и все, что могло воспламениться, было охвачено огнем. Все сгорало дотла, то есть и следов от горючих материалов не оставалось, только через два дня температура пожарища снизилась настолько, что можно было хотя бы приблизиться к сгоревшему району», — свидетельствует очевидец.

После Дрездена англичане успели разбомбить Вюрцбург, Байройт, Зоэст, Ульм и Ротенбург — города, сохранившиеся со времен позднего Средневековья. Только в одном городке Пфорцхайме с населением 60 тыс. человек в течение одного воздушного налета 22 февраля 1945 года погибла треть его жителей. Клейн Фестунг вспоминал, что, будучи заключенным в концлагерь Терезиенштадт, видел отсветы пфорцхаймского пожара из окна своей камеры — в 70 километрах от него. Хаос поселился на улицах разрушенных немецких городов. Немцы, любящие порядок и чистоту, жили, подобно пещерным жителям, прячась в руинах. Вокруг сновали отвратительные крысы и кружили жирные мухи.

В начале марта Черчилль настоятельно порекомендовал Харрису закончить «площадные» бомбардировки. Он сказал буквально следующее: «Мне кажется, что нам нужно прекратить бомбежки германских городов. В противном случае, мы возьмем под контроль абсолютно разрушенную страну». Маршал был вынужден подчиниться.

«Гарантия» мира

Помимо свидетельств очевидцев катастрофичность последствий подобных налетов подтверждает множество документов, в том числе и заключение особой комиссии держав-победительниц, которая сразу же после капитуляции Германии исследовала результаты бомбардировок на месте. С промышленными и военными объектами все было понятно — другого итога никто и не ожидал. А вот судьба немецких городов и деревень повергла членов комиссии в шок. Тогда, практически сразу по окончании войны, результаты «площадных» бомбардировок не удалось скрыть и от «широкой общественности». В Англии поднялась настоящая волна возмущения против недавних «героев-бомбардиров», митингующие неоднократно требовали предать их суду. В США ко всему отнеслись достаточно спокойно. А до широких масс Советского Союза подобная информация не доходила, да и вряд ли она бы стала своевременной и понятной. Своих руин и своего горя было столько, что до чужого, до «фашистского» — «чтоб им всем там пусто было!» — не было ни сил, ни времени.

Как же беспощадно это время… Буквально по прошествии нескольких месяцев после войны ее жертвы оказались никому не нужными. Во всяком случае, первые лица держав, победивших фашизм, были так озабочены дележом победного знамени, что, например, сэр Уинстон Черчилль поспешил официально откреститься от ответственности за тот же Дрезден, за десятки других стертых с лица земли немецких городов. Как будто ничего и не было и не он лично принимал решения о бомбардировках. Как будто при выборе очередного города-жертвы в конце войны англо-американское командование не руководствовалось критериями «отсутствия военных объектов» — «отсутствия средств ПВО». Генералы союзных армий берегли своих летчиков и самолеты: зачем же посылать их туда, где есть кольцо противовоздушной обороны.

Что же касается героя войны, а позже опального маршала Артура Харриса, то он сразу же после военной баталии принялся за написание книги «Стратегические бомбардировки». Она вышла уже в 1947 году и разошлась довольно большим тиражом. Многим было интересно, как же будет оправдываться «главный бомбардир». Автор делать этого не стал. Напротив, он ясно дал понять, что не позволит свалить на себя всю ответственность. Он ни в чем не раскаивался и ни о чем не жалел. Вот как он понимал свою главную задачу на посту командующего бомбардировочной авиацией: «Основные объекты военной промышленности следовало искать там, где они бывают в любой стране мира, то есть в самих городах. Следует особенно подчеркнуть, что кроме как в Эссене мы никогда не делали объектом налета какой-нибудь определенный завод. Разрушенное предприятие в городе мы всегда рассматривали как дополнительную удачу. Главной нашей целью всегда оставался центр города. Все старые немецкие города наиболее густо застроены к центру, а окраины их всегда более или менее свободны от построек. Поэтому центральная часть городов особенно чувствительна к зажигательным бомбам».

