Под социальными движениями принято понимать феномен гражданского общества, связанный с длительными, сравнительно устойчивыми формами массового поведения, деятельность которых направлена на достижение тех или иных общественных изменений или на консервации его существующих структур.

Возникновение социальных движений обусловлено наличием структурных противоречий в социуме и стремлением значительной части населения к их разрешению. В основе идентичности движений обычно лежит комплекс специфических ценностей, норм, взглядов и представлений, которые служат для них своего рода «идеей-силой» и стимулом для социального действия.

Рабочее движение при переходе от традиционного к индустриальному обществу

Рабочее (профсоюзное) движение является одной из старейших форм социальных движений. Его корни восходят к рабочим профессиональным и цеховым обществам и братствам, которые существовали во многих европейских странах еще со времен позднего Средневековья. В Англии, например, их деятельность осуществлялась по двум направлениям. Во-первых, рабочие братства выполняли роль объединений взаимопомощи: оказывали материальную помощь нуждающимся работникам в случае болезни и безработицы, предоставляли деньги на похороны, организовывали совместное проведение досуга и т.д. Во-вторых, они обсуждали условия труда и размеры заработной платы и пытались теми или иными способами добиться от предпринимателей изменения положения в свою пользу. При этом союзы нередко прибегали к радикальным формам и методам сопротивления, забастовкам, актам саботажа и бунтам. Запрещенные рядом законодательных актов 1795–1800 гг., они возникали вновь в виде легальных групп взаимопомощи и подпольных бунтарских объединений, причем грань между ними в реальности могла быть зыбкой.

После отмены закона о запрещении профсоюзов (тред-юнионов) в 1824 г., по всей Англии развернулся процесс их создания и оформления, и уже в 1830-х гг. в движении распространялись идеи замены капитализма и системы всеобщей конкуренции кооперативной системой, основанной на рабочем контроле и местном самоуправлении, а также всеобщей стачки («великого национального праздника»).

Во многих других странах рабочие профсоюзы стали возникать именно тогда, когда власти запретили традиционные объединения работников, а часто даже – непосредственно на их основе. Например, в Швейцарии, наиболее распространенным типом рабочих организаций первоначально также были объединения и кассы взаимопомощи (в т.ч. по болезни и при иных чрезвычайных обстоятельствах). Некоторые из них имели цеховые корни, а после ликвидации цехов преобразовались а ассоциации. Раньше всего такие союзы появились у квалифицированных рабочих – типографов (1818–1824 гг.), часовщиков, но также у портных и сапожников. На основе таких касс в последующие десятилетия возникли профсоюзы.

В Испании первое общество взаи-мопомощи ткачей Барселоны возникло в 1840 г. – через 4 года после запрета цехов. В объединение сразу же вступили 3 тыс. человек. За этим последовало образование «священной коалиции» с объединениями других профессий. Характерно, что общество ткачей было в одно и то же время объединением взаимопомощи и организацией сопротивления и борьбы с предпринимателями.

В большинстве стран и в большинстве случаев функции общества взаимопомощи и профсоюза (органа экономической борьбы на производстве) до конца XIX в. не дифференцировались. И это объяснялось не только цеховыми традициями, но и особенностями структуры раннеиндустриального общества. Модели «социального государства», возникшей уже в XX столетии, тогда еще не существовало, и население в социальном смысле было предоставлено само себе. Традиционный уклад жизни, основанный на кустарном производстве, компактных поселениях в деревнях и городских районах все больше уходил в прошлое. Прежние структуры взаимопомощи (соседские, квартальные, общинные или религиозные) были разрушены или разрушались в ходе индустриализации и под влиянием антицехового и антиобщинного законодательства. Гарантированной государством системы всеобщего социального страхования и пенсионного обеспечения не существовало (только рейхсканцлер О. фон Бисмарк ввел в Германии в конце XIX в. государственные законы о социальном страховании, которые стали затем образцом для других стран). Образование было недоступно для людей из «низов». В этих условиях трудящимся приходилось создавать собственные организации, которые занимались вопросами социального обеспечения, культурного развития и образования. Нередко им оказывали помощь отдельные предприниматели-филантропы и политические деятели. Типичным примером таких тенденций можно считать практику Г.Шульце-Делича в Германии с 1860-х гг.: он пропагандировал самопомощь в виде потребительских кооперативов, страховых касс на случай болезни и потери трудоспособности, сберегательных касс, касс взаимопомощи. Шульце-Делич стал основателем особого направления в профсоюзном движении, которое имело аналоги и в других странах.

Более радикально настроенные трудящиеся не доверяли предпринимателям и филантропам. Они добивались изменения отношений собственности и нередко считали рабочие производственные кооперативы способом создания некапиталистической экономики. Неудивительно, что в рабочем движении многих странах в XIX в. преобладали мютюалистские взгляды, близкие к идеям производственных ассоциаций П.-Ж.Прудона. Речь шла об образовании производственных кооперативов трудящихся, которым надлежало вытеснить капиталистические предприятия. Так, рабочие ассоциации, распространившиеся во Франции в 1860-х гг., добивались передачи им фабрик и заводов, и это требование было озвучено ими во время Парижской коммуны 1871 г. На этой основе, как полагали социалисты XIX в., смогут возникнуть независимые и самодостаточные городские и сельские общины, заменяющие государство и капиталистическую экономику.

Хотя мютюалистские идеи и надежды на экономическое вытеснение капитализма рабочей кооперацией во второй половине XIX столетия утратили популярность, самоорганизация трудящихся прочно воспринималась как основа социальной жизни. Но место «соревнования» с существующим общественным устройством все больше занимала от-крытая борьба с ним. Функции взаимопомощи в деятельности рабочих союзов все больше отходили на второй план, а радикально настроенные наемные работники стали соединяться в профессиональные «общества сопротивления». Их главной задачей стала экономическая борьба с предпринимателями – подготовка и организация забастовок, направленных на улучшение условий труда, повышение зарплаты и т.д. Синдикалисты и анархисты в конце XIX – начале XX вв. добавили к этой задаче еще одну: подготовку к свершению социальной революции и созданию нового общества.

Часть рабочих организаций пытались совмещать мютюалистские, профессиональные и социально-революционные функции. Интересен в этом отношении опыт чилийских рабочих братств первого десятилетия XX в. – «манкомуналес», которые были в одно и то же время союзами взаимопомощи, кооперативами, жилыми общинами и профсоюзами. Этот тип организации получил особое распространение в шахтерских городках и поселках. В отличие от «обществ сопротивления», они строились на территориальной, а уже внутри – на профессиональной основе (союзы лодочников, грузчиков, поденщиков, ремесленников и шахтеров); все эти союзы собирались на конгресс, избиравший руководство. Братства имели свое знамя, вели борьбу за улучшение условий труда и жизни и одновременно стремились к повышению уровня образования членов, преодолению таких социальных бедствий, как алкоголизм, азартные игры и проституция. Их фонды использовались для создания школ, библиотек, издания газет и помощи при болезни. В ходе стачек они скорее играли роль поддержки; большинство же выступлений носило спонтанный характер. Движение чилийских «манкомуналес» пошло на спад после жестокого подавления стачки на селитряных рудниках в 1907 г.

Большинство рабочих в мире однако не пошло по пути создания интегральной организации, которая уже по существу приближалась к всеохватывающему «контр-обществу». Они сетовали на то, что увлечение функциями социальной взаимопомощи в рамках существующего общества отвлекает от экономической и революционной классовой борьбы. Подобной точки зрения придерживались как «умеренные» – социал-демократы, так и радикалы – анархисты и анархо-синдикалисты. Отсюда следовало стремление разграничить кооперативные и профсоюзные задачи и оформить их в различные организации, в той или иной сотрудничающие между собой. Так, конгресс II Интернационала в Копенгагене (1910 г.) призвал «всех членов партий и всех организованных в профсоюзы рабочих» вступать в потребительские кооперативы и действовать в них «в социалистическом духе» с тем, чтобы не дать им превратиться «из ценного средства организации и воспитания рабочего класса» в «средство ослабления духа социалистической солидарности и дисциплины». В свою очередь, учредительный конгресс Аргентинской рабочей федерации (будущей анархистской Аргентинской региональной рабочей федерации ФОРА) в 1901 г. объявил: «Конгресс, признавая в обществах взаимной помощи средство, неэффективное для регулярного функционирования ассоциаций, составляющих федерацию, оставляет на усмотрение каждого профессионального союза, создавать в своем составе общества взаимной помощи, или нет». Такая настороженность не мешала аргентинским рабочим анархистам широко использовать потребительские кооперативы для снабжения населения продовольствием, к примеру, в ходе всеобщей стачки квартиросъемщиков в 1907 г.

Испанская анархо-синдикалистская Национальная конфедерация труда (НКТ) принимала в свой состав только профсоюзы (синдикаты). Ее отношение к кооперативам было выражено, в частности, в резолюции конгресса сельскохозяйственных рабочих Каталонии (1923 г.): эти организации являются паллиативом, не устраняющим бедствий существующего общества; члены синдикатов могут индивидуально принимать решение о вступлении в кооперативы, но это «не дело профсоюза». Тем не менее, анархо-синдикалистские союзы создавали либертарные культурные центры и школы, а также допускали возможность образования под своей эгидой кооперативных мастерских для инвалидов – членов союзов.

Что же касается социальной помощи (пособий, пенсий и т.д.), то здесь позиции социал-демократов и анархо-синдикалистов кардинально расходились: первые добивались принятия государством законодательства о страховании и пенсиях, вторые считали необходимым прямое действие самоорганизованных трудящихся снизу (сокращение рабочего времени для борьбы с безработицей, «выбивание» пособий нетрудоспособным и больным и т.д.).

Хотя между различными организациями трудящихся (профсоюзами, кооперативами, союзами взаимопомощи, культурными и образовательными группами и др.) сложилось, таким образом, своеобразное разделение функций, в совокупности они дополняли друг друга, образуя самостоятельную рабочую культуру – с собственными формами социализации, основанной на принципах ассоциации, солидарности. Вплоть до середины XX столетия рабочая культура являлась не просто одним из элементов гражданского общества, но и воспринимала себя как альтернативу существующему социуму, своего рода «предвосхищение» иного общественного устройства. Там, где она по тем или иным причинам была менее интегрирована в господствующие властно-политические отношения, она демонстрировала сильные тенденции к превращению в своего рода параллельное «контр-общество», которое охватывало жизнь человека с момента рождения и до самой его смерти.

Так, даже в период между двумя мировыми войнами в Финляндии, где рабочее движение находилось под контролем весьма умеренных социал-демократов, но над трудящимися довлело поражение в жестокой гражданской войне 1918 г., существовала отдельная от буржуазных организаций и все охватывающая сеть организаций рабочих. В 1920-х годах финские рабочие не только голосовали за свои партии, но также имели свои театры, издательства, музыкальные коллективы, магазины, кооперативы и сберегательные кассы.

Еще сильнее эта тенденция была выражена в синдикалистском и анархистском рабочем движении. Индустриальные рабочие мира (ИРМ) на западном побережье США в начале XX в. объединяли своих членов (преимущественно иммигрантов, не имеющих постоянной занятости) в территориальные межпрофессиональные организации – «локалы», которые становились также центром общественной, культурной и интеллектуальной жизни.

В Испании или Аргентине дети трудящихся учились в либертарных школах; начав работать – вступали в анархо-синдикалистский профсоюз; проводили свободное время в культурных центрах, центрах самообразования, библиотеках, на театральных спектаклях или в кафе, созданных их движением; вместе с соседями-рабочими закупали продукты питания и вместе с ними боролись с произволом домовладельцев или попытками выселения из квартир. Профсоюз помогал им оказывать давление на предпринимателей, добиваясь трудоустройства в случае безработицы. В случае необходимости такое высокоорганизованное гражданское общество было способно проводить настоящие широкомасштабные акции неповиновения. Так, в промышленном центре Испании – Барселоне в условиях экономического кризиса и безработицы 1930-х гг. анархо-синдикалистские профсоюзы осуществили летом 1933 г. стачку, в ходе которой жители отказывались платить за жилье, газ и электричество. Были образованы домовые, уличные и квартальные комитеты, которые противостояли попыткам прину-дительного выселения жильцов домовладельцами и полицией. По инициативе женских и детских комитетов осуществлялись групповые походы в продовольственные магазины и «покупки взаймы» – с возвращением долга после того, как членам семей удавалось найти работу. Профсоюзы создавали собственные «биржи труда» и принуждали предпринимателей принимать своих членов на различные работы. При этом анархо-синдикалисты выдвигали задачу не только организацию помощи нуждающимся (своего рода взаимопомощи, осуществляемой явочным порядком), но и развития нового сознания. В ходе забастовок, организуемых анархистами и синдикалистами, нередко выдвигались не только чисто экономические, но и более «широкие» общественные требования. Так, во время стачки рабочих пекарен в Барселоне в 1923 г. бастующие требовали не повышения зарплаты, а улучшения качества хлеба.

Анархо-синдикалистское рабочее движение воспринимало себя как носителя новой цивилизации, кардинально отличающейся от существующей, индустриально-капиталистической. При этом оно формировало самостоятельную идентичность, вплоть до таких характерных черт, как выработка собственных символов и иконографии, бытовых и похоронных ритуалов, праздников и песен, мифов, имен и даже пантеона героев и мучеников.

В более умеренных направлениях рабочего движения не существовало такого резкого разрыва между рабочей культурой, с одной стороны, и господствующими социальными нормами, с другой. Тем не менее, и рабочие союзы, находившиеся под влиянием социал-демократов и (после Первой мировой войны) коммунистов, широко и повсеместно создавали свои просветительские учреждения (школы, курсы и т.д.), театры, кооперативные организации (например, в Германии с 1924 г. действовал Банк труда), структуры взаимопомощи и помощи больным, старикам, безработным, культурные группы и объединения (рабочие театры, певческие союзы), а нередко – даже собственные отряды самообороны (социал-демократические «Райхсбаннер» в Германии и «Республиканский Шуцбунд» в Австрии, коммунистический Союз красных фронтовиков в Германии и т.д.). Однако, в отличие от анархистского и синдикалистского крыла рабочего движения, социал-демократическое течение выступало в идеале за установление государственного контроля над социальной сферой. Так, в уставе Всегерманского объединения профсоюзов, принятом в 1925 г., указывалось, что «профсоюзы развивают свои собственные учреждения поддержки» нетрудоспособных и безработных «в качестве необходимой социальной самопомощи», «до тех пор, пока государство и общины не осуществили достаточную заботу» об этих категориях населения.

