В последние годы становится все более модным говорить о проблеме «исторической памяти». При этом речь, как правило, идет не о феномене социальной памяти, формирующейся и развивающейся веками, и связанной с передачей «преданий» о тех или иных событий прошлого из поколения в поколение, но о более понятных для общественности событиях, связанных с историей двадцатого столетия.

Безусловно, феномен исторической памяти как чего-то глобального, связанного с формированием и жизнью социума также обсуждается и изучается, однако, все же, мейнстрим оказывается связан именно что с историей последних ста – ста пятидесяти лет. Причем глобальное здесь оказывается подчиненным более зауженному мейнстриму, служа одним из способов осмысления современности, а также являясь важным орудием в деле изучения перспектив возможных путей дальнейшего развития человечества. Основные мотивы при этом оказываются «негативными», т.е. связанными с памятью о войнах и массовом (политическом) насилии, что вызванном тем простым фактом, что «короткий двадцатый век» стал своего рода эпохой войн и революций, приведших к гибели десятков миллионов человек.

И вот тут встает весьма важный вопрос, на который необходимо ответить, прежде чем браться за проблему исторической памяти: «для чего?» Т.е. вопрос заключается в том, ради какой цели конкретный человек берется за изучения / развитие данной проблемы. И, на мой взгляд, здесь возможны лишь два основных ответа на поставленный вопрос: позитивистский и индуктивно-дедуктивный. Первый подразумевает под собой констатирование фактов ради их «консервации» в общественной памяти под благозвучной вывеской «никогда больше». Второй же подразумевает изучение того, что стояло за всеми этими событиями, что возможно лишь при тщательном собирании и изучении многочисленных фактов.

Безусловно, память, причем не выборочная, а включающая в себя возможно максимальный объем фактологической информации и трагедиях прошлого важна, как в обществах, переживших тоталитарную диктатуру, так и в тех, которые оставались в тот же исторический период формально «свободными».

Для первых это необходимо, чтобы не повторять ошибок прошлого, тем более что общество, как и конкретный человек, пережив жестокое насилие над собой испытывает эффект вытеснения. Помогая пережить негативный опыт его испытавшим, данный эффект ослабляет защитные механизмы новых поколений, которые тем самым легче поддаются популистской демагогии, за которой подчас скрываются реваншистские последователей вчерашних диктаторов. Подобное мы можем наблюдать как в России, так и в некоторых других странах, в т.ч. Испании, Италии, Аргентине.

Для вторых же это, по меньшей мере, важное напоминание о том, что может произойти с обществом, и почему этого важно не допустить, чтобы не произошло очередного «бегства от свободы», выражаясь словами Эриха Фромма. В конце концов, ведь Гитлер пришел в свое время демократическим путем, и его власть долгое время поддерживала значительная часть немцев.

Однако невозможно выстроить что либо прочное только на «отрицательных» идеях, в нашел случае, на памяти о кошмарах двадцатого века. Несмотря на все разговоры в духе «никогда больше», войны в мире не прекращаются. А ведь, казалось бы, опыт двадцатого века уже давно должен отвадить людей военной истерии:

- Первая мировая война обошлась человечеству в 17-20 млн. жизней;

- эпидемия испанского гриппа, спровоцированного войной – 50-100 млн.;

- Гражданская война в России – 10-15 млн.;

- Гражданская война и политические репрессии в Испании – 0,5-1,5 млн.;

- Вторая мировая война – 70-100 млн.;

- Вторая конголезская война, не менее 4 млн.;

- война во Вьетнаме – 1,5-3,5 млн.

- террор красных кхмеров в Камбодже – до 3,3 млн.;

- геноцид в Руанде – 0,5-1 млн.;

- гражданская война в Афганистане, до нескольких млн.; и т.д.

История человечества последних тысячелетий буквально строится на крови и костях погибших. Насилие – это постоянный наш спутник. Однако люди продолжают из века в век наступать на одни и те же грабли истории. Как бы то ни было, при этом, современного человека не сильно трогают зверства европейских колонизаторов в Америке, жертвы британского владычества в Индии, Опиумные войны в Китае, равно как жестокость Нерона или Тамерлана. Актуальным на сегодня для нас является именно двадцатый век, с его стремительным техническим прогрессом, и, одновременно, поставленным на индустриальные рельсы массовым насилием, символом которого вполне можно назвать «негативную фабрику Освенцим», как охарактеризовал организованную в гитлеровской Германии систему лагерей смерти Роберт Курц.

Да, память обо всем этом важна, но, как можно видеть, она не спасает мир от всё новых войн и социальных катастроф. Одной из важнейших причин, а возможно и самой важной, по которым это оказывается возможным – это разделение человечества на «своих» и «чужих». Данный феномен очень хорошо был описан Эрихом Фроммом в его «Анатомии человеческой деструктивности», где он прослеживает проблему подобного «разделения» с древности до двадцатого века. Так, у первобытных племен жизнь человека своего племени считалась священной и неприкосновенной, в то время как представителей других племен убивать было можно в силу того, что им отказывалось в праве быть причисленными к категории «людей». В наше «цивилизованное» время настолько прямо и цинично говорить считается неприличным, в особенности после краха Третьего Рейха с его идеями о разделении людей на полноценных и неполноценных (untermensch). Тем не менее, именно градация на своих и чужих позволяет развязывать политикам всё новые войны и, при случае, разжигать ненависть к «инородцам» и / или «иноверцам». Если человек в повседневной жизни перестает воспринимать окружающих за (равных себе) людей, то он становится способным на убийство, что воспринимается обществом негативно (если речь не идет об убийстве как способе защиты от подобных типов, и то, не всегда). Между тем стоит человеку надеть военную форму, то совершаемые им по приказу его «отцов-командиров» убийства «врагов» уже не воспринимаются столь негативно «своими» (согражданами). Более того, речь уже может идти о совершении «подвига» во имя Отечества. Слепая лояльность по отношению к своему Государству просто в силу того, что оно «своё», делает человека легко поддающимся внушению, когда встает речь о развязывании очередной войны: коллективное «Мы» своих сограждан становится квинтэссенцией благородства и достоинства, в то время как коллективное «Они» - квинтэссенцией худших из возможных черт, встречающихся у людей.