Генерал ВВС США Фредерик Андерсон так объяснял концепцию тотальных налетов: «Воспоминания о разрушении Германии будут передаваться от отца к сыну, от сына к внуку. Это лучшая гарантия того, что Германия больше никогда не будет развязывать новых войн». Подобных заявлений было много, и все они представляются еще более циничными после знакомства с официальным американским Отчетом о стратегических бомбардировках от 30 сентября 1945 года. В этом документе на основе проведенных в то время исследований говорится о том, что граждане немецких городов потеряли свою веру в будущую победу, в своих вождей, в обещания и пропаганду, которой они подвергались. Больше всего им хотелось, чтобы война закончилась.

Они все чаще прибегали к прослушиванию «радиоголосов» («black radio»), к обсуждению слухов и фактически оказывались в оппозиции к режиму. Вследствие сложившейся ситуации в городах стало нарастать диссидентское движение: в 1944 году один из каждой тысячи немцев был арестован за политические преступления. Если бы у немецких граждан была свобода выбора, они бы давно перестали участвовать в войне. Однако в условиях жесткого полицейского режима любое проявление недовольства означало: застенки или смерть. Тем не менее изучение официальных записей и отдельных мнений показывает, что в последний период войны абсентеизм нарастал, а производство снижалось, хотя большие предприятия продолжали работу. Таким образом, как бы ни были жители Германии недовольны войной, «у них не было возможности открыто выразить это», — подчеркивается в американском отчете.

Таким образом, массированные бомбардировки Германии в целом не являлись стратегическими. Они были таковыми лишь несколько раз. Военная индустрия Третьего рейха была парализована лишь в конце 1944-го, когда американцами были разбомблены 12 заводов, производивших синтетическое горючее, и выведена из строя дорожная сеть. К этому моменту почти все крупные немецкие города были бесцельно уничтожены. По мнению Ганса Румпфа, они принимали на себя основную тяжесть воздушных налетов и тем самым защищали до самого конца войны промышленные предприятия. «Стратегические бомбардировки были направлены главным образом на уничтожение женщин, детей и стариков», — подчеркивает генерал-майор. Из общего количества 955 044 тыс. бомб, сброшенных англичанами на Германию, 430 747 тонн упало на города.

Что же касается решения Черчилля о моральном терроре немецкого населения, то оно было поистине роковым: такие налеты не только не способствовали победе, но и отодвигали ее.

Впрочем, еще долгое время после войны ее многие известные участники продолжали оправдывать свои действия. Так, уже в 1964 году генерал-лейтенант ВВС США в отставке Айра Икер высказался следующим образом: «Затрудняюсь понять англичан или американцев, рыдающих над убитыми из гражданского населения и не проливших ни слезинки над нашими доблестными воинами, погибшими в боях с жестоким врагом. Я глубоко сожалею, что бомбардировочная авиация Великобритании и США при налете убила 135 тыс. жителей Дрездена, но я не забываю, кто начал войну, и еще больше сожалею, что более 5 миллионов жизней было отдано англо-американскими вооруженными силами в упорной борьбе за полное уничтожение фашизма».

Английский маршал авиации Роберт Сондби был не столь категоричен: «Никто не станет отрицать, что бомбардировка Дрездена была большой трагедией. Это было страшное несчастье, какие иногда случаются в военное время, вызванное жестоким стечением обстоятельств. Санкционировавшие этот налет действовали не по злобе, не из жестокости, хотя вполне вероятно, что они были слишком далеки от суровой реальности военных действий, чтобы полностью уяснить себе чудовищную разрушительную силу воздушных бомбардировок весны 1945 года». Неужели английский маршал авиации был настолько наивен, чтобы таким образом оправдывать тотальное уничтожение немецких городов. Ведь именно «города, а не груды развалин являются основой цивилизации», — писал английский историк Джон Фуллер после войны.