Страновые особенности и идейно-политические течения в рабочем движении первой половины ХХ века

Формы и методы действия рабочих организаций различались в отдельных странах и регионах. В первой половине ХХ столетия. В профсоюзах Великобритании, германских и скандинавских стран преобладала тенденция к более строгой, централизованной и формальной организации, система строгих членских взносов и склонность к более «мирным» и прагматичным взаимоотношениям с предпринимателями и государственными структу-рами. Характерным примером в этом отношении может служить деятельность «центральных» профсоюзов Германии, объединявших (в основном, по производственному принципу) организованных рабочих данной отрасли в общенациональном масштабе. Они строились жестко иерархически, с подчинением нижестоящих организаций решениями вышестоящих органов. Даже забастовки можно было объявлять лишь в централизованном порядке. Для управления такой структурой рано потребовался значительный и разветвленный штат освобожденных работников – профсоюзных чиновников. С 1892 г. «свободные» («центральные») профсоюзы Германии были объединены в Генеральную комиссию, а в 1919 г. официально оформилось профобъединение – Всегерманское объединение профсоюзов (ВОП), в котором в 1920 г. состояло ок.8 млн. членов.

Руководство немецких профсоюзов старалось избегать крупных конфликтов с предпринимателями, опасаясь массовых увольнений (локаутов) и растраты забастовочных фондов. Поэтому оно предпочитало улаживать трудовые споры путем обращения в третейские суды или с помощью переговоров с хозяевами. Действовала практика заключения коллективных, или тарифных договоров на срок до 3–5 лет, которые заключались централизовано на уровне отрасли или региона и были обязательны для выполнения обеими сторонами. Уже в 1913 г. 76% всех трудовых конфликтов заканчивались «миром», без забастовки. «Центральные» профсоюзы приветствовали государственный арбитраж в трудовых спорах и добивались развития государственного законодательства в области социального страхования и трудового права.

Сходным образом были организованы и работали Центральные объединения профсоюзов скандинавских стран. Определенную специфику имели профсоюзы Великобритании – тред-юнионы. Они традиционно строились на профессиональной основе и в силу этого отличались значительной раздробленностью, что не мешало им иметь централизо-ванную внутреннюю структуру и крупный штат освобожденных работников. На общенациональном уровне деятельностью тред-юнионов руководили конгрессы, избиравшие также парламентский комитет, который занимался избирательной кампанией рабочих кандидатов на выборах. Число членов профсоюзов в 1918 г. превысило 6,5 млн. В 1921 г. для централизации деятельности Британского конгресса тред-юнионов был образован Генеральный совет, обладавший широким полномочиями. Только в ХХ в. развернулось постепенное укрупнение («амальгамация») тред-юнионов на отраслевой основе. В том, что касается тактики, британские профсоюзы нередко выступали организаторами крупных стачек (вплоть до всеобщей стачки в мае 1926 г.), но предпочитали «примирение интересов» работников и хозяев с помощью коллективных договоров и соглашений, обращений в примирительные камеры и третейские суды и т.д.

Напротив, профсоюзное движение романских стран (Франции, Италии, Испании, Португалии, Латинской Америки) в начале ХХ в. отличалось меньшим централизмом, более свободными формами организации, менее систематической уплатой членских взносов и склонностью к более радикальным формам действий. Именно в этой группе стран впервые оформилось синдикалистское направление в рабочем движении. Оно стало ответом на растущее разочарование трудящихся в деятельности парламентских социалистических партий и связанных с ними профсоюзов. Рабочие, примыкавшие к синдикалистам, были недовольны умеренностью профсоюзного руководства и его быстрой бюрократизацией.

Классическим примером революционного синдикализма начала ХХ в. считается французский профцентр – Всеобщая конфедерация труда (ВКТ), созданная в 1902 г. (синдикалисты преобладали в ней до начала 1910-х гг.). Под влиянием ВКТ появились синдикалистские профцентры в Италии, Португалии, Швеции; на синдикалистские позиции перешли небольшие профсоюзные объединения в Германии и Нидерландах, некоторые британские тред-юнионы. «Модель» ВКТ оказала воздействие и на анархистское рабочее движение в Испании, где в 1910 г. образовалась Национальная конфедерация труда (НКТ), в которой в 1919 г. состояли 1,3 млн. членов. Для рабочих союзов, находившихся на синдикалистских или анархистских (в Испании и Латинской Америке) позициях, был характерен организационный принцип федерализма: автономия отдельных союзов во внутренних вопросах, объявлении стачек и т.д., принятие решений «снизу вверх», равное представительство союзов на конгрессах. Союзы традиционно строились по профессиям; отраслевой принцип организации подвергался критике как копирующий капиталистическое промышленное устройство и централизаторский (аргентинская ФОРА принципиально возражала против отраслевых объединений; в Испании НКТ согласилась с созданием отраслевых федераций только в 1931 г., оговорив, что они будут носить исключительно информационно-технический характер). Проявлялась тенденция к максимальному сокращению численности освобожденных работников во избежание бюрократизации (так, в Испанской НКТ в 1930-х гг. официально имелся только один освобожденный работник – генеральный секретарь; в аргентинской ФОРА оплачиваемые функционеры отсутствовали).

Синдикалистская и анархистская доктрины исходили из принципиальной непримиримости интересов предпринимателя и наемного работника, а потому основной формой действий рабочего союза объявлялась забастовка. Согласно синдикалистским представлениям, профсоюзы призваны были как вести борьбу за улучшение положения работников в существующем обществе, так и подготовлять всеобщую стачку с целью свержения капитализма и перехода экономики под управление рабочих союзов.

Политическая и идейная ориентация рабочего движения в мире отличалась большим разнообразием. К моменту Первой мировой войны крупнейшие профсоюзы и профцентры Германии, Великобритании, Австрии, Венгрии, Италии, Скандинавских странах, Нидерландах и Бельгии находились под влиянием социал-демократии. Социал-демократические и социалистические партии (на международном уровне они были объединены в 1889–1916 и 1920–1923 гг. во II Интернационал, а в 1923–1939 в Рабочий социалистический Интернационал) выступали за завоевание власти путем победы на всеобщих выборах с последующим проведением реформ социалистического характера. Профсоюзам в этой стратегии отводилась подчиненная роль: они призваны были вести экономическую борьбу в рамках существующего общества, добиваясь улучшения положения трудящихся. Согласно документу, принятому 10-м конгрессом немецких «свободных профсоюзов» в 1919 г., задача профессиональных объединений трудящихся в условиях капитализма состояли в том, чтобы сплотить большие массы трудящихся, «воспитать» их к массовой борьбе, «обучить» их в ходе выступлений за зарплатные требования и привести «к пониманию общественных отношений». Кроме того, расширение «демократии на производстве» (то есть, привлечение работников к решению производственных вопросов) и система коллективных договоров рассматривались как «предпосылки» социализма, в связи с чем профсоюзы призваны были «сотрудничать в этих сферах». Однако властно-политические и идеологические вопросы оставались прерогативой партии. Несмотря на официальную идейную нейтральность, большинство таких профцентров поддерживали тесные связи с социал-демократическими партиями, не только оказывая им поддержку на выборах, но иногда даже входя в их состав в качестве коллективных членов (так, британские тред-юнионы входили в состав Лейбористской партии, многие шведские профсоюзы – в состав Социал-демократической рабочей партии Швеции и т.д.)

Международные конференции профсоюзов социал-демократической ориентации проводились регулярно с 1901 г. В 1903 г. был образован их постоянный орган – Международный секретариат, а в июле – августе 1919 г. на конгрессе в Амстердаме была официально создана Международная федерация профсоюзов (МФП), получившая также второе, неофициальное наименование Амстердамского Интернационала профсоюзов. В таком виде она просуществовало до Второй мировой войны. В 1919 г. в нее вошли профобъединения из 14 стран, в которых состояли 17,7 млн. членов. К 1937 г. МФП объединяла профсоюзы 26 стран с 19,4 млн. членов. Профцентры, входившие в Амстердамский Интернационал и близкие к ним, занимали в период между двумя мировыми войнами преобладающее положение в профсоюзном движении Австрии («свободные профсоюзы», до 1934 г.), Великобритании и ряда ее доминионов (Конгрессы тред-юнионов), Германии (ВОП, до 1933 г.), Франции (ВКТ после Первой мировой войны), Италии (Всеобщая конфедерация труда, до 1927 г.), Швейцарии, скандинавских и ряда восточноевропейских стран. В Нидерландах и Бельгии социал-демократические профобъединения также были первыми по численности, а в Испании Всеобщий союз трудящихся (ВСТ) ненамного уступал по силе анархо-синдикалистской НКТ.

В период между двумя мировыми войнами профсоюзы МФП воплощали в себе тенденцию к интеграции рабочего движения в существующую социально-экономическую систему через механизмы «социального партнерства» между трудом и капиталом. Участие представителей рабочих союзов в разработке государственного законодательства по трудовым и социальным вопросам и их участие в паритетных органах на производстве они рассматривали как продвижение в сторону «экономической демократии», которая, в свою очередь, воспринималась ими как эволюция к социализму. В Германии «свободные профсоюзы» приветствовали государственное вмешательство в сфере труда – принятие законов о тарифных соглашениях (1918 г.), о производственных советах (1920 г.), о порядке улаживания трудовых споров (1923 г.), о трудовом праве и создании судов по тру-довым вопросам (1926 г.), о страховании по безработице (1927 г.) и т.д. Их представители входили в состав производственных советов (представленных затем в наблюдательных советах предприятий) и паритетных (совместных с предпринимателями) комиссиях по решению трудовых споров. Лидеры социал-демократических профсоюзов приветствовали развернувшуюся в 1920-х гг. рационализацию промышленности, которая сопровождалась внедрением механизации, конвейера, жесткого разделения труда на детальные, серийные операции и введением жесткой системы контроля над ритмом труда и действиями работников. Утверждалось, что такие нововведения, даже осуществляемые капиталистическими предпринимателями, способствуя развитию экономики, подготовляют социализм. В Великобритании Генеральный совет Британский конгресс тред-юнионов созвал в 1928 г. вместе с представителями предпринимателей конференцию, чтобы обсудить, как можно «увеличить конкурентную силу британской индустрии на мировом рынке». Стороны договорились о сотрудничестве (включая ограничение роста заработной платы и цен), для чего были образованы совместные комитеты. Предполагалось с помощью диалога находить взаимоприемлемые решения и тем самым избегать забастовок. А в Испании социалистический профцентр ВСТ даже принял участие в паритетных комиссиях, которые были образованы диктатурой Примо де Риверы для обсуждения условий труда и разрешения социальных конфликтов. В 1932 г. аналогичный закон о «смешанных комиссиях» был одобрен властями Испанской республики по инициативе лидера ВСТ и министра труда от соцпартии Ларго Кабальеро. Позднее, во время Испанской революции 1936–1939 гг. социалистические профсоюзы (наряду с анархо-синдикалистскими) взяли под свое управление многие предприятия и службы, но при этом продолжали настаивать на национализации ключевых отраслей промышленности.

После Первой мировой войны от социал-демократического течения откололось радикальное крыло, которое возглавлялось российскими большевиками. По их примеру, течение приняло название коммунистического. Коммунистические партии, образованные в большинстве стран мира, входили в международное объединение с центром в Москве – Коммунистический Интернационал (Коминтерн, 1919–1943). Они объявили своей целью революционное свержение капитализма, «установление мировой диктатуры пролетариата» и «осуществление социализма, – этой первой ступени коммунистического общества» (Устав Коминтерна, 1928 г.). Иными словами, речь, как и у социал-демократов, шла о завоевании политической власти, но предполагалось совершить это не в существующем государстве, а путем создания нового государства, руководимого компартией. Профсоюзам отводилась функция экономической борьбы с предпринимателями и «воспитания» масс в классовом духе. Идейно-политическая деятельность и руководство движением возлагались на коммунистические партии.

В Советской России (позднее – в СССР) профсоюзы были огосударствлены. В период Русской революции 1917–1921 гг. в рабочем движении существовала влиятельная, хотя и не всегда оформленная синдикалистская тенденция. Профсоюз железнодорожников и фабрично-заводские комитеты в конце 1917 – начале 1918 гг. претендовали на управление производством; действовали также небольшие, но достаточно радикальные рабочие союзы анархо-синдикалистского толка, намеревавшиеся в начале 1920-х гг. создать Всеобщую конфедерацию труда. Однако все попытки такого рода были пресечены большевистскими властями; фабзавкомы слиты с профсоюзами, находившимися под жестким партийным контролем. В конечном счете, профсоюзные организации превратились в органы, призванные (при фактическом запрете забастовок) не столько защищать интересы трудящихся, сколько обеспечивать беспрепятственное функционирование производства в интересах государства. В 1921 г. под руководством Коминтерна было образовано международное объедине-ние профсоюзов – Красный Интернационал профсоюзов (Профинтерн). Он также провоз-гласил цели организации рабочих масс ради свержения капитализма и установления социализма. В Конституции Профинтерна указывалось, что все входящие в него организации обязаны действовать совместно с коммунистическими партиями. Предусматривалось заключение соглашений с Коминтерном, проведение совместных заседаний Исполнительного бюро профобъединения с Исполкомом Коминтерна и т.д. Национальные компартии руководили деятельностью профсоюзов через созданные в них коммунистические фракции. Как компартии, так и подконтрольные им профсоюзные организации строились на основе жесткого централизма и обязательности решений «вышестоящих» органов для «нижестоящих».

Профсоюзная тактика компартий претерпевала на протяжении 1920-х гг. существенные изменения. Первоначально российские большевики надеялись привлечь в создаваемое ими международное профобъединение синдикалистские и левые рабочие союзы, независимые от Амстердамского Интернационала. Каждая компартия, говорилось в «21 ус-ловии» приема в Коминтерн (1920 г.), должна «завоевывать профессиональные союзы для дела коммунизма», «настойчиво пропагандировать среди профессионально-организованных рабочих необходимость разрыва с желтым Амстердамским интернационалом» и «всеми средствами поддержать зарождающееся международное объединение красных профессиональных союзов, примыкающих к Коммунистическому Интернационалу». Однако анархо-синдикалисты и большая часть синдикалистов в мире отказались присоединиться к созда-ваемому Профинтерну, так что первоначальный проект этого объединения не удался. После 1921 г. был взят курс на работу внутри социал-демократических профсоюзов и создание внутренних течений, ориентирующихся на компартии. В результате к концу 1926 г. в Профинтерне состояли профцентры тех стран, где сторонникам большевизма удалось сформировать их под своим полным контролем (профсоюзы СССР с 9,5 млн. членов, Китая с 2,5 млн. членов, французская Унитарная всеобщая конфедерация труда с 525 тыс. членов, профобъединения из Чехословакии с 220 тыс. членов, Чили со 150 тыс. членов, Австрии со 130 тыс. членов, организации из ряда стран Востока, Европы и Америки), а также «революционные меньшинства» внутри социал-демократических и иных рабочих союзов. В этих меньшинствах состояли 3 млн. рабочих, в том числе в Германии – 1 млн. членов, в США – 200 тыс., в Польше – 100 тыс., в Великобритании (Национальное движение меньшинства внутри тред-юнионов) – 9 тыс. и т.д.