Исторически одним из путей преодоления этой негативной стороны человечества стало развитие в девятнадцатом столетии социалистических идей, устремившихся к построению в будущем нового, свободного общества, в котором всем люди станут «братьями и сёстрами», и не останется места для войн, насилия и нищеты. И вот, после десятилетий споров, первых проб и ошибок, к началу двадцатого столетия глобальный «социалистический проект», активно развивавшийся многочисленными теоретиками и пропагандистами от социал-демократии (марксизма) и анархизма, вышел на большую сцену мировой политики, пиком чего стал подъем рабочего и революционного движения в мире в 1917-1923 гг.

Говоря об исторической памяти, таким образом, надо уделять немало внимания не только негативной стороне истории двадцатого века, но и ее положительной (созидательной) составляющей. Речь идет как об идейном наследии социалистической мысли, т.к. и о сохранении (восстановлении) памяти о конкретной «практики». Между тем, как выражаются некоторые современные испанские анархо-синдикалисты, общество в этом смысле оказалось подверженным социальному Альцгеймеру.

На практике это выливается в то, что, не смотря на все разговоры о необходимости больше обращать внимание на наследие «красного (социалистического) проекта», у многих из нас остается о нем весьма смутное представление. Многие имена и идеи оказались стертыми из социальной памяти, так что иногда происходит переоткрытие некоторых идей прошлого без понимания того, что всего сто лет назад они уже широко обсуждались и даже проходили проверку своим практическим применением.

Еще более важным, при этом, оказывается то, что иногда оказываются забытыми те достижения, которые сейчас могли помочь новым исследователям и практикам избежать многочисленных ошибок и недочетов. Нечто подобное произошло с идеями «свободного воспитания», активно дискутировавшегося и развивавшегося на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков.

Что же касается стертых из социальной памяти имен, то здесь достаточно вспомнить имя одного человека, чтобы оценить, насколько важно воссоздавать картину прошлого в максимально возможном объеме, и не сводить историю социалистической мысли к всего нескольким именам наиболее известных теоретиков. Речь идет об одном из первых учеников Зигмунда Фрейда, Отто Гроссе (1877-1920), стороннике психоанализа и анархо-коммунистических идей Петра Кропоткина, введшим понятие «сексуальной революции» и, как пишут, ставшего своего рода предтечей такого явления как «антипсихиатрия».

При этом забытыми оказываются в истории не только многие моменты, связанные с историей социалистического движения, но и многое другое: сегодня не так много и столь многие знают о том, как еще в девятнадцатом веке началось развитие электромобилей, и как создавалась гегемония бензинового транспорта, серьезно потеснившего электрический; о том, что современная генетика во многом «выросла» из евгеники (Рональд Фишер), чья история далеко не столь проста и однозначна, как о ней принято считать, и т.д. Историю пишет победитель, и потому «проигравшие» идеи и проекты подчас попросту выбрасываются из исторической памяти, и хорошо, если находится тот, кто со временем воссоздает память об утраченном.

И вот здесь снова встает вопрос о необходимости воссоздания исторической памяти «социалистическом проекте». Дело в том, что он стал одним из важнейшим факторов мировой политики в ключевой период современной истории. Речь идет, говоря языком мир-системного (Джованни Арриги, Имманул Валлерстайн) анализа, о «тридцатилетнем периоде» смены гегемона на мировой арене.

Данный период, 1914-1945 гг., таким образом, оказывается не линейным процессом, с его фатальной логикой перехода от прошлого к настоящему, как того хотелось бы современным позитивистам, но более сложным периодом, точкой бифуркации, когда человечество «выбирало» свой дальнейший путь развития. И, глядя на вызовы, которые бросает нам современность с ее политическими, экологическими, социально-экономическими проблемами, стоит внимательнее вглядеться в тот исторический период, попытаться максимально детально его воссоздать и проанализировать.

В этом смысле история оказывается ничем иным как собиранием мозаики, как выражается российский историк Вадим Дамье. Процесс это кропотливый, и не терпящий поверхностного подхода и спешки. Именно поэтому необходимо, приближаясь к столетию российской революции 1917-21 гг. заняться переосмыслением ее истории, и ее наследия, более детально отнестись к изучению стоящей особняком испанской революции 1936-38 гг., и других революционных потрясений, а также тех движущих сил, которые за ними стояли.

Не самым праздным в такой ситуации оказывается и вопрос о том, почему именно проиграли данные революции, было ли это закономерным и неизбежным, и в какой степени их идейно-практическое наследие может быть для нас актуальным.

«Собирание Утопии», равно как и более тщательное воссоздание и переосмысление истории первой половины двадцатого века, таким образом, оказываются крайне важными для нас, если мы хотим не только понять, как и через что человечество пришло к своему современному этапу существования, но также понять и оценить имеющиеся перспективы дальнейшего развития, а также нащупать пути преодоления стоящих сегодня перед ним проблем, как локального, так и глобального характера.

Источник: Материалы Круглого стола "Память между глобальным и национальным: нарративы. этики, идентичности" (Москва, 8.12.2016)

http://istorex.ru/page/materiali_kruglogo_stola_pamyat_mezhdu_globalnim_...