Лучше о бомбардировках, пожалуй, и не скажешь.

Зарождение доктрины

Само использование самолета как средства ведения войны стало в начале XX века поистине революционным шагом. Первые бомбардировщики представляли собой неуклюжие и хрупкие на вид конструкции, и долететь на них до цели даже с минимальной бомбовой нагрузкой было для летчиков непростой задачей. О точности попаданий говорить не приходилось. В Первой мировой войне самолеты-бомбардировщики не снискали большой славы в отличие от истребителей или от наземного «чудо-оружия» — танков. Тем не менее у «тяжелой» авиации появились сторонники и даже апологеты. В период между двумя мировыми войнами, пожалуй, самым известным из них был итальянский генерал Джулио Дуэ.

В своих трудах Дуэ неустанно доказывал, что войну может выиграть одна авиация. Сухопутные силы и флот должны играть по отношению к ней подчиненную роль. Армия удерживает линию фронта, а флот защищает побережье, пока авиация добывает победу. Бомбить следует прежде всего города, а не заводы и военные объекты, которые относительно легко передислоцировать. Причем города желательно уничтожать за один налет, чтобы гражданское население не успело вывезти материальные ценности и спрятаться. Необходимо не столько уничтожить как можно больше людей, сколько посеять среди них панику, сломить морально. В этих условиях вражеские солдаты на фронте будут думать не о победе, а о судьбе своих близких, что, несомненно, скажется на их боевом духе. Для этого нужно развивать именно бомбардировочную авиацию, а не истребительную, морскую или какую-либо еще. Хорошо вооруженные бомбардировщики сами в состоянии отбиться от самолетов противника и нанести решающий удар. У кого авиация окажется мощнее, тот и победит.

«Радикальные» воззрения итальянского теоретика разделяли совсем немногие. Большинство военных специалистов считали, что генерал Дуэ перестарался, абсолютизировав роль военной авиации. Да и призывы к уничтожению мирного населения в 20-е годы прошлого века считались откровенным моветоном. Но, как бы там ни было, именно Джулио Дуэ в числе первых понял, что авиация дала войне третье измерение. С его «легкой руки» идея неограниченной воздушной войны прочно поселилась в умах некоторых политиков и военачальников.

Потери в цифрах

В Германии от бомбежек погибло, по разным оценкам, от 300 тыс. до 1,5 млн. мирных жителей. Во Франции — 59 тыс. убитых и раненых, в основном от налетов союзников, в Англии — 60,5 тыс., включая жертвы от действий реактивных снарядов «Фау».

Перечень городов, в которых площадь разрушений составила 50% и более общей площади построек (как ни странно, на долю Дрездена пришлось только 40%):

50% — Людвигсхафен, Вормс
51% — Бремен, Ганновер, Нюрнберг, Ремшайд, Бохум
52% — Эссен, Дармштадт
53% — Кохем
54% — Гамбург, Майнц
55% — Неккарзульм, Зоэст
56% — Ахен, Мюнстер, Хайльбронн
60% — Эркеленц
63% — Вильгельмсхафен, Кобленц
64% — Бингербрюк, Кёльн, Пфорцхайм
65% — Дортмунд
66% — Крайльсхайм
67% — Гисен
68% — Ханау, Кассель
69% — Дюрен
70% — Альтенкирхен, Брухзаль
72% — Гейленкирхен
74% — Донаувёрт
75% — Ремаген, Вюрцбург
78% — Эмден
80% — Прюм, Везель
85% — Ксантен, Цюльпих
91% — Эммерих
97% — Юлих

Общий объем развалин составлял 400 миллионов кубических метров. Было полностью уничтожено 495 архитектурных памятников, 620 повреждены настолько, что восстановление их было либо невозможно, либо сомнительно (http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/406/)

К этому стоит добавить, что когда представители еврейских организаций попросили западных "союзников" разбомбить железнодорожные пути, по которым людей отправляли в поездах на уничтожение в Освенцим и другие лагеря смерти, последовал отказ. Куда увлекательнее было уничтожать гражданское население...