В конце 1920-х гг., с переходом Коминтерна от тактики «единого фронта» к линии борьбы с социал-фашизмом», как стали именовать социал-демократию, компартии вновь попытались создать новые независимые профцентры, призванные противостоять конкурентам. Так, в Германии была в 1929 г. путем раскола ВОП образована «Революционная профсоюзная оппозиция» (в 1932 г. – 250 тыс. членов), которая попыталась развернуть активные забастовочные выступления (металлистов Берлина в 1930 г., шахтеров Рура в 1931 г. и работников городского транспорта Берлина в 1932 г.; последняя была организована вместе с нацистскими профсоюзами). В США с 1929 г. действовала Лига профсоюз-ного единства, в Канаде – Лига рабочего единства и т.д.; в Испании основана Унитарная всеобщая конфедерация труда.

Приход Гитлера к власти в Германии в 1933 г. и последующий поворот Коминтерна к тактике «народного фронта» вызвал новые перемены в профсоюзной политике компартий. В 1937 г. Профинтерн был распущен, профцентры и отдельные рабочие союзы, которые находились под контролем компартий, в основном слились с социал-демократическими профобъединениями отдельных стран.

Решительным противником интеграции рабочего движения в индустриально-капиталистическую систему выступало его анархо-синдикалистское течение. Оно окончательно оформилось после Первой мировой войны, объединив ряд анархистских и синдикалистских рабочих союзов из различных стран мира. Их представители, собравшись на конгресс в Берлине в декабре 1922 – январе 1923 г., приняли решение о создании Международной ассоциации трудящихся (МАТ), которая получила также неофициальное название Берлинского Интернационала профсоюзов. Крупнейшими из анархистских и анархо-синдикалистских рабочих союзов были испанская НКТ (1,3 млн. членов), Итальянский синдикальный союз (500 тыс.), Всеобщая конфедерация труда Португалии (150 тыс.), Свободный рабочий союз Германии (120 тыс.), аргентинская ФОРА (ок.100 тыс.), профцентры в Чили, Мекскике, Швеции (по 30–40 тыс.) и др. Анархо-синдикалистские профцентры и входившие в них союзы строились на децентрализованной и федералистской основе; каждый из них сохранял автономию во внутренних вопросах; все решения в них принимались «снизу вверх». Согласно декларации принципов МАТ, ее секции были призваны вести «повседнев-ную революционную борьбу» за улучшение экономического, духовного и нравственного положения трудящихся в условиях существующего строя и, в то же самое время, готовить массы к социальной революции, к взятию в свои руки всей совокупности производства и к самостоятельному управлению производством и распределением. Анархо-синдикалисты утверждали, что революция не есть дело партий; ее надлежит совершить именно рабочим союзам. Целью МАТ была провозглашена реорганизация «всей общественной жизни на основе вольного коммунизма» – свободного и безгосударственного общества всеобщего самоуправления. «Политике государства и партий, – говорилось в декларации, – он [революционный синдикализм] противопоставляет экономическую организацию труда; правлению над людьми – управление вещами. По этой причине он стремится не к завоеванию политической власти, а к исключению любых государственных функций из жизни общества», к ее замене «хозяйственными коммунами и управлению предприятиями самими работниками промышленности и сельского хозяйства» через общие собрания и беспартийные Советы. Соответственно, анархо-синдикалисты отказывались ориентироваться на сущест-вующие законы, критиковали практику официальных и обязательных коллективных договоров (как связывающих руки работникам) и государственное вмешательство в социальной и трудовой сфере (государственное страхование от безработицы и нетрудоспособности, государственный арбитраж в трудовых конфликтах, рассмотрение трудовых вопросов в судах и т.д.). Не менее резко отвергалась и практика социального партнерства, создание паритетных комиссий и других органов сотрудничества с предпринимателями. Синдикалисты соблюдали приверженность постулатам синдикализма начала ХХ в., которые, как ИРМ, исходили из того, что «рабочий класс и класс эксплуатирующий ничего общего между собой не имеют. Ни о каком мире речи быть не может… Борьба между этими двумя классами должна продолжаться до тех пор, пока рабочие всего мира не сорганизуются как класс, не овладеют землей и институтами производства и не уничтожат института наемного труда» (Устав Индустриальных рабочих мира).

Анархо-синдикалисты резко критиковали развернувшуюся в 1920-х гг. рационализацию производства, видя в ней подчинение человека машине, триумф отчуждения и лишение работника последних возможностей контролировать если не результат, то хотя бы ход и ритм своего труда. В качестве методов борьбы анархо-синдикалистское течение рабочего движение использовало акты прямого действия – то есть, непосредственного отстаивания трудящими-ся своих интересов (не передоверяя этого партиям, государственным органам, юридиче-ской системе и т.д.). Формами такого действия признавались стачки, акции бойкота, саботажа и др., вплоть до «всеобщей социальной стачки» как «прелюдии к социальной рево-люции». Анархо-синдикалисты активно организовывали забастовочные выступления с требованиями повышения зарплаты и улучшения условий труда, добивались установления 6-часового рабочего дня. Синдикалистские и анархо-синдикалистские профцентры, союзы и активисты игра-ли активную, а временами – и решающую роль в революционных событиях после Первой мировой войны в Германии (Ноябрьской революции 1918 г., движении рабочих Советов в Руре и Рейнской области, организации Красной армии Рура и сопротивления против Капповского путча в 1920 г., рабочих восстаниях и стачках 1923 г.), Италии (создании фабрично-заводских Советов и рабочей «Красной гвардии», движении захвата предприятий трудящимися в 1919–1920 гг.), Испании (революционных всеобщих стачках 1919–1923 гг.), Португалии, Франции, Скандинавских странах, Нидерландах, Аргентине, Бразилии… Однако большинство организаций этого направления было уничтожено в результате репрессий после военных, фашистских и правых переворотов (в Италии – после 1922 г., в Португалии – после 1927 г., в Аргентине – после 1930 г., в Германии – после 1933 г.).

В 1930-х гг. международный анархо-синдикализм провозгласил в противовес тактике «Народного фронта» намерение остановить наступление фашизма с помощью социальной революции. В 1936 г. в Испании в ответ на военный путч анархо-синдикалистские трудящиеся начали революцию, захватили в свои руки управление значительной частью экономики и приступили к ее социализации. Но силы оказались неравными; революционерам пришлось столкнуться не только с вооруженными силами мятежников, но и с противодействием республиканцев, социалистов и коммунистов. После победы генерала Ф.Франко над Испанской республикой в 1939 г. анархо-синдикалистская НКТ была разгромлена. МАТ лишилась своей последней массовой опоры.

Рабочее движение, интегрированное в капиталистическую систему

Помимо социалистических (социал-демократического, большевистского и анархо-синдикалистского), в рабочем движении существовали и несоциалистические течения, которые безоговорочно исходили из идеи социального партнерства между трудом и капиталом. Крупнейшим из национальных профцентров такого рода была Американская федерация труда (АФТ), созданная в США в 1886 г. Эта организация отстаивала «чистый тред-юнионизм», то есть борьбу за повышение зарплаты и улучшений условий труда, не поднимая вопрос об изменении формы собственности на средства производства. В АФТ входили преимущественно союзы по профессиям, а не отраслям, причем руководство стремилось привлечь в объединение главным образом квалифицированных белых рабочих. В 1920 г. во входивших в нее профсоюзах состояло ок.4 млн. человек. Примыкавшие к АФТ организации нередко вели забастовочную борьбу, но в принципе руководство федерации ориентировалось на то, чтобы избегать конфликтов с предпринимателями. Основной формой деятельности профсоюзов основатель и многолетний лидер профцентра С.Гомперс считал заключение коллективных договоров с работодателями, причем подчеркивал необходимость добиваться включения в них обязательства принимать на работу только членов профсоюза (принцип «закрытого цеха»). До начала 1920-х гг. АФТ стремилась отстоять независимость профсоюзов от вмешательства со стороны государства, но затем стала выступать за принятие законов о помощи безработным и о труде. Хотя она официально заявляла о том, что не поддерживает ни одну из политических партий, допускалась возможность поддержки тех или иных кандидатов на выборах, если профсоюзы ожидали от них осуществления тех или иных желательных для них мер.

Другое несоциалистическое направление в рабочем движении было представлено христианскими профсоюзами. Они стали возникать в различных странах Европы в конце XIX в. на идейной основе, которая была сформулирована в 1891 г. папой Львом XIII в энциклике «Рерум новарум», посвященной социальным вопросам. С одной стороны, Католическая церковь отстаивала принцип «нерушимости частной собственности и отвергала возможность ее огосударствления или обобществления, выступала против социализма. С другой, она признала, что «разъединенные рабочие ничем не защищены от бессердечия хозяев и жестокости неограниченного соперничества». В энциклике утверждалось, что различные классы общества не враждебны друг другу, но нуждаются друг в друге. Поэтому «классы эти должны жить в полном согласии, приспосабливаясь друг к другу и поддерживая равновесие целого». Работникам надлежит добросовестно выполнять свои обязанности, не портить имущества хозяина и не посягать на его личность, не поднимать бунтов и восстаний. Хозяева, в свою очередь, должны «уважать достоинство» работника, не «обременять своих рабочих сверх меры» и «платить каждому по справедливости». В послании содержался призыв создавать и укреплять клерикальные рабочие организации, основанные на принципах сотрудничества труда и капитала и создающие собственные фонды по болезни, старости, несчастным случаям и т.д.

Большинство христианских профсоюзов ориентировались на католическую церковь, протестантские союзы пользовались влиянием только в Нидерландах. В Германии возобладала модель «надконфессиональных» профсоюзов, открытых как для католиков, так и для протестантов. В 1919 г. на конференции в Гааге была образована Международная конфедерация христианских профсоюзов (МКХП), которая провозгласила принцип: «Ни капитализм, ни коммунизм». В конфедерацию вошли профобъединения из Австрии (Христианские профсоюзы), Бельгии (Конфедерация христианских профсоюзов), Германии (Объединение немецких профсоюзов ОНП, возникшее в 1919 г. в результате слияния христианских и Гирш-дункеровских союзов), Италии (Итальянская конфедерация трудящихся ИКТ, создана в 1919 г.), Нидерландов (католические и христианские профсоюзы), Франции (созбельгийских католических союзаънфедерация христианских профсоюзов ФКХТ), Венгрии, Испании, Швейцарии и Чехословакии. В начале 1920-х гг. этих профцентрах состояло 2,9 млн. членов, из которых 1,5 млн. – в ОНП, 500 тыс. – в ИКТ, св.140 тыс. в ФКХТ, 120 тыс. – в католических и 60 тыс. в протестантских союзах Нидерландов, св.65 тыс. – в бельгийских католических союзах. Было решено признать межконфессиональный принцип организации, но сохранить за национальными профсоюзными организациями право поступать в этом вопросе по-своему (ФКХТ сохранила свой католический характер). Христианские профсоюзы принимали участие в забастовках, хотя рассматривали их как «крайние» средства, и в подготовке социального и трудового законодательства. После установления фашистских и диктаторских режимов в Италии, Германии и Австрии дея-тельность христианских рабочих объединений в этих странах прекратилась, и только во Франции католический профцентр пережил в 1936–1937 гг. недолгий взлет (его числен-ность достигла 500 тыс.).

Особое место занимали так называемые «желтые» профсоюзы. Такое неофициальное прозвище получили рабочие организации, созданные по инициативе и при поддержке предпринимателей. Считается, что кличка родилась во время забастовки в 1887 г. в Монсо-ле-Мин во Франции, поскольку его члены-штрейкбрехеры заседали в помещении с окнами, затянутыми желтой бумагой. Чаще всего подобные объединения поставляли рабочих взамен бастующих, помогая таким образом срывать стачки. Таковы были «свободные профсоюзы», образованные в 1919 г. в Каталонии монархистами-карлистами при помощи предпринимательских ассоциаций и властей. Их активисты не только выступали в роли штрейкбрехеров, но и исполняли террористические покушения на членов анархо-синдикалистских профсоюзов НКТ.

В США особое распространение получили «профсоюзы компаний», которые создавались по инициативе и при поддержке администрации фирм и демонстрировали полную лояльность работодателям. Взамен их члены нередко получали различные льготы (например, небольшую часть акций предприятий, участие в прибылях и т.д.). Число участников таких союзов возросло с 1,5 млн. в 1922 г. до 3 млн. в 1935 г.

Энергичные попытки проникнуть в рабочее движение предпринимали и ультраправые партии фашистского типа. Итальянские фашисты вскоре после создания партии организовали и собственные профсоюзы (национальные синдикаты). Доктрина фашистского синдикализма признавала наличие групповых интересов работников и предпринимателей, но предусматривала их подчинение интересам нации и государства в рамках отраслевых «корпораций». Первый национальный съезд фашистских синдикатов Италии был проведен в июне 1922 г.; в 1923 г. в них состояли уже 1,5 млн. человек. Профсоюзные организации фашистов действовали под строгим партийным контролем. В Германии нацисты создали в 1928 г. Национал-социалистические ячейки на производстве, которые должны были привлекать рабочих в партию лозунгами «национального социализма». В 1932 г. число членов в ячейках достигало 300 тыс. В принципе, ни национальные синдикаты в Италии, ни нацистские ячейки не намеревались заниматься забастовочной деятельностью, однако на практике входившие в них рабочие иногда также принимали участие в стачках (например, в 1932 г. – в забастовке работников городского транспорта Берлина, вместе с коммунистами и др.). После прихода фашистов к власти контролируемые их партиями профсоюзы становились частью государственного аппарата и проводником государственной политики в трудовых вопросах.

Крестьянское движение в первой половине ХХ века

Традиционный институт крестьянской самоорганизации – сельская община – был разрушен в большинстве европейских стран в процессе индустриально-капиталистического развития в течение XIX столетия. Сельские сходы перестали собираться, а общинные земли и угодья были огосударствлены и (или) приватизированы. Община сохранилась лишь в России, в ряде районов на Балканах, в Латинской Америке, Азии и Африке. Однако даже там, где она исчезла как учреждение, элементы общинного духа коллективизма, традиции взаимодействия и взаимопомощи сохранялись среди кре-стьянства на многие десятилетия…

В России, где попытки властей разложить и ликвидировать общину (наиболее решительной мерой в этом направлении была аграрная реформа П.А. Столыпина после 1906 г.) не увенчались успехом, наблюдалось слияние старых и новых форм крестьянской организации. На местах по-прежнему собирались сельские волостные сходы, но в период революции 1905–1907 гг. возникло общенациональное объединение – Всероссийский крестьянский союз, в котором в 1906 г. состояло до 1 млн. человек. В союз иногда записывались целыми волостями. Крестьянские организации требовали ликвидации частной собственности на землю и превращения ее в общенародное достояние с последующей передачей в уравнительное пользование тем, кто пожелает ее обрабатывать («черный передел»). Выдвигались и лозунги общедемократического характера, хотя они интересовали скорее активистов «вышестоящих» комитетов Крестьянского союза, нежели рядовых крестьян на местах. Крестьянское движение периода Первой русской революции сочетало традиционные формы выступлений (бунты, разгром помещичьих усадеб, захваты земли) с политической деятельностью. Требования крестьян (о социализации земли и уравнительном землепользовании) получили отражения в программных документах и лозунгах политических партий и течений «народнического социализма» (прежде всего, партии социалистов-революционеров). Новый всплеск крестьянской самоорганизации происходил в годы Великой русской революции 1917–1921 гг. Возникшие Советы крестьянских депутатов на низовом уровне часто являлись органами, избираемыми сельским сходом и подотчетными ему. Российское крестьянство приступило явочным порядком к осуществлению общинной революции и «черного передела» земли в деревне и добилось закрепления этого факта в Декрете о земле (октябрь 1917 г.) и Законе о земле (январь 1918 г.). Наряду с радикальным переделом земель в ряде местностей развернулись эксперименты по созданию свободных крестьянских коммун с общей обработкой угодий; их активно поддерживали леворадикальные течения, такие как анархисты, эсеры-максималисты и часть левых эсеров.

В ходе начавшейся в 1918 г. гражданской войны крестьянские массы оказались в конфликте с обеими противоборствующими властями – большевистским правительством и «белыми» режимами. И те, и другие, стремились изъять у крестьянства хлеб или принудить поставлять его по невыгодным условиям, ограничить свободу землепользования (создание государственных хозяйств большевиками и попытки «белых» восстановить по-мещичье землевладение) и насильно мобилизовать крестьян в армию. Эти меры вызывали ожесточенное сопротивление сельских трудящихся, которые поднимали восстания с тре-бованиями создания вольных беспартийных Советов и справедливого товарообмена с городом (преимущественно через систему кооперации). В Восточной Украине крестьянство составило основу повстанческой армии под командованием Н.И.Махно, которая находилась под влияние анархистов и сражалась за «вольный Советский строй». Помимо движения за свободные Советы, в некоторых областях возникали и Союзы трудового крестьянства, но они в основном находились под влиянием партии эсеров и ее политических требований (созыв Учредительного собрания).

После окончания революции и торжества большевистской власти в 1921 г. в деревне на протяжении 1920-х гг. создавались подпольные крестьянские союзы, которые стремились играть роль своеобразных сельских профсоюзов, отстаивая экономические интересы крестьян как производителей сельскохозяйственной продукции.

Уничтожение крестьянской самоорганизации произошло только с проведением коллективизации в СССР в конце 1920-х – начале 1930-х гг. и связанной с этим ликвидацией сельской общины.

В странах, где община была разрушена в XIX в., на смену ей пришли новые формы крестьянской самоорганизации – крестьянские союзы, культурные и просветительские ассоциации, объединения взаимопомощи. Важнейшей формой экономического сотрудничества сельских жителей стали крестьянские кооперативы. Особого развития они достигли в Скандинавских странах, где крестьянское малоземелье и падение цен на зерно способствовали переориентации на интенсивное животноводство. С 1880-х гг. развернулся процесс создания крестьянских кооперативных маслобоен и мясобоен; датские крестьяне организовали кооперативную закупку семян, кормов и удобрений, сельскохозяйственных машин (прибыли распределялись пропорционально сделанным заказам), совместный экспорт скота и мяса. С помощью кооперативов в сельской местности сооружались электростанции, учебные заведения, народные дома и библиотеки, кассы взаимопомощи. К концу 1930-х гг. в Дании действовали 1405 молочных товариществ, 800 товариществ по вывозу яиц, 61 товарищество по забою скота, 1400 кооперативных маслодельных завода (кооперативное маслоделие объединяло около 90% сельских хозяйств страны), 61 бэконная фабрика (на них производился почти весь убой экспортных свиней) и т.д.

Из Дании крестьянское кооперативное движение распространилось и на соседние страны. В Норвегии к концу 1930-х гг. имелось 1881 сельскохозяйственное закупочное товарищество с 65 тыс. членов и 685 сбытовых товариществ с 175 тыс. членов; в руках кооперации находились крупные предприятия по производству молочных продуктов, скотобойни и мясоперерабатывающие предприятия. В Швеции животноводческая кооперация поддерживала устройство общих ферм, разведение лучших пород скота и организацию сбыта продуктов отрасли. В 1936 г. она охватывала 88% всего сданного молока, 92% производства масла и 67% производства сыра. В Исландии в 1902 г. была образована Федерация кооперативных обществ, которая занялась производством и торговлей в стране и за рубежом. Исландские кооперативы объединяли как производителей, так и потребителей, строили фабрики по замораживанию рыбы и изготовлению рыбных продуктов и т.д.

Исключительный характер носило сельскохозяйственное кооперативное движение среди евреев Палестины, взяв на себя роль пионеров в заселении страны. Еще до Первой мировой войны еврейские переселенцы, намеревавшиеся заниматься сельским хозяйством, селились коммунами (кибуцами) и кооперативными поселениями (мошавами).  В послевоенный период коммунальное и кооперативное сельское хозяйство стало охватывать подавляющее большинство еврейского сельского населения (к 1939 г. в кибуцах жило 5% евреев Палестины). Помимо аграрного производства и сбыта, кибуцы и мошавы организовывали и промышленные предприятия, создавали отряды самообороны и т.д. В 1920 г. кибуцы попытались объединиться в общенациональную федерацию «Гдуд ха-Авода», которая выдвинула идею создания «коммуны коммун» с общим фондом и координацией экономической деятельности. Однако уже через несколько лет объединение распалось из-за эгоистических устремлений отдельных коллективов. Вместо нее образовался ряд федераций кибуцев с различной идейно-политической и организационной окраской.

В Испании, где оставались сильны традиции сельской общины, анархо-синдикалисты способствовали объединению крестьян и сельскохозяйственных рабочих в профсоюзы – синдикаты, способные организовать борьбу за лучшие условия труда и жиз-ни и одновременно – за преобразование аграрных отношений. Уже в 1919–1920 гг. в НКТ состояли 150 тыс. работников сельского хозяйства (главным образом, батраки, а частично крестьяне Андалусии, Валенсии, Арагона и части Каталонии). В отличие от ассоциаций каталонских мелких крестьян (рабассеров) или крестьянских союзов, примыкавших к социалистическому профцентру ВСТ, анархо-синдикалистские сельскохозяйственные син-дикаты не добивались, наряду с ликвидацией помещичьего землевладения, разделения земли на участки и предоставления их крестьянам в собственность. Они требовали превращения латифундий со всем их имуществом в общественную собственность и передачи их синдикатам для коллективной обработки. Объединенные в синдикаты крестьяне в первой половине 1930-х гг. вели ожесточенную борьбу с помещиками и властями, захватывали помещичьи земли. После начала революции в июле 1936 г. по всей республиканской зоне начался процесс создания крестьянских кооперативов – «коллективов», проходивший преимущественно по инициативе НКТ. Экспроприировав помещичьи имения, крестьяне и батраки налаживали их коллективную обработку. Часто они добровольно объединяли и свои индивидуальные земельные участки. Всего возникло 900 «коллективов» в области Валенсии, 400-450 в Арагоне, 300 – в Кастилии, 40 – в Каталонии, 30 – в Эстремадуре и т.д. В Арагоне, где революция до лета 1937 г. осуществлялись при гегемонии НКТ, они превратились в свободные коммуны, объединившиеся в федерацию (в них жило 300–500 тыс. человек и они контролировали до 60% обрабатываемых земель в области). Коммунитарные преобразования в испанской деревне встретили ожесточенное сопротивление со стороны компартии и республиканских партий и были окончательно подавлены после поражения Республики в гражданской войне.

В ряде стран Восточной и Центральной Европы на базе крестьянских ассоциаций сформировались идейно-политические организации. Так, в Болгарии в 1899 г. представи-тели местных крестьянских групп, обществ и союзов учредили Болгарский земледельче-ский союз как общенациональное профессионально-культурное объединение. В 1901 г. он был преобразован в Болгарский земледельческий народный союз (БЗНС) – «сословную просветительскую и политико-экономическую организацию болгарских земледельцев». Превратившись в политическую партию, БЗНС не только сохранил за собой культурные и социальные функции (просвещение, создание касс взаимопомощи), но и выдвинул программу, которая включала борьбу против крупного помещичьего землевладения и ростовщичества, переход к конституционно-парламентской системе правления, увеличение государственных расходов на нужды сельского хозяйства и предоставление ему налого-вых льгот. Позднее он пропагандировал идею «крестьянской власти».

В Польше в 1895 г. возникла Польская крестьянская партия. Помимо политических реформ (а затем – государственной независимости), она требовала налоговых льгот для сельского хозяйства, поощрения мелкого предпринимательства, крестьянских кооперативов и кредитования крестьянства. Перед Первой мировой войной партия раскололась на ряд организаций, которые известны под общим названием «людовского» движения (от слова «люд» – народ, крестьянство). Хорватская крестьянская (с 1919 – республиканская крестьянская) партия, созданная в 1904 г., выступала за индивидуальное наследственное крестьянское землепользование, развитие общинного самоуправления, ликвидацию помещичьего землевладения и предоставление льгот сельскому хозяйству.

Эти и некоторые другие крестьянские партии исходили из теории «единого крестьянского сословия», которое они склонны были рассматривать как основу государства. Они пропагандировали «третий путь», который должен был отличаться как от капитализма, так и от социализма и базироваться на сравнительно равномерно распределенной мелкой и средней частной собственности, развитии кооперации и демократических политических реформах.

Иной характер имели, например, крестьянские партии Скандинавских стран: Аграрный союз Финляндии (создан в 1906 г.), Крестьянский союз Швеции (основан в 1913 г.), Крестьянский союз Норвегии (образован в 1920 г.) и т.д. Они считали себя защитниками экономических, социальных и культурных интересов сельского населения в рамках действовавшей социально-политической системы: выступали за экономическую и политическую децентрализацию, предоставление льгот сельскому хозяйству, проведение налоговой и внешнеторговой политики, которая благоприятствовала сельскохозяйственным производителям и т.д. В социально-экономических и общеполитических вопросах они склонялись к либеральной или консервативной линии.

Разнородность крестьянских организаций нашла свое отражение и на международной арене. В 1921 г. консервативная Чешская аграрная партия договорилась с БЗНС, Хорватской республиканской крестьянской партией (ХРКП) и польскими «людовцами» о создании Международного аграрного бюро (МАБ). Но компартии попытались перехватить инициативу, и в октябре 1923 г. на конгрессе в Москве было объявлено о создании Крестьянского Интернационала (Крестинтерна, или Международного крестьянского совета) под девизом «Крестьяне и рабочие всех стран объединяйтесь» и с лозунгом «рабоче-крестьянского правительства». В него, помимо контролируемых компартиями крестьянских организаций из СССР, ряда европейских, американских и азиатских стран, были привлечены наиболее левые из крестьянских партий – БЗНС и ХРКП. Вскоре, однако, последние покинули объединение, хотя формально оно просуществовало до 1933 г. Напротив, пражское МАБ постепенно активизировало свою деятельность, и в 1928 г. было реорганизовано в международное объединение аграрных и крестьянских партий – так называемый «Зеленый Интернационал», включивший 17 партий из большинства европейских стран, включая государства Восточной и Центральной Европы, Скандинавии, Прибалтики и Западной Европы. Эта международная организация просуществовала до Второй мировой войны, и в ней преобладала консервативная и центристская ориентация.

Кооперативное движение до середины ХХ века

Первые кооперативы как организации, которые в складчину создавались своими членами, стали возникать в Великобритании и Франции в XIX в. Появление идей кооперативной самопомощи было тесно связано с процессами капиталистической индустриализации и их воздействием на положение трудящихся. Еще в начале столетия активной пропагандой коммунитарных и кооперативных проектов, предприятий и поселений занимался видный английский социалист Р.Оуэн. Выдвинутый им проект социального устройства, основанного на кооперации, пользовался широкой популярностью в британском рабочем движении. Говорить о возникновении кооперативного социального движения принято, однако, лишь начиная с деятельности «рочдельских пионеров» – группы ткачей-чартистов, кото-рые в 1844 г., собрав свои средства, организовали потребительское общество. К этому проекту вскоре прибавились книжный магазин, библиотека, школы для детей и взрослых, мельница, ткацкие фабрики, мясобойня, кассы поддержки больных и помощи и т.д. «Рочдельские пионеры» разработали и приняли принципы кооперативного движения, которые с тех пор считаются примером. Они провозгласили, что кооператив должен делать упор не на капитал, а на человека, и преследовать не только финансовые, но и морально-этические цели. В этих объединениях члены должны были стать сами для себя торговцами и фабрикантами и снабжать себя товарами лучшего качества по наиболее благоприятным ценам. Рочдельские принципы предполагали открытое, добровольное членство; соблюдение демократических норм («один член кооператива – один голос», независимо от его вклада; принятие всех решений на собраниях членов или избираемых ими делегатов); распределение прибылей не по размеру вклада, а по работе на общие нужды; нейтралитет в вопросах религии и политики; оплата наличными (не в кредит); развитие образования и культуры членов.

Пример «пионеров» стал стремительно распространяться. Уже в 1863 г. 300 кооперативов Северной Англии объединились в Кооперативное общество Северной Англии, которое с 1872 г. называлось Кооперативное общество оптовой торговли. Стали возникать также кредитные кооперативы. В 1869 г. британские кооперативы объединились в общенациональную федерацию, получившую позднее название Кооперативный союз. Со временем социалистические принципы английской кооперации несколько ослабели, и во многих обществах приступили к выплате дивидендов членам. К 1914 г. британские кооперативы превратились в мощное, массовое движение, в котором состояли миллионы членов; их оборот исчислялся миллиардами фунтов. Для представительства своих интересов в парламенте они образовали Кооперативную партию, которая выступала в тесном союзе с Лейбористской партией. Определенным влиянием в британском движении (особенно в Шотландии) пользовалось течение «христианских социалистов», которое пропагандировало идею широкого соединения потребительской и производственной кооперации. Предполагалось не только создавать новые производственные кооперативы, но и постепенно превращать в них капиталистические предприятия путем участия работников в прибылях и в управлении ими.