 

БОМБАРДИРОВКА ДРЕЗДЕНА

В советской художественной литературе осталось лишь одно, но потрясающее по силе описание бомбардировки Дрездена в 1945 г. -- в романе "Сладостно и почетно" Юрия Слепухина, который был угнан в Германию и долго боялся возвращаться в Союз. Приводим без комментариев отрывок из этой книги. 

(... ) Восемь скоростных "москито" 627-й эскадрильи АГСН (Авиагруппы самолетов наведения) находились в воздухе уже полтора часа. Лейтенант Топпер вылетел из Конингсби в 19.57, с двухминутным опозданием по вине дежурного на контроле; к этому времени "ланкастеры" первого эшелона, стартовавшие из Рединга в 17.30, уже прошли Амьен и приближались к Льежу, где им предстояло снова изменить курс - теперь уже на Аахен. В отличие от зигзагообразного маршрута главных сил, отряд наведения шел почти по прямой: покинув Восточное побережье Англии севернее Грейт-Ярмута, он пересек Северное море, Голландию и стрелой вонзился в
воздушное пространство Германии между Мюнстером и Оснабрюком. Топпер шел ведущим, за ним следовала машина мастер-бомбардира Пятой авиагруппы майора Смита. К 21.30 они миновали Геттинген и мчались на юго-восток, косо перерезая путь армаде из двухсот пятидесяти "Ланкастеров" и трехсот "галифаксов", которая приближалась с запада.

На всем протяжении полета земля была скрыта облаками. Лишь в 21.50, между Фрейбергом и Хемницем, видимость начала улучшаться. Синоптики не ошиблись - над долиной Эльбы стояло чистое звездное небо, лишь кое-где подернутое легкими слоистыми облачками. Перед Диппольдисвальде, когда "москито" описывал широкую дугу, выходя на боевой курс, Топпер увидел далекое зарево по левому борту. Все шло точно по графику: за двадцать минут до атаки главными силами "галифаксы" Четвертой и Шестой групп должны были сбросить бомбы на завод синтетического бензина в Лейпциг-Белене, чтобы отвлечь от Дрездена немецкие ночные истребители.

Теперь "Брабаг" уже горел, и горел неплохо - если судить по тому, что зарево видно за сотню километров. Похоже, однако, что предосторожность оказалась излишней и никаких истребителей в этой зоне вообще нет. В 21.55, впервые с момента вылета нарушив радиомолчание, Топпер вызвал головную машину осветителей и дал команду на сбрасывание САБов. Получив подтверждение, что команда принята, он щелкнул тумблером и окликнул пилота по переговорномуустройству.

- Пошли, Дэйв, - сказал он. - Курс пятнадцать, и давай снижайся до тысячи. Хорошо бы пройти точку на высоте футов в восемьсот...

Самолет стал снижаться. Прямо по курсу взорвалась ярчайшая голубая звезда, потом еще две, пять, десяток сразу; к тому моменту, когда "москито" мчался над южными предместьями, Дрезден был уже залит светом, как огромная операционная. Топпер прильнул к прицелу, внизу бежали черно-серебряные, как на негативе, рельефные ячейки городских кварталов, блеснула разветвляющаяся дуга многоколейных железнодорожных путей - направо к главному вокзалу, вперед и налево к сортировочной, - правее полотна церковный шпиль, четыре дымящих трубы теплоцентрали - а вот и стадион! Когда арена наплыла на перекрестье нитей, Топпер нажал кнопку, и бомба-целеуказатель пошла вниз; одновременно включилась контрольная кинокамера, которая зафиксировала на пленке место и время ее падения. Было ровно двадцать два часа пять минут. Наискось сверкнула широкая полоса воды, "москито" пронесся над Эльбой и с ревом, форсируя двигатели, взмыл в черное февральское небо. Тридцатью секундами позже на арене стадиона вспыхнул ослепительный алый свет, обозначая для бомбардиров вершину сектора поражения.

Пригородный поезд, которым в этот вечер собиралась уехать фрау Штольниц, был задержан на станции Пирна незадолго до десяти часов вечера, когда воздушную тревогу объявили по всей зоне ПВО Большого Дрездена.
Удивленные, но не очень встревоженные пассажиры высыпали на платформу, вдоль вагонов прошел кондуктор, помахивая синим фонариком.

- Спокойствие, дамы и господа, - взывал он, тщетно пытаясь придать административную строгость своему дребезжащему старческому тенорку, - ручной багаж берите с собой, вход в убежище прямо и налево, дам и господ прошу очистить перрон и спуститься в убежище согласно инструкции...

В убежище, однако, никто не пошел. Пассажиры кучками стояли на перроне, закуривали, беззаботно переговаривались, шутили. И вдруг снова неистовым
надрывным воем взревели сирены, теперь это был уже "акут-аларм" - сигнал непосредственной опасности. Синие фонари разом погасли, часть пассажиров направилась к спуску в подземный переход, где бледно светилась намалеванная фосфорной краской стрела с большими буквами "L/SR".* Большинство, однако, не
трогалось с места. Было очень холодно, пронзительный вьюжный ветерок крутил по платформе, задувал со всех сторон, срывая струи каменноугольного дыма с труб вагонного отопления и порывами донося откуда-то больничные запахи карболки и лизола. Люди опасливо и недоуменно посматривали на небо - оно было пустым и черным, в мелких озябших звездах.

- Странно, - сказал кто-то в толпе, - сирены орут, а прожекторов не видно...

- Да откуда им взяться, - отозвался другой голос, - если тут вокруг на сто километров нет ни одного зенитчика. Прожектора еще осенью увезли в Берлин, а пушки забрали на фронт. Что им тут делать?

- Смотрите, смотрите! - закричало сразу несколько голосов. - "Елки" зажигают, смотрите!

В толпе послышались возгласы недоумения, испуга, недоверчивые восклицания - в стороне Дрездена действительно один за другим вспыхивали и повисали в небе ослепительно яркие "елочные огни" - так их называли уже давно, гроздья светящихся авиабомб издали и в самом деле напоминали нарядную рождественскую елку в зажженных свечах. Толпа  притихла: слишком многим из стоящих на платформе довелось уже видеть, как вспыхивали эти зловещие
магниевые звезды над обреченными городами... И тишина тоже была зловещей в эти ее последние минуты, она придавала происходящему оттенок чего-то нереального, бредового - это мертвое молчание, ночь и эти торопливо вспыхивающие, словно сами собой рождающиеся из мрака сгустки искусственного неживого света. Люди смотрели в каком-то оцепенении, и когда наконец началось - никто, пожалуй, в первый момент ничего не заметил; это выглядело совершенно безобидно - отсюда, с расстояния в двадцать километров. Вдруг снизу, навстречу мертвенно-холодному сиянию магния, выплеснулось несколько багровых вспышек, не очень ярких, быстро сменяющихся, словно гасящих одна другую. Они казались живыми, теплыми, резво перебегали с места на место, словно плясали. И лишь потом - с запозданием - до зрителей докатился Звук.

Его можно было сравнить только с ревом пробудившегося вулкана - этот чудовищный раскат грома, под непомерной тяжестью которого дрогнули вагоны на рельсах и качнулась бетонная платформа. И он уже не умолк, потому что там - в двадцати километрах отсюда - багровые вспышки наслаивались одна на другую
стремительно и безостановочно, распухая огромным колеблющимся заревом.