Из Великобритании кооперативное движение распространилось и по другим странам мира. Во многих из них вскоре произошли расколы по политическому и мировоззренческому признаку. В Бельгии оформились социал-демократические и католические кооперативы. В Германии в 1902 г. рабочие потребительские союзы были исключены из общекооперативного союза, который возглавляли либеральные сторонники Шульце-Делича. Отдельно оформились и христианские кооперативы. «Социалистические» кооперативы создали собственную общенациональную организацию – Центральный союз германских потребительских обществ, включавший 3/4 всех кооператоров; 80% его членов были рабочими. К началу Первой мировой войны к союзу примыкало 1149 кооперативов с 1730 тыс. членов. Кроме того, с ним сотрудничали 158 строительных товариществ с 49 тыс. членов, которые сооружали кооперативные дома для рабочих. Имелась центральная торговая организация – Общество оптовых покупок; оно имело ряд промышленных предприятий (пекарни, мыловаренные заво-ды и т.д.). В 1910 г. Центральный союз договорился об официальном сотрудничестве с профсоюзами, также находившимися под влиянием социал-демократической партии.

После возникновения компартии в кооперативном движении появилось еще одно направление: коммунисты создавали «пролетарскую оппозицию» внутри кооперативов, пропагандировали идеи ленинизма, обличали реформизм и «чисто кооперативную» политику и стремились непосредственно перевести прибыли в партийную кассу.

В Германии 1920-х гг. кооперативы были формой объединения, весьма популярной среди рабочих: они действовали во всех возможных сферах жизни: потреблении (в крупных городах в них входило до 40% семей), строительстве, жилищной сфере, произ-водстве, организации досуга, культуре.

Социальный состав участников кооперативного движения в отдельных странах существенно различался. Если в одних преобладали рабочие и другие лица наемного труда, то в скандинавских странах рабочие кооперативы не получили существенного развития. Там полностью преобладала крестьянская кооперация.

Иначе сложилась история кооперативного движения в России. Еще до революции 1917 г. оно развилось в разветвленную сеть экономических и культурных организаций, которые в 1918 г. покрывали всю страну сетью из 25 тыс. отделений с 9 млн. участников. Ежегодный оборот кооперативной торговли достигал 250 млн. рублей. Идеи перестройки экономики России с опорой на кооперативные начала пользовалась широкой популярностью в крестьянском и социалистическом движении страны. Партия левых эсеров выдвинула лозунг превращения России в «кооперативно-синдикальную республику». Однако большевистское правительство произвело кадровую чистку в российском кооперативном движении и подчинило его партийно-государственному контролю. Уже в 1920-е гг. можно было услышать многочисленные жалобы на коррупцию бюрократизм в советских официальных кооперативных структурах.

На мировом уровне кооперативные союзы различных стран были с 1895 г. объединены в Международный кооперативный альянс (МКА). Идейные и организационные различия побудили его объявить о своей политической нейтральности; социалистические течения оказались в меньшинстве. Конгрессы и органы альянса занялись, в основном, такими вопросами, как пропаганда кооперативных принципов и участия работников в прибылях, налаживание хозяйственных и торговых связей между кооперативами различных стран, разработка предложений по совершенствованию кооперативного законодательства и т.д. В 1924 г. МКА объединял ок.40 млн. членов, в основном, потребительских кооперативов. В его состав были приняты и кооперативы СССР. В целом, несмотря на присутствие радикальных тенденций, международному кооперативному движению так и не удалось стать реальной экономической альтернативой капиталистическому строю.

Антивоенное движение до Второй мировой войны

Антивоенные организации и группы в различных странах стали возникать еще до Первой мировой войны. С 1889 г. проводились международные конгрессы за мир, а в 1891 г. в качестве исполнительного органа Международного союза обществ мира было образовано Постоянное международное бюро мира (МБМ). В его структуры вошли представители самых различных течений – либеральных, консервативных и радикальных, антимилитаристы и пацифисты. Основу программы бюро составил либеральный пацифизм. Оно призывало к «принципам закона и морали» во взаимоотношениях между государствами, мирному разрешению международных споров с помощью арбитража и самоопределению наций. МБМ пыталось привлечь к участию и рабочее движение. Первоначально социалистические и социал-демократические партии отвечали на это, что предотвратить войну можно лишь изменив общественный и социально-экономический строй, но в Великобритании, Франции, Швейцарии и ряде других стран между обоими движениями были установлены контакты. Позднее МБМ признало, что лучшее общественное устройство служит предпосылкой всеобщего мира, но сочло такую социальную перемену недостаточной, поскольку и после победы пролетариата сохранятся бедные и богатые страны, экономические причины войн, религиозные и расовые различия. В 1902 г. за сотрудничество с бюро высказался Международный кооперативный альянс. В 1905 г. в МБМ входили 132 общества мира из 26 стран. Международные конгрессы и конференции, обращения к властям, политикам и общественности, призывы к арбитражу и созданию международных судебных органов, к «гуманизации» конфликтов, а также иные меры, предпринимавшиеся МБМ, не могли оказать существенного влияния на ход политических событий.

Помимо организаций, входивших в МБМ, уже в период до Первой мировой войны появились и более радикальные течения и тенденции. В 1904 г., по инициативе голландского анархиста Ф. Домелы Нювенгейса, в Амстердаме был проведен международный антимилитаристский конгресс, на котором была основана Международная антимилитаристская ассоциация (МАА). В нее вошли анархисты, христианские анархисты и часть левых социалистов. Первоначально секции МАА появились в Нидерландах, Франции, Бельгии и Италии, но уже ко второму конгрессу в 1907 г. стало ясно, что создать Антимилитаристский Интернационал не удастся. В действительности к моменту начала Первой мировой войны существовало только голландское отделение, в котором состояло ок.1 тыс. членов – преимущественно, анархисты и синдикалисты. МАА проводила митинги и демонстрации, распространяла антивоенные листовки, сотрудничала с синдикалистскими профсоюзами, вела агитацию за индивидуальное и коллективное уклонение от военной службы и прекращение производства оружия. Когда в период войны стали вспыхивать голодные бунты, антимилитаристы агитировали солдат не стрелять по бунтарям. К концу 1918 г. в МАА состояли 83 отделения с 3199 членами.

В военные годы возникли и новые пацифистские организации. В январе 1915 г. на митинге 3 тыс. американских суфражисток (сторонниц предоставления женщинам избирательных прав) была учреждена Женская партия мира (ЖПМ). Она призвала созвать конференцию нейтральных государств, которая бы могла посредничать между воюющими странами и добиться прекращения войны. В апреле 1915 г., по инициативе голландских, немецких суфражисток и ЖПМ в Гааге был созван Международный женский конгресс за мир и свободу, учредивший Международный женский комитет за постоянный мир (МЖКПМ). Лидеры ЖПМ призывали к сотрудничеству президента США В.Вильсона, искренне веря, что тот намерен добиваться справедливого мира. Конференция нейтральных стран, созванная на средства американского миллионера Г.Форда, закончилась безрезультатно.

Пытались активизировать свою деятельность и христианские пацифисты. В 1914–1915 гг. квакеры из Великобритании, Германии, Швеции и других стран создали движение, получившее название «Братство примирения». Оно продолжило свою деятельность и после войны. В 1919 г. на конференции в голландском местечке Бильтховен это течение оформилось в Международное движение примирения.

Первая мировая война с ее озлоблением, жертвами и разрушениями стала шоком для общественности мира. В ходе ее и особенно после ее окончания все громче раздавались голоса, призывавшие к тому, чтобы эта война стала последней. С созданием Лиги Наций одно из ключевых предложений МБМ, казалось, было осуществлено. Хотя бюро призвало к изменению устава Лиги и внесению в него абсолютного осуждения войны, строжайшего обязательства разрешать конфликты мирным путем, ликвидации национальных и создания международных вооруженных сил, тем не менее, оно и созываемые им международные конгрессы мира полностью поддерживали Лигу Наций. МЖКПМ осуждал условия Версальского мира как «месть победителей» и выступала против возможности насильственного принуждения к миру, которое допускалось уставом Лиги Наций, но также в целом поддерживал эту международную организацию.

Многие национальные общества мира в послевоенный период стали терять членов. Так, ряды Шведского общества мира с 1918 по 1921 гг. сократились с 20 до 4 тыс. Организации в Швейцарии, Нидерландах и Дании вышли из МБМ и напрямую присоединились к международному движению поддержки Лиги. Кроме того, от «официального» мирного движения отделилось радикальное антимилитаристское крыло, которое было не согласно с традиционным пацифизмом и его надеждами на превращение Лиги Наций в мировое правительство, на создание международных полицейских сил и на ограничение вооружений чисто «обронительными» средствами. Антимилитаристы призывали к бескомпромиссной борьбе с национализмом, милитаризмом и армиями. К этим расхождениям прибавились политические – между левыми и правыми, социалистическими и буржуазными группами.

После раскола МБМ сделало ставку на попытки обеспечить мир с помощью развития международного права, и в бурное межвоенное время эта тенденция постепенно утрачивала влияние.

Антимилитаристам из МАА удалось снова создать или привлечь группы из Бельгии, Франции, Дании, Германии и других стран. В марте 1921 г. в Гааге собрался новый международный антимилитаристский конгресс. Объединяющим началом для участников служили идеи антимилитаризма и неприменения насилия. Однако конгресс завершился расколом движения на две фракции. Анархисты и анархо-синдикалисты отстаивали свой общественный идеал и считали ненасилие оптимальным средством совершения социальной революции. Квакеры, социалисты и некоторые активисты движения против военной службы настаивали на принципиальном полном ненасилии. Приверженцы первого течения учредили Международное антимилитаристское бюро (МАБ); ее голландской секцией осталась МАА. Сторонники второго провели конференцию в Блитховене и создали движение «Мир», которое в 1923 г. было переименовано в Интернационал сопротивляющихся войне (ИСВ). МАА и МАБ определяли как милитаризм любую систему насильственной монополии на принятие общественно значимых решений. Они считали, что милитаризм неотъемлемо присущ капитализму и государству и может быть ликвидирован только вместе с ними, с созданием свободного общественного строя. Равным образосм осуждался и «социалистический милитаризм» большевиков и «диктатуры пролетариата». Либертарные антимилитаристы отвергали любое движение за мир, которое не предполагало индивидуальное и коллективное уклонение от военной службы, объявляли о намерении бороться с иллюзиями, будто мир может быть делом рук каких-либо государств, их союзов или Лиги Наций. В качестве методов действия признавались развитие свободных и сознательных личностей, уклонение от военной службы, подрыв дисциплины и неповиновение (в том числе, в армии), саботаж и отказ от работы на нужды милитаризма, уничтожение военной промышленности, оружия и вооружений. На любую мобилизацию предполагалось дать ответ в виде массового бунтарского неповиновения в армии и на флоте всеобщей стачки.

Наибольшую активность, несмотря на небольшие размеры (43 отделения с 752 членами в 1925 г.) проявляла МАА. Она поддерживала уклоняющихся от воинской повинности и забастовки (включая антимилитаристскую стачку в мае 1921 г.), распространяла листовки и брошюры, призывала солдат не стрелять по бастующим, проводила демонстрации и митинги против войны и вооружений, вела кампанию против законов об армии, колониальной политики и т.д. МАБ вступило в союз с анархо-синдикалистским Интернационалом МАТ, создав в 1926 г. на паритетных началах Международную антимилитаристскую комиссию. Один из ведущих активистов движения Альберт де Йонг был одновременно видным деятелем мирового анархо-синдикализма.

Кризис анархистского антимилитаризма стал назревать еще в конце 1920-х гг. Острые разногласия возникли с французскими анархо-синдикалистами. Последние подвергли критике концепцию ненасильственной революции и отказа от производства оружия. Они заявили, что для защиты революции придется создать рабочие ополчения под контролем союзов трудящихся. Окончательный разрыв между МАТ и МАБ произошел во время революции в Испании. Анархо-синдикалистский Интернационал (и вместе с ним де Йонг) признали вооруженную защиту революции. МАБ по-прежнему высказывалась против насильственных и военных методов.

В свою очередь, ИСВ, возглавляемый голландским квакером Кеесом Буке, британским отказником от военной службы Г.Ранхемом Брауном и лидером левой британской Независимой рабочей партии Феннером Брокуэем, не отказывался от сотрудничества с анархистским крылом антимилитаризма. Видную роль в нем играл голландский христианский анархист Барт де Лихт. С 1923 г. штаб-квартира Интернационала размещалась в Лондоне. Члены и группы ИСВ выступали против поддержки войны или подготовки к ней. Это протест осуществлялся в различной форме: отказа от военной службы, от уплаты налогов, которые шли на военные нужды. Активисты принимали также участие в ненасильственной борьбе социального характера, пропагандируя при этом методы гражданского неповиновения и идеи М.Ганди. В 1920-х – 1930-х гг. ряды ИСВ быстро росли. В 1933 г. его отделения действовали в 33 странах.

На протяжении 1920-х гг. отмечался общий рост антивоенного движения. Регулярно проводились митинги и марши в годовщину начала Первой мировой войны. В Нидерландах в 1924 г. в результате протестов удалось предотвратить принятие закона о военно-морском флоте. Вновь стало расти число членов антивоенных организаций. Ряды Немецкого общества мира выросли к 1926 г. до 30 тыс., Шведского – до 40 тыс. Регулярно проводились доклады, лекции, семинары, распространялись брошюры и листовки. МБМ стало призывать к сотрудничеству с более радикальными пацифистскими движениями. В 1923 г. оно предложило создать Координационный комитет пацифистских организаций вместе с Международной женской лигой за мир и свободу, Союзом церквей за развитие международной дружбы и Международной масонской ассоциацией. В последующих встречах приняли участие также Всемирная федерация организаций Лиги Наций, Амстердамский Интернационал профсоюзов, Международный комитет за демократическое действие, Институт международного права, Международный женский совет, Международное бюро образования, Международный союз учителей, Союз лиг за права человека, Всемирная лига молодежи и Союз международных ассоциаций. Официальное оформление комитет получил только в 1927 г., но в него, помимо МБМ, вошли лишь 5 небольших организаций. Левые и радикальные пацифисты по-прежнему держались особняком. Его деятельность ограничивалась, главным образом, совместными заявлениями и митингами, приуроченными к заседаниям Лиги Наций.

Всемирные конгрессы мира в 1931 и 1932 гг. выступили к призывом к международному разоружению. Обращение к всемирной конференции по разоружению в 1932 г. содержало такие требования, как запрет оружия массового уничтожения, интернационализация военной авиации под властью Лиги Наций, постепенная ликвидация производства наступательных вооружений и торговли оружием, переход производства и торговли остальными видами вооружений под контроль Лиги и т.д. Государства-участники конференции не прислушались к этим призывам, а в 1936 г. конференция прекратила свою работу.

Более радикальные движения за мир образовали в 1928 г. Всемирный совет мира – сеть, которая занималась, в первую очередь, сопротивлением против обязательной воен-ной службы. В 1930 г. совет распространил воззвание против призыва в армию как «формы рабства». Его подписали многие видные общественные деятели: председатель Между-народной женской лиги за мир и свободу Джейн Адамс, психоаналитик З.Фрейд, писатели Т.Манн, Э.Синклер, С.Цвейг, Г.Уэллс, философ Б.Расселл и др.

В 1930-е гг. свою деятельность в движении за мир активизировали сторонники компартий. В 1932 г., по инициативе французских писателей-коммунистов А.Барбюса и Р.Роллана они провели в Амстердаме Всемирный антивоенный конгресс с участием 2 тыс. делегатов из 27 стран (850 из них были коммунистами, 315 – социал-демократами и социалистами). Был образован Международный комитет борьбы против новой мировой войны. За этим последовали массовые митинги и проведение национальных конгрессов во многих европейских странах. После 1934 г. это движение слилось с другим – «Плейельским», учрежденным на Европейском антифашистском конгрессе. Был сформирован Международный комитет борьбы против войны и фашизма, возглавлявшийся компартиями. Он выступил в поддержку идеи единого антифашистского, а затем – и Народного фронта.

Инициативы компартий были холодно встречены большинством других течений антивоенного движения. Социал-демократы не доверяли им, усматривая в этом маневры Коминтерна. Радикальные пацифисты и антимилитаристы обвиняли СССР в неискренности и в стремлении использовать предлог «антифашизма» для прикрытия наращивания вооружений в СССР и странах, которые могли бы стать его союзниками в будущем военном конфликте (Франции, Чехословакии и т.д.).

Вторая половина 1930-х г. выявила неспособность антивоенного движения остановить сползание мира к новому конфликту. Фашистские режимы разгромили организации сторонников мира в Германии и Австрии. В Великобритании Национальный совет мира существовал формально, а новые активные организации (Союз обета за мир) действовали независимо. Призывы МБМ к политикам и лидерам мира с предложением провести международную конференцию для разрешения споров оставались неуслышанными.

Социальная атомизация и фашистские движения. Пути к «социальному государству»

В период между двумя мировыми войнами в обществах большинства стран намети-лись разительные изменения, которые оказали резкое влияние на соотношение гражданского общества, экономики и государства. Для экономики развитого индустриального общества были характерны глубокая коммерциализация большинства отраслей и видов человеческой деятельности вместе с изменением облика производственных и трудовых отношений. Изменялась мотивация многих человеческих поступков. Если в доиндустриальный и раннеиндустриальный период деятельность в сфере воспроизводства и социальные связи между людьми (если речь не шла об их отношениях с государством или об их действиях в рамках системы наемного труда) осуществлялись преимущественно на безвозмездной основе самопроизводства, самопомощи и взаимопомощи, то широкое распространение коммерческих отношений привело к тому, что все больше человеческих потребностей стало удовлетворяться через рынок. Социальная сфера (взаимопомощь, медицина, образование, уход и т.д.), бывшая до тех пор прерогативой гражданского общества, все больше становилась объектом извлечения прибыли, то есть рыночной деятельности, что, в свою очередь, углубляло социальную дезинтергацию.

Наряду с широкой коммерциализацией, происходили глубокие изменения в самой системе организации производства. Внедрение новых индустриальных технологий (прежде всего, конвейерных и других методов «массового производства»), получивших название тейлоризма и фордизма, которое широко развернулось в межвоенный период, вело, в частности, к дальнейшей специализации труда, раздроблению его на мелкие, дробные операции и усложнению хозяйственного процесса. Работник все меньше мог представить себе смысл и цели своей работы, не говоря уже о функционировании экономики в целом. Соответственно, снижалась надежда на то, чтобы контролировать ход производства. Преобладающим социальным типом среди трудящихся стал т.н. «массовый рабочий», далекий от профессиональной квалификации ремесленной или раннеиндустриальной эпохи. Изменились и его чаяния. Конфликты между трудом и капиталом все больше переносились из сферы производства (где борьба шла вокруг таких вопросов, как содержание труда и отстаивание остатков независимости производителя) в область распределения и потребления (перераспределения полученных прибылей). В качестве орудия и инструмента такой политики рассматривалось государство. Производители все больше воздерживались от борьбы за контроль над процессом производства, который составлял сердцевину прежнего бунта против приведения их в соответствие с фабричной системой, в обмен на растущее участие в потреблении.

Прежнее радикально настроенное рабочее движение cо своими этосом и системой ценностей, основанной на противопоставлению ценностям индустриально-капиталистического общества, уступило место (не без ожесточенного противоборства, которое привело в ряде стан к острым конфликтам и подавлению революционных союзов трудящихся в Аргентине, Испании, США и др.) крупным бюрократическим профсоюзам, организованным по тем же принципам, что и капиталистические корпорации, в значительной степени лишенным собственного лица и ограничивающимся выступлениями за повышение заработной платы.

С другой стороны, размывание прежних социальных групп и стратификация преимущественно на основе критерия размера получаемых доходов знаменовали собой переход к новой модели фрагментированного и неструктурированного, т.н. «массового общества», которое состоит из отдельных, конкурирующих друг с другом на рынке индивидов. Такая разъединенность означала подрыв самого принципа гражданского общества, которое предполагает способность и возможность его членов (граждан) вести диалог и договариваться между собой о своих совместных действиях. Одним из следствий «массового общества» была растущая десолидаризация. Обще-ственные структуры все меньше могли эффективно заниматься вопросами социальной сферы: взаимопомощью, поддержкой безработных, больных, «социально слабых», обра-зования и культуры и т.д.

Проявлением глубокого кризиса стало появление в межвоенный период мощных общественных движений тоталитарного типа, прежде всего, фашистских. Одной из причин их подъема стал распад устоявшихся связей и тягой к их воссозданию. Иллюзию последнего и обеспечивали фашистские организации. Идеи нации как начала, объединяющего распадающийся социум, преодолевающего эгоизм интересов отдельных групп населения и индивидов, широко распространилась в мире в межвоенные годы и особенно усилилась в годы Великого кризиса 1929–1932 гг. Повсюду она способствовала росту милитаризма и гонки вооружений, неминуемо увлекая мир к новому военному конфликту. В наиболее крайней и концентрированной форме национализм стал основой идеологии фашизма.

Первые массовые движения фашистского типа стали возникать в европейских стра-нах сразу после Первой мировой войны, на волне послевоенного кризиса и смятения. Лозунги фашистов, направленные против триумфа «партикулярных» интересов, господства крупных концернов и партийной коррупции, а также подъема и радикализации рабочего движения встречали наибольший отклик в среде мелких предпринимателей, торговцев, лавочников, части ремесленников и служащих. Поддерживала фашистские движения и часть наемных работников, надеявшаяся на то, что они сумеют противостоять атомизации общества. Наибольшего размаха в первые послевоенные годы фашистские и другие ультрапра-вые националистические течения приобрели в Италии и Германии – странах, где сущест-вовало широкое недовольство итогами мировой войны. Возникшая в 1919 г. в Италии Национальная фашистская партия опиралась первоначально на бывших фронтовиков, но быстро расширила свое социальное влияние, превратившись в массовое движение. Отряды и группы «фаши» создавались по всей стране. Они практически сразу приступили к нападениям на левые демонстрации, разрушали штаб-квартиры профсоюзов, левых партий и газет, рабочих объединений. Одержав победу в остром противостоянии с левыми и рабочим движением, итальянские фашисты в 1922 г. захватили власть. Их лидер Б.Муссолини стал главой правительства и диктатором Италии.

В Германии с 1918–1919 гг. появился целый ряд группировок и организаций фаши-стского толка, из которых в течение 1920-х гг. получила преобладание одна – Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (нацисты). Ее стремительный взлет произо-шел на волне Великого кризиса 1929–1932 гг. и нараставших в связи с этим социальных проблем. Если на парламентских выборах 1928 г. нацистская партия получила 2,6% голосов, в 1930 г. – 18,3%, в июле 1932 г. – уже 34,7% голосов. В январе 1933 г. президент Гинденбург поручил лидеру нацистов А.Гитлеру сформировать правительство страны. В Германии установилась фашистская диктатура.

По примеру Италии и Германии возникли фашистские движения и в других европейских странах. Они имели жестко централизованную структуру. Ее сердцевиной являлась политическая партия, управляемая сверху вниз по принципу «вождизма». Под контролем партии создавались и действовали общественные организации – штурмовые и боевые отряды, корпоративные союзы и ассоциации, предпринимательские и рабочие объединения и т.д. Хотя фашистские партии принимали участие в выборах, в основе их стратегии оставалось стремление к насильственному захвату политической власти путем беспощадной расправы с оппонентами. Фашистские режимы, которые установились в Италии и Германии, провозгласили цели национальной консолидации в противовес «частным» и «групповым» интересам. Носителями таких «подрывных» чаяний считалось, в первую очередь, организованное рабочее движение, которое подверглось полному разгрому. Все профсоюзные и другие рабочие организации, не подчиненные фашистской партии, были уничтожены. Режимы проводили политику т.н. «унификации», огосударствив все общественные организации: кооперативные, крестьянские, культурные и иные. В то же время, с частью старых правящих элит был заключен своеобразный компромисс, который и облегчил фашистам приход к власти. Крупные концерны отнюдь не подверглись национализации, как это предполагалось в ранних фашистских программах, но, наоборот, получили дополнительные стимулы для развития и экспансии, частично сращиваясь со структурами фашистско-го государства.

Как фашистские, так и ряд буржуазно-демократических режимов приступили в 1930-х гг. к проведению мер, направленных на усиление государственного контроля над социальной и экономической сферой. Нацистская диктатура в Германии ликвидировала безработицу с помощью широкой программы строительных работ и за счет расширения военной промышленности; через Немецкий трудовой фронт и общество «Труд через радость» развернулась социальная и культурно-массовая работа, строились базы отдыха для населения, совершенствовалась охрана труда и т.д.

Во Франции правительства Народного фронта после 1936 г. ввело 40-часовую рабочую неделю, ежегодные двухнедельные оплачиваемые отпуска и систему обязательного заключения коллективных договоров. Была повышены зарплата и пенсии, создан правительственный зерновой комитет, регулирующий цены на сельскохозяйственную продукцию, осуществлена частичная национализация военной промышленности и реорганизован Французский банк.

В Великобритании правительство, контролируемое консерваторами, предпочло не увеличивать расходы на социальные нужды, но пойти на государственное вмешательство в «свободную игру» рыночных сил: оно отменило «золотой стандарт» британской валюты, с помощью протекционистских мер регулировало внешнюю торговлю, субсидировало строительство заводов тяжелой промышленности, машиностроения и военной промышленности, вводило элементы планирования в индустрии.

Лейбористы, пришедшие к власти в британском доминионе Новая Зеландия в 1935 г., национализировали Резервный банк и Закладную корпорацию, регулировали внешнюю торговлю и сельскохозяйственные цены, ввели 40-часовую рабочую неделю и установили минимально гарантированный уровень зарплаты, создали программу общественных работ и ввели в действие систему всеобщего социального страхования.

В США правительство президента Ф.Рузвельта (с 1933 г.) образовало администрацию по восстановлению промышленности, пыталось стимулировать развитие внутреннего потребления, внедрить элементы экономического планирования, государственного контроля над производством и государственного регулирования взаимоотношений между трудом и капиталом. Осуществлялась обширная программа общественных работ; во многих отраслях введены 40-часовая рабочая неделя, упразднен детский труд, установлены максимальная продолжительность рабочего времени и минимально гарантированный уровень заработков.

Тенденции отказа от либеральной экономической и общественной модели, перехода к большему государственному вмешательству в хозяйственную и социальную сферу по-разному проявлялись в различных странах и при различных режимах. Меры, ведущие в этом направлении в конце 1930-х гг., носили еще во многом экспериментальный характер. Они способствовали усилению хозяйственного протекционизма, идеологического национализма, наращиванию военной промышленности и гонки вооружений, что, в свою очередь, способствовало приближению Второй мировой войны. Торжество модели «социального государства» и интеграции социальных движений в существующую систему наступило уже после окончания этого конфликта.

Послевоенное «социальное государство» и интеграция социальных движений в систему

Итогом Второй мировой войны стали не только крушение нацистского режима в Германии и фашистского режима в Италии, но и дальнейший рост авторитета национального государства как института. Сама борьба против германо-итальянской оккупации в большинстве европейских стран проходила под лозунгами восстановления независимых национальных государств, уничтоженных или попранных оккупантами. Ее обоснованием стала идеология национального единства, которая предполагала отождествление себя со «своим» государством со стороны индивидов и социальных групп. С таких позиций выступили как коммунисты и социал-демократы, так и связанные с ними массовые организации, а также течения, принадлежавшие к центристским и правым силам.

Общественные движения, слои и партии, которые прежде находились в оппозиции по отношению к существовавшей системе экономической и политической власти, в большинстве своем стремились теперь занять в ней то место, на какое они, по их мнению, имели право, благодаря участию в национально-освободительной борьбе против стран фашистского блока. Так, лидер Французской коммунистической партии М. Торез призывал все политические силы «трудиться для быстрого возрождения Франции, обеспечить нашей родине в будущем мире подобающее ей положение великой нации». С аналогичными заявлениями и призывами выступало и большинство других компартий, которые вступили в послевоенные правительства почти всех европейских стран и оставались в некоторых из них (Франция, Италия) по меньшей мере до начала Холодной войны в 1947 г.

Новой ориентации левых политических сил соответствовала реорганизация социальных движений, которые находились под их контролем и влиянием. Так, во Франции восстановленная под эгидой коммунистов и социалистов Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) к 1946 г. объединяла около 6,3 млн. членов. Профцентр официально разрешил работникам совмещать профсоюзные и партийно-политические функции. ВКТ рассматривала себя как сила, поддерживающая проекты реформирования системы (национализацию банков и ряда ключевых отраслей), и одновременно стремилась возглавить «битву за производства» ради оздоровления экономики за счет увеличения трудовой нагрузки, ложившейся на трудящихся. К забастовкам в первый послевоенный период ВКТ, как и компартия, относилась с неодобрением. Наряду с ВКТ, сохранялись и умеренные христианские профсоюзы. В Италии под влиянием тех же левых партий и при участии христианских демократов была воссоздана Всеобщая итальянская конфедерация трудящихся (ВИКТ), в которой к 1947 г. состояли 5,7 млн. членов. Она также поддерживала проекты реформ, направленных на усиление государственного контроля в экономической и социальной сферах.

На международном уровне произошло слияние различных профсоюзных объединений, принадлежавших до войны к различным идеологическим течениям. В октябре 1945 г. была образована Всемирная федерация профсоюзов (ВФП) со штаб-квартирой в Париже, в которую вошли организации из 56 стран с 67 млн. членов. Среди них были такие разные по характеру и роли профцентры, как Всесоюзный центральный совет профсоюзов (ВЦСПС) СССР, французская ВКТ и итальянская ВИКТ, Британский конгресс тред-юнионов (ориентирован на Лейбористскую партию), американский Конгресс производственных профсоюзов и т.д. Из крупных национальных профобъединений в ВФП не вошла только более консервативная Американская федерация труда (АФТ). ВФП четко обозначила свои ориентиры: борьба против фашизма и войны, за демократию, стремление к улучшению материального положения, условий жизни и труда работников в пределах существующей системы, осуществление широких программ социального обеспечения под контролем государства.