В окнах вокзала тонко и равномерно звенели стекла. Какое-то время толпа продолжала стоять тихо, но потом вдруг - отчаянно, как кричат под ножом, - закричала женщина, и сразу заплакали дети, подняли вопль другие женщины, хриплый мужской голос стал сыпать руганью, требуя расступиться и пропустить носилки. Дружинники в комбинезонах и синих шлемах "люфтшутцбунда" начали
оттеснять всех ко входу в убежище. Зарево над Дрезденом стало выше и ярче, оно разгоралось, наливаясь огнем и кровью. Магниевые звезды догорали, гасли одна за другой, теперь уже окрестность озарило мрачным багровым отсветом преисподней.

Все вокруг дрожало мелко и безостановочно, как во время землетрясения. Где-то посыпались стекла, черепица соскользнула с крыши и разлетелась обломками по асфальту. Оставшиеся на платформе продолжали смотреть на чудовищный спектакль, все еще отказываясь верить, что там - в жерле этого раскаленного кратера - сгорают живые люди, что целый город, до сих пор пощаженный войной, бессмысленно погибает накануне мира.

Патер с непокрытой головой, стоя на самом краю платформы, торопливо и неразборчиво бормотал латинские слова, сложив ладони перед грудью, глаза его
были широко раскрыты и устремлены в одну точку, лицо казалось окровавленным отблесками пожара.

- Нет, это невероятно, - растерянно сказал голос, - такого даже в Гамбурге не было...

- Обычная английская тактика, - отозвался другой. - Они называют это "бомбовым ковром"...

- Но почему Дрезден?! Что они нашли в Дрездене - сволочи, детоубийцы!! Трусы! Проклятые английские ублюдки!! Нам сказали - мирный тыловой город...
что же это такое, а? Я вас спрашиваю!!

Совершенно обезумев, маленький человечек в теплой охотничьей куртке вцепился в патера, чуть не столкнув его с платформы.

- Отвечайте!!! Вы же ему молитесь - своему еврейскому богу! Он это видит, да? И позволяет?! Всемогущий и милосердный!!

- Успокойтесь, сын мой, успокойтесь, - сдержанно повторял патер, ловя его руки. - Успокойтесь и не кощунствуйте, пути господни неисповедимы...

- Да я плевал на его пути!! У меня там дочь, понимаете вы это?! Четыре года, преподобный отец... - Его визгливый голос сломался, упал до исступленного шепота. Человечка оттащили, он стал вырываться. - Ей только четыре года, поймите, она просилась поехать сегодня со мной... Пустите меня!! Что я наделал, о-о-о-у-у!..

Вырвавшись наконец, он упал на колени и пополз к патеру, его снова схватили, поволокли прочь. Подбежали дружинники. С хрустом давя сапогами битое стекло, прошел офицер СС, серебряные черепа и нашивки на его черном мундире светились тускло-красным, как раскаленные.

- Немедленно очистить платформу! - сказал он ломким от бешенства голосом. - Всем в убежище. Быстро!

Оставшиеся пассажиры заторопились ко входу в бункер. Вылетело еще несколько стекол, воздух дрожал и вибрировал от непрекращающихся громовых раскатов, То, что полчаса назад было Дрезденом, теперь клокотало и извергалось, как вулкан, протуберанцами взметывая в багровое небо грибовидные клубы бушующего пламени, на десятки километров вокруг сотрясая землю сейсмическими ударами своих предсмертных конвульсий...

Каждая минута в этом аду казалась вечностью, и время остановилось, и никто не мог впоследствии сказать, как долго длился налет, когда окончилась первая бомбежка и когда над Дрезденом появились "ланкастеры" второго
эшелона, вдвое более мощного.