Модель «национального единства» в профдвижении сохранялась вплоть до распада послевоенных политических коалиций под воздействием начавшегося противостояния между государствами победителями – СССР, с одной стороны, и западными государствами во главе с США, с другой. В 1947–1949 гг. произошел раскол в профцентрах Франции и Италии (из ВКТ вышла конфедерация «Форс увриер», связанная с социалистами, а из ВИКТ – Итальянская конфедерация профсоюзов трудящихся, ориентированная на христианских демократов, и Итальянский союз труда, руководимый социал-демократами). В 1949 г. раскололась и ВФП. По инициативе БКТ, КПП и иных профцентров, находившихся под гегемонией социал-демократии, была образована Международная конфедерация свободных профсоюзов (МКСП). Последняя встала на сторону Западного блока в его борьбе с СССР.

В странах Восточной Европы, Китае, Северной Корее и Северном Вьетнаме, которые после Второй мировой войны оказались под контролем СССР, в течение 1940-х гг. утвердились модели государства, основанные на господстве правящих коммунистических партий и на полном подчинении всех легальных общественных организаций целям, выдвигаемым политической властью. Так, советские профсоюзы были официально призваны не только заботиться о «законных интересах рабочих и всех трудящихся», улучшении условий их труда и быта, соблюдении норм трудового законодательства, охраны труда и т.д., но и содействовать росту производства. Член профсоюза, согласно уставу, обязан был «честно и добросовестно трудиться» и строго соблюдать «трудовую дисциплину». Руководители предприятий обычно входили в те же профессиональные организации, что и наемные работники. При этом социальная активность трудящихся в странах Советского блока систематически подавлялась. Но она всякий раз прорывалась на поверхность в моменты острых социально-политических кризисов, оказываясь способной наложить собственный отпечаток на ход событий. Так, в ходе рабочих выступлений и восстания против повышения норм выработки и тяжелых условий жизни в ГДР в июне 1953 г. политический контроль в ряде мест перешел в руки стачечных комитетов, были выдвинуты лозунги создания свободно избранных рабочих советов. В Польше после забастовки трудящихся в Познани в июне 1956 г. стали возникать рабочие Советы, которые власти вынуждены были легализовать, а позднее интегрировали в административную систему. В период венгерского кризиса осенью 1956 г. возникли независимые общественные организации и объединения, которые в условиях вспыхнувшего народного восстания организовали отряды самообороны. С октября 1956 г. по всей стране появились рабочие советы, которые не только брали в свои руки управление производством, но и претендовали на социально-политическую гегемонию в стране. Все эти выступления были подавлены с использованием военной силы.

В странах Западного блока в период после Второй мировой войны окончательно утвердилась модель «социального государства». Далеко идущее огосударствление социальной сферы было связано с прогрессирующей атомизацией общества и ее экономическими составляющими – коммерциализацией и широким развитием индустрии услуг в ХХ веке. Платные социальные услуги были доступны далеко не всем. В этих условиях государство вынуждено было взять на себя осуществление социальных функций, без которых общество попросту перестало бы существовать. Растущее вмешательство государства было вызвано не только стремлением к регулированию экономики и стимулированием общественного потребления, но и необходимостью предотвратить распад социума. Оно стало «организовывать» солидарность вместо общества, которое уже не могло делать это в прежних масштабах.

Государство как институт отреагировало таким образом на «дефицит социальности», не давая конкурентной «войне всех против всех» превратиться в общественную катастрофу. Начиная с периода после Великого кризиса 1929-1933 гг., но особенно после Второй мировой войны оно в большинстве стран взяло в свои руки социальные функции, которые «массовое общество» исполнять уже не могло. Кроме того, «социальное государство», или «государство благосостояния» руководило организацией экономического роста и функционированием рынка, оформляло компромисс между различными общественными группами и слоями («социальное партнерство») и смягчало последствия индустриальной экономики и колебаний конъюнктуры. В принципе, государство как бы «страховало» граждан (членов общества) от негативных (асоциальных, эгоистических) проявлений и тенденций рынка.

Например, в Великобритании, где после Второй мировой войны была организована всеобъемлющая система гарантий, которая включала в себя пенсионное и социальное обеспечение, национальную службу здравоохранения, выплату пособий на детей и программы обеспечения занятости, данная система определялась как социальная защита «от колыбели до могилы». В ФРГ созданная система страхования (пенсионного, медицинского и др.) и пособий (безработным, на детей, на обзаведение жильем и т.д.) официально характеризовалась как «социальная сеть», призванная страховать каждого члена общества от возможных рисков, как сеть, натянутая под канатом, страхует канатоходца.

«Сжавшееся» в новых условиях гражданское общество превращалось в организованного партнера государства и рынка, в участника своего рода диалога, в ходе которого согласовывались условия компромисса, основанного на перераспределении произведенных общественно значимых благ и услуг. Профсоюзы служили теперь корпоративным органом, которым трудящиеся «делегировали» представительство своих «партикулярных» интересов в общем механизме поиска консенсуса.

«Согласование» интересов в различных странах складывалось по-разному. Так, в Великобритании, стране с одним из самых мощных профсоюзных движений (Британский конгресс тред-юнионов объединял в 1968 г. 160 профсоюзов и федераций с 8,7 млн. членов), в 1950-х – 1960-х гг. развивалась практика «прямых» национальных соглашений между предпринимателями и профсоюзами. В них фиксировался уровень оплаты труда, продолжительность рабочего времени, сверхурочные работы и т.д. В дополнение к этому действовали государственные органы посредничества и трудового арбитража. В некоторых отраслях (например, в машиностроении) уже с 1950-х гг. распространилась практика «формализации» коллективных переговоров: конфликтные случаи рассматривались конференциями профсоюзов и предпринимателей на различных уровнях «снизу доверху» при посредничестве государства. Кроме того, представители БКТ, государства и предпринимателей принимали участие в деятельности более 80 общенациональных комитетов, которые изучали и разрешали социальные проблемы. А в 1974 – 1979 гг. в Великобритании действовал «социальный контракт» между профсоюзами и правительством, в рамках которого рабочие организации обязались ограничить требования о повышении зарплаты в обмен на сдерживание роста цен.

Во Франции с 1952 г., по настоянию профсоюзов, был введен принцип автоматического повышения («подвижной шкалы») минимальной гарантированной межпрофессиональной зарплаты. В дополнение к государственной системе социального страхования (с 1945 г.), профсоюзы и Национальный совет предпринимателей заключили конвенцию о системе страхования по безработице, которая состояла из взносов предпринимателей и работников. Она была введена в действие в 1959 г. правительственным декретом. Государство активно вмешивалось с социальные отношения с помощью планов экономического развития, законов об участии работников в прибылях предприятий, организации «диалога» между предпринимателями и профсоюзами.

В некоторых странах практика «трехстороннего диалога» между государством, профсоюзами и предпринимателями приобрела почти институционный, корпоративистский характер. К примеру, в Австрии в качестве выразителей интересов социальных групп рассматривались не только партии и депутаты, но и высшие функционеры предпринимательских и рабочих союзов. Прежде чем внести в парламент тот или иной законопроект, который касался социально-экономических вопросов, власти выносили его на обсуждение органа социального партнерства – паритетной комиссии. Этот орган состоял из представителей предпринимательской Хозяйственной палаты, профсоюзной Рабочей палаты и соответствующих членов правительства. Лишь после достижения консенсуса документ передавался далее в законодательное учреждение.

В ФРГ, согласно установившейся практике, при министерствах образованы консультативные советы, в которые включены представители главных общественных союзов, воспринимаемых как партнеры правительства. Их мнение обязательно выслушивалось. Функционеры общественных организаций и «союзов интересов» избираются депутатами парламента – бундестага и активно участвуют в работе специализированных парламентских комитетов. В 1967 – 1977 г. в Западной Германии действовало соглашение, получившее название «концертированная акция». Этот договор между властями, предпринимателями и профсоюзами фиксировал размеры повышения зарплаты, цен и ряд других экономических ориентиров.

Включение подавляющего большинства профсоюзов индустриально-развитых стран в систему «социального государства» сопровождалось глубокими изменениями в целях, тактике, методах организации и действий рабочего движения. Забастовки, которые прежде нередко воспринимались как основной способ борьбы на производстве, теперь рассматривались как крайнее средство разрешения трудового спора между работниками и предпринимателями, когда предшествующие примирительные процедуры и арбитраж государства не дали результатов. Темы и требования, связанные с контролем работников над производством, потеряли актуальность; наиболее часто конфликты возникали в связи с вопросом о зарплате, то есть, о доли социальных групп в распределении общественного богатства. Профсоюзам, которые все больше ориентировали свою работу на переговоры с «социальными партнерами», диалог с властями, совершенствование законодательства и юридические тяжбы по трудовым проблемам, требовался обширный аппарат освобожденных работников, специалистов, экспертов. Участие этих лиц в многочисленных процедурах, связанных с «представительством интересов» наемных работников, неизбежно вело к расширению их компетенции и усиливало процессы бюрократизации внутри профсоюзов. Рабочие союзы превратились в огромный и мало прозрачный для рядовых членов механизм. Нередко они занимались и предпринимательской деятельностью (к примеру, в ФРГ работали профсоюзный банк, кооперативная торговая сеть, жилищно-строительный кооператив «Нойе хаймат» и т.д.), что еще больше усиливало внутреннее недовольство: как предприниматель может представлять интересы работников?

Специализировавшись на защите групповых интересов в рамках системы «социального государства», профсоюзы, как общественный институт, фактически отказались от выдвижения целей и задач, которые касались общества в целом и проблемы общественного строя. Не только политически «нейтральные», но и связанные с теми или иными партиями профсоюзы окончательно сосредоточились на трудовых темах, полностью отдав общие социально-экономические и политические вопросы в ведение партий. Подобный подход был характерен не только для союзов, ориентированных на социал-демократию или конфессиональные течения, но и для организаций, фактически руководимых коммунистическими партиями Западных стран. Напротив, радикальные течения внутри рабочего движения (такие, как анархо-синдикализм) оказались в послевоенный период маргинализированы. Им не было место во всеобъемлющей системе «социального государства».

Аналогичные процессы интеграции пришлось пережить и большинству других «традиционных» социальных движений. Роль кооперативов в ряде стран и отраслей по-прежнему была значительной. К примеру, в Исландии Федерация кооперативных обществ контролировала к середине 1980-х гг. большую часть экспорта рыбы, рыбных и мясомолочных продуктов, шерсти, значительную долю импорта продовольствия, потребительских товаров и техники, обладала значительным флотом, владела фабриками и заводами по изготовлению тканей, меховых изделий, обуви, красок, Кооперативным банком, страховой и нефтяной компанией. В 1982 г. пайщиками кооперативов состояло 20% населения страны. В Израиле кооперативные учреждения (включая коммуны-кибуцы) охватывали большую часть сельского хозяйства (ок. 2/3 сельского населения в 1982 г.) и промышленности страны. В ряде стран существовало по нескольку объединений кооперативного движения, которые ориентировались на различные политические партии и течения. Так, в Италии сложилось 4 общенациональных объединения: Национальная лига кооперативов и обществ взаимопомощи (связанная с партиями коммунистов и социалистов), Итальянская кооперативная конфедерация (близкая к христианской демократии), Всеобщая итальянская кооперативная ассоциация (ориентировалась на республиканцев, социал-демократов и либералов) и Итальянский национальный кооперативный союз (левокатолический). В 1990-х гг. имелось ок.77 тыс. кооперативов с 9 млн. членов, банк кооперативного кредита. Они занимали прочные позиции в таких сферах, как организация потребления, строительство, банковское и страховое дело, сельское хозяйство, рыболовство, туризм, издательское дело, индустрия развлечений, социальные службы, медицина и т.д. В системе кооперативов работало 600 тыс. человек. Принцип политической нейтральности официально был исключен из статутов Международного кооперативного альянса в 1966 г.

Широкую известность приобрела испанская федерация кооперативных предприятий «Мондрагон», образованная в 1956 г. и включающая более полутора сотни фирм с почти 70 тыс. работников. Она заняла ведущие позиции в производстве бытовых электроприборов, станков, машин запчастей и т.д.

В то же время, кооперативы в основном вписались в рыночные структуры и, утратив притязания на роль «альтернативного» сектора экономики, стали работать как обыкновенные частно-групповые предприятия. Стремясь не отставать от конкурентов, они зачастую вынуждены были идти на ограничение демократических процедур и норм принятия решений, расширение полномочий менеджмента, сдерживание роста заработков и продление рабочего времени. Фактически занятые на кооперативных предприятиях нередко превращались в наемных работников, не имея при этом права объединяться в профсоюзы или бастовать. Многие кооперативы отказались от самостоятельного труда членов, приступили к найму рабочей силы «извне». Наконец, экономические интересы побудили кооперативные структуры тесно взаимодействовать или переплетаться с государственными и частными фирмами, брать кредиты и ссуды в банках, попадая в зависимость от них.

Напряженная международная обстановка, острое соперничество между противостоящими военно-политическими блоками, наращивание вооружений и угроза возникновения мирового конфликта способствовали росту антивоенных и антимилитаристских настроений. Уже в 1949 г. пацифисты - сторонники ядерного вооружения созвали международную конференцию за мир в Париже, в 1950 г. было собрано 500 млн. подписей под призывом к запрету атомного оружия. В Западной Германии в первой половине 1950-х гг. разворачивалось мощное движение «Без меня», направленное против присоединения страны к НАТО.

Руководство советского блока и коммунистических партий стран Запада и «Третьего мира» стремились использовать антивоенные настроения в своих интересах: для противодействия военным программам Западного блока при одновременном оправдании внешней политики Советского Союза. С подобных позиций активно выступал ряд антивоенных организаций (Национальный совет мира Франции, Итальянское движение за мир, Немецкий союз мира, Английский комитет защиты мира и др.). На международном уровне под эгидой Советского движения сторонников мира в 1950 г. был оформлен Всемирный совет мира.