Наконец отбомбились и они. В окрестностях стало тихо, незаметно пришел тусклый рассвет. К этому времени все дороги были уже забиты беженцами. Город продолжал гореть, туча дыма стояла над ним вполнеба, северо-западный ветер нес вдоль реки удушливый чад, засыпая окрестные деревни странным черным снегом. Это возвращался на землю пепел Дрездена - мельчайшие клочья горелых тряпок и бумаги, взвихренные под самые тучи тягой чудовищного пожара. А через Пирну брели толпы людей в изорванных и обгорелых лохмотьях, брели, одержимые одним стремлением: уйти как можно дальше от страшного места, еще несколько часов назад бывшего для одних родным городом, а для других - спасительной гаванью, в которой они надеялись дожить до близкого конца войны. Они несли детей, вели раненых, толкали перед собой детские коляски со спасенным скарбом и катили навьюченные чемоданами велосипеды. Дюжина полевых кухонь и несколько спешно развернутых пунктов первой помощи не могли
обслужить и сотой доли пострадавших, а эвакуировать их дальше было не на чем. Те, у кого уже не оставалось сил, сидели и лежали на тротуарах, на площади перед ратушей, на платформах железнодорожной станции, на пристани. С дымного неба на них все так же беззвучно и безостановочно продолжал сыпаться черный снег.

Постепенно из окрестных деревень начали пригонять лодки, баржи, прогулочные катера, плоты. Подошел пароход "Велен", притащились два дряхлых буксира. На пристани разыгрывались дикие сцены: беженцы дрались за места, на мостках плавучего дебаркадера, откуда производилась посадка на "Велен", напором толпы снесло перила, люди посыпались в ледяную воду, стали цепляться за борта отплывающих лодок. Одна из них опрокинулась, кого-то раздавило между бортом "Велена" и стенкой. Прошел слух, что утром над Пирной видели американский "лайтнинг", - эти двухфюзеляжные истребители дальнего действия использовались как разведчики, и нередко их появление предвещало бомбежку.

"Мы не хотим гореть! - ревела толпа. - Увезите нас отсюда!" Все это были жители дрезденских юго-восточных форштадтов - Зейдница, Лаубегаста,
Ной-Остры. О положении в центре они ничего сказать не могли - видели только, что к западу от Груны и Штризена бушует сплошное море огня. Гасить его было некому. Вчера, после первого налета, в Дрезден сразу прибыли
пожарно-спасательные команды из окрестных городков - Козвига, Оттендорфа, Тарандта; они начали действовать около полуночи и все погибли часом позже, при второй бомбежке.

Так что беженцев из центральных кварталов Дрездена попросту не было. Ни одного человека.

(...) Весна пахла смертью и яблоневым цветом. Людмиле казалось, что никогда раньше - ни в прошлом, ни в позапрошлом году - яблони здесь не цвели так буйно и изобильно, от их аромата кружило голову, но к нему неразделимо примешивался этот страшный запах. Возможно, впрочем, он ей только чудился - может, это уже был не сам запах, а воспоминание о запахе - навязчивое, неотступное, навсегда... (...)

Она вдруг осознала, что снова находится в Дрездене, и тут ее стало трясти. Это был не страх или, во всяком случае, не страх чего-то реального, конкретного, а скорее какой-то подсознательный ужас - темный, нерассуждающий. Машина стояла, вокруг было необычно тихо - здесь, в центре, никогда не бывало так тихо, даже ночью, если прислушаться, всегда были слышны привычные звуки городской жизни - чьи-то запоздалые шаги, шум проехавшего автомобиля, скрежет трамвайных колес на повороте. А сейчас город был мертв, она знала это, сама видела его гибель, видела и слышала; но знать, видеть и слышать - это одно, а совсем другое - осознать до конца, почувствовать. Тогда, в ту ночь, чувства были отключены, иначе она не выдержала бы и минуты, но сейчас она воспринимала все - и эту могильную тишину, и этот запах.

Запах почувствовался не сразу, но теперь его чувствовали все: Дрезден смердел гарью и трупами.

- Да, запашок, - заметил Людмилин сосед, - вроде как в окопах, в ту войну! Это сейчас все больше с места на место, а в шестнадцатом, помню, во Фландрии мы как закопались в землю, так и просидели чуть ли не до конца. Так вот там тоже - ох и пованивало. Намолотили с обеих сторон - то наши в атаку, то англичане, а убитых с ничьей земли всех не вытащить...

Здесь ветер, видимо, дул с севера - вот почему на том берегу ничего не было слышно; зато в Альтштадте этот смрад бойни и пожарища сопровождал их до самого конца, пока не остались позади южные пригороды. Впрочем, Людмиле казалось, что он слышится и в Гласхютте, куда эвакуированных привезли уже поздно вечером. (...) (http://www.lib.ru/PRIKL/SLEPUHIN/slad.txt)

 

4. УНИЧТОЖЕННЫЙ ТОКИО

9 марта 1945 г. американские военные самолеты предприняли новую бомбовую атаку против Японии, сбросив 2000 тонн зажигательных бомб на Токио в течение следующих 48 часов. Почти 16 квадратных миль в японской столице и вокруг нее были сожжены, и от 80000 до 130000 японских гражданских лиц были убиты в самом страшном огненном шторме, когда-либо известном в истории.

Утром 9 марта экипажи ВВС встретились на Марианских островах Тиниан и Сайпан для военного брифинга. Они планировали налет на Токио на низком полете: он должен был начаться вечером, но это был налет с сюрпризом. Самолеты, объяснили им, будут лишены всех орудий, за исключением хвостового пулемета. Уменьшение веса должно было повысить скорость каждого из бомбардировщиков-"Суперкрепости", а также увеличить бомбовый груз на 65%, что позволяло каждому из самолетов нести груз более 7 тонн весом. Скорость должна была иметь решающее значение, и экипажи были предупреждены, что если их собьют, они должны будут со всей мыслимой скоростью мчаться к воде, что увеличивало их шансы быть подобранными американские спасатели. Если же они приземлятся на японской территории, то могут рассчитывать только на самое худшее обращение со стороны гражданских лиц, так как их ночная миссия должна была полечь за собой гибель десятков тысяч этих самых мирных граждан. "Вы собираетесь устроить самый большой фейерверк, который когда-либо видели японцы", – сказал американский генерал Кертис ЛеМэй.

Зона бомбардировки центрального токийского пригорода Ситамати была утверждена всего за несколько часов до этого. Ситамати населяли примерно 750000 людей, обитавших в тесноте в деревянных каркасных зданиях. Предание огню этого "бумажного города" был своего рода экспериментом в сфере последствий бомбовых ударов; оно также должно было уничтожить объекты легкой промышленности, так называемые "теневые фабрики", которые производили полуфабрикаты для военных материалов, предназначенных для японских авиационных заводов.

У обитателей Ситамати не было ни малейших шансов на защиту. Их пожарные команды были безнадежно недоукомплектованы, плохо обучены и имели плохое оборудование. В 5:34 вечера бомбардировщики "Суперкрепость" B-29 взлетели с Сайпана и Тиниана, достигнув своей цели 10 марта, в 12:15. Триста тридцать четыре бомбардировщики, летя на высоте примерно в 500 футов, сбрасывали свой груз, создав гигантский костер, раздуваемый ветром скоростью в 30 узлов. Он не только стер с лица земли Ситамати, но и распространил пламя по всему Токио. Массы мечущихся в панике и ужасе японских гражданских лиц пытались выбраться из этого ада, в основном, безуспешно. Человеческая бойня имела такие масштабы, что кроваво-красный туман и вонь горящей плоти поражали пилотов и отравляли их, заставляя одевать кислородные маски, чтобы не корчиться от рвоты.

Рейд длился немногим больше трех часов. "В почерневшей реке Сумида плавали бесчисленные тела, одетые тела, обнаженные тела, все черные, как уголь. Это было что-то нереальное", – сообщал один из местных врачей. Из американских летчиков погибли всего 243: такие потери были сочтены приемлемыми (http://www.history.com/this-day-in-history/firebombing-of-tokyo)

Думается, комментарии к этим текстам излишни. Так что давайте в годовщину окончания войны вспоминать не парады и победы, а миллионы жертв той жуткой бойни, устроенной власть имущими ради прибылей, власти и передела мира.