Тем не менее, в антивоенном движении сложились также течения, которые выступили за независимость («равноудаленность») от обоих соперничающих блоков. К ним принадлежали как некоторые старые, традиционные организации (религиозно-пацифистские, Международное бюро мира и образованный под его влиянием в 1949 г. Международный комитет связи организаций за мир), так и новые. Последние созвали в 1959 г. международный конгресс против атомного оружия в Лондоне под председательством известного философа-гуманиста Бертрана Рассела. К этой «независимой» тенденции можно отнести начало кампании за ядерное разоружение в Великобритании (с 1958 г.), а также аналогичные движения в Канаде и Новой Зеландии, проводившиеся инициативными группами с конца 1950-х – начала 1960-х гг. Пасхальные марши мира (в Великобритании – Олдермастонские марши), британские Комитет прямого действия, «Комитет 100», организации противников ядерного оружия и т.д. В 1962 г. они провели международную встречу в Оксфорде, на которой договорились координировать свою деятельность. Была создана Международная конфедерация за разоружение и мир. Пацифисты проводили энергичные демонстрации и кампании за одностороннее ядерное разоружение, против военных блоков, Карибского кризиса 1962 г., войны во Вьетнаме (со второй половины 1960-х гг.), пытались использовать методы гражданского неповиновения. Интернационал сопротивления войне – Интернационал противников военной службы вел борьбу против обязательной военной службы. Нередко противники войн обращались и к более широкой социальной проблематике, например, к проблеме бездомных в Великобритании.

Особое место занимали движения, порожденные специфическими проблемами, которые стояли перед конкретными странами. К ним относились, например, французское движение против колониальных войн в Индокитае и Алжире (конец 1940-х – начало 1960-х гг.) или движение за расовое равноправие в США (1960-е гг.). Последнее опиралось на широкий спектр общественных и политических организаций (Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения, Конгресс расового равенства, Студенческий координационный комитет ненасильственных действий, Конференция христианского руководства Юга, организацию «Черные пантеры» и т.д.). Участники движения пикетировали и бойкотировали учреждения и фирмы, которые практиковали расовую сегрегацию, проводили сидячие забастовки и демонстрации, кампании гражданского неповиновения. После репрессий в отношении активистов движения за равноправие в Алабаме (1963 г.) по всей стране начались массовые марши протеста, а в 1965 – 1969 гг. неоднократно вспыхивали столкновения (в том числе, вооруженные) с полицией в афроамериканских кварталах и населенных пунктах (в Уоттсе, Цинциннати, Буффало, Милуоки, Нью-Йорке, Миннеаполисе, Атланте, Ньюарке, Детройте, Чикаго, Балтиморе и др.). Под давлением движения власти США приняли серию законов, поставивших сегрегацию на расовой основе вне закона.

Общественный кризис конца 1960-х гг. и «новое молодежное движение»

К концу 1960-х гг. выяснилось, что система компромисса в рамках «социального государства» может успешно функционировать лишь в условиях стабильного экономического роста – такого, какой происходил в ведущих промышленных развитых странах в первые послевоенные десятилетия. Как только этот рост замедлился, борьба в обществе вокруг проблем распределения обострилась.

Предприниматели, представители либеральных и консервативных политических кругов стали все громче сетовать на то, что политика «социального государства» неэффективна, ведет к росту инфляции и дефицита государственного бюджета, ослабляет экономику и ее конкурентоспособность, поощряет социальное «иждивенчество». Они утверждали, будто общество живет «не по средствам» и следует сузить систему социальных гарантий и предоставить больший простор свободной игре рыночных сил. Уже в 1970-х гг. многие правительства экономически развитых стран, столкнувшись с ростом бюджетного дефицита, приступили к замораживанию или сокращению расходов на социальные нужды (политике «красного карандаша»).

Если недовольство промышленных кругов вызывали, в первую очередь, рыночная неэффективность «социального государства», а точнее, недостаточность, с их точки зрения, получаемой ими при перераспределении доли «общественного пирога», то рядовых граждан все больше волновала именно бюрократическая неповоротливость созданных институтов и механизмов, их удаленность от общества и неспособность общества действенно контролировать их. Выразителями этих настроений стали в 1950-е – 1960-е гг. социальные философы, анализировавшие процесс рекрутирования «властвующей элиты» из верхушки корпоративных организаций, о «тоталитарной эпохе» и «одномерном» обществе, «инволюции демократии» и т.д. (Ч.Р. Миллс, Г. Маркузе, Й. Аньоли, Г. Андерс и др.). Широкое ощущение недовольства в связи с «бюрократизацией общества» стало одним из важнейших мотивов молодежного движения конца 1960-х гг., который вошел в историю как «студенческий бунт 1968 г.», но был, по существу, широким социальным и культурным движением, захватившим многие страны мира.

Молодежные организации в различных странах мира существовали с XIX века, но вплоть до 1960-х гг. их деятельность не выливалась в широкое социальное движение. К объединениям такого рода относились традиционные студенческие союзы и клубы (защищавшие корпоративные интересы учащихся либо носившие политический или культурный характер), а также молодежные «секции» различных идейно-политических течений и организаций. Молодые социал-демократы различных стран с 1907 г. были объединены в Социалистический Интернационал молодежи, преобразованный после Второй мировой войны в Международный союз молодых социалистов. В 1919 – 1943 гг. существовал Коммунистический Интернационал молодежи, официально упраздненный вместе с Коминтерном. В 1945 г. политические силы, поддерживавшие СССР и компартии, образовали Всемирную федерацию демократической молодежи. Клерикальные молодежные организации объединялись во Всемирный альянс молодых христиан и Всемирную федерацию студентов-христиан. Аналогичные молодежные организации действовали и на уровне отдельных стран. Анархистское и анархо-синдикалистское движение, несмотря на ряд попыток, так и не образовало общую международную молодежную организацию, но группы либертарной или синдикалистской молодежи до Второй мировой войны играли активную роль в социальных движениях таких стран, как Испания, Португалия, Германия. В общем и целом, молодежные организации различных политических течений поддерживали идеологию, программу и деятельность своих «взрослых» аналогов.

Особое место занимали молодежные объединения, которые настаивали на независимости от основных общественно-политических течений (например, такие как Движение скаутов, движение Молодых друзей природы или различные молодежные коммуны).

Некоторым прообразом студенческой борьбы 1960-х гг. можно считать лишь массовые выступления за университетские реформы и университетское самоуправление в высших учебных заведениях ряда латиноамериканских стран (Аргентины, Перу, Чили и др.) в начале 1920-х гг.

События середины и второй половины 1960-х гг. дали основание говорить о «новом молодежном движении», активно влиявшем на социально-политическую жизнь. В США движение протеста началось со студенческих выступлений в калифорнийском университете Беркли в 1964 г. Их участники требовали свободы политической агитации против войны во Вьетнаме и расовой сегрегации в стране. Полиция изгнала учащихся из захваченного ими университета, но вскоре власти вынуждены были признать право на политическую деятельность в его стенах. Из Беркли выступления распространились по всей стране; возникла организация «Студенты за демократическое общество», которая выступила с требованиями широких социальных преобразований. Борьба учащихся перекликалась с подъемом антивоенного движения и выступлениями за равноправие расовых меньшинств. В качестве альтернативы официальным университетам учащиеся пытались организовать независимые курсы и центры обучения («свободный университет»). Пик протестов пришелся на весну 1968 г., когда студентами были захвачены университеты в Вашингтоне и Нью-Йорке, и проводилась забастовка в основных высших учебных заведениях против расизма и войны.

В Великобритании студенческие протесты вспыхнули первоначально в престижной Лондонской школе экономики (ЛШЭ) в октябре 1966 г.: учащиеся потребовали смещения ректора, известного своими связями с расистскими режимами ЮАР и Южной Родезии. В марте 1967 г. студенты на некоторое время захватили ЛШЭ и попытались организовать «свободный университет». В конце того же года студенческие выступления с захватами или митингами захватили учебные заведения Лондона, Халла (Гулля), Бристоля, Кила, Кройдона, Бирмингема, Ливерпуля, Гилфорда и других городов. Крупнейшие демонстрации британского студенчества в 1967 – 1968 гг. были направлены против Вьетнамской войны и сопровождались ожесточенными столкновениями с полицией.

В Бельгии весной 1968 г. студенты вышли на улицы, протестуя против войны во Вьетнаме и требуя реформы университетской системы; они на время заняли брюссельский университет и объявили его «открытым для населения».

В Италии захваты университетов студентами распространились с 1967 г., сопровождаясь столкновениями с полицией (особенно мощные волнения произошли при занятии полицией Римского университета в феврале 1968 г. и его архитектурного факультета).

Во франкистской Испании захваты университетов студентами побудили власти в январе 1968 г. ввести полицию во все высшие учебные заведения страны.

Наиболее массовый характер в Западной Европе имели студенческие выступления конца 1960-х гг. в ФРГ и Франции, где они приобрели и наибольший общественно-политический резонанс. В Западной Германии они совпали с общественными протестами, которые проводились движением «Внепарламентской оппозиции» против предложенных правительством законов, которые позволяли в «чрезвычайной ситуации» ограничивать или отменять действие конституционных гарантий и некоторых гражданских прав. В учебных заведениях созывались студенческие ассамблеи и создавались дискуссионные группы; в качестве альтернативы «университету истэблишмента» студенты объявили об образовании «критического университета». С 1965 г. студенты проводили также демонстрации, направленные против войны во Вьетнаме, политики США и диктаторских режимов. Их подавление побудило студентов выступить с обличением «полицейского характера» государства и существующей системы. Конфронтация с властями особенно обострилась после того, как 2 июня 1967 г. в ходе манифестации против визита иранского шаха в Западный Берлин полицейские убили студента Б.Онезорга. Правые СМИ развернули массированную кампанию против студенческого движения, результатом чего стало покушение на студенческого лидера Р.Дучке в апреле 1968 г. За этим последовали новые волнения и столкновения.

Во Франции студенты с 1967 г. вели борьбу против правительственных планов реформы образования, которые предусматривали ограничение возможности для поступления в университеты (особенно для наименее обеспеченных слоев) и централизацию управления ими. Возмущение учащихся вызывали и авторитарные порядки, введенные администрацией в студенческих общежитиях. Они требовали автономии университетов. Однако пик студенческих выступлений наступил после 22 марта 1968 г., когда в знак протеста против арестов студенты захватили университет в Нантере. В нем возникло постоянно действовавшее общее собрание протестующих, в котором участвовало более 1 тыс. человек. «Движение 22 марта» с самого начала носило антисистемный характер. «Мы отказываемся быть будущими кадрами капиталистической эксплуатации», – заявил студенческий лидер Д. Кон-Бендит. Стимул протестам придали выступления учащихся в Западной Германии. После ожесточенных стычек протестующих с неофашистами власти объявили о закрытии университета, и студенты решили перенести протесты в Парижский университет (Сорбонна). Разгон полицией студенческого митинга в Сорбонне 3 мая 1968 г. положил начало многодневным уличным боям между молодежью и полицией в Парижском районе Латинский квартал. В манифестациях участвовали десятки тысяч человек, десятки полицейских были ранены, сотни демонстрантов арестованы. Общественность выражала растущее возмущение полицейским произволом и выражала солидарность со студентами. 13 мая правительство пошло на уступки и объявило о возобновлении работы Сорбонны. В тот же день занявшие ее студенты объявили Сорбонну «автономным народным университетом». Она управлялась общим собранием студентов, преподавателей и трудящихся, которое избирало соответствующие специализированные комитеты. Это стало примером и для многих других высших учебных заведений Франции, а также детонатором для острого общеполитического кризиса. Выйти из него властям удалось только в июне 1968 г. 16 июня полиция снова заняла Сорбонну, положив конец эксперименту с самоуправлением. Тем не менее, правительство вынуждено было пойти на определенные уступки: оно отказалось от прежних планов реформ и пошло на известную демократизацию системы управления университетами. Органы студенческого представительства (без права решающего голоса) были образованы и в ряде других стран.

Студенческие протесты конца 1960-х гг. захватили не только США и Западную Европу, но и другие страны и континенты. В Японии они совпали с начавшимися в 1963 г. выступлениями учащихся против войны США во Вьетнаме и ядерных вооружений в мире. Весной 1968 г. студенты и школьники стали проводить собрания и манифестации по примеру французских коллег. В октябре 1968 г. в ходе столкновений между студентами и полицией в Токио, Осака и Киото было ранено 80 и арестовано 188 человек. Репрессии привели к массовой демонстрации протеста. Студенты захватили Токийский университет, и его штурм полицией вызвал стачку 6 тыс. студентов. Властям удалось подавить движение только в начале 1969 г.

В Бразилии студенческие протесты вылились в выступления против военной диктатуры, которая управляла страной с 1964 г., и сопровождались демонстрациями, забастовками и захватами университетов. В Мексике бунты и стачки студентов летом – осенью 1968 г. были подавлены военной силой, причем было убито не менее 200 человек. Крупные студенческие и молодежные выступления прокатились по Сенегалу, Тунису и другим странам.

Характерно, что «новое молодежное движение» конца 1960-х гг. распространилось не только на Западный мир, но и на страны, в которых у власти находились компартии. В Польше в марте 1968 г. студенты, возмущенные цензурой властей, организовали демонстрации и захватывали университеты, пока их выступления не были подавлены. В Югославской столице Белград студенты в июне 1968 г. после крупной антиправительственной демонстрации захватили Философский факультет университета и удерживали его в течение недели. Учебное заведение было провозглашено «Красным университетом им.Карла Маркса»; студенты провозгласили антибюрократический лозунг: «Долой красную буржуазию!». Волнения произошли также в университетах Загреба, Любляны и Сараево. Однако и в Югославии выступления учащейся молодежи были подавлены властями.

Хотя непосредственным поводом для студенческих протестов конца 1960-х гг. в различных странах служили различные обстоятельства (положение в университетах, состояние образования, война во Вьетнаме, проблемы империализма и расизма, борьба за расширение гражданских прав и свобод и т.д.), почти повсюду звучал новый социально-политический лозунг – общественного самоуправления. Он противопоставлялся бюрократическому всевластию государства, все меньше считающегося с интересами и нуждами «простых людей» и «рядовых граждан». «…Это общество, где каждый раз, когда люди больше потребляют, их все больше продают, – провозглашала французская газета «Аксьон», орган студенческих «комитетов действия» в мае 1968 г., – является обществом, в котором есть лишь один выбор, лишь одно право – быть управляемым: в школе, на предприятии, в партиях, на выборах». Во Франции в ходе событий мая 1968 г. требование самоуправления стало почти всеобщим; его выдвигали самые различные общественные группы и профессии: студенты и преподаватели в университетах и школах, рабочие на заводах, служащие в бюро, медики в больницах и т.д., и т.п. Напротив, «окостеневшие» традиционные политические институты и партии вызывали у граждан все меньшее доверие, что побудило, например, видного западногерманского социального философа Ю. Хабермаса говорить в 1970-х гг. о возникновении «кризиса легитимации», то есть «законности», «обоснованности» системы власти в глазах граждан.

Движение протеста конца 1960-х гг. выступило независимо от большинства «традиционных» политических партий или даже в открытой конфронтации с ними. Социал-демократические и коммунистические партии осудили его и нередко открыто призывали к его подавлению. Среди политических организаций выступления были поддержаны только небольшими группировками «новых левых», крайне левых и анархистов.

К началу 1970-х гг., методами репрессий и уступками, правительствам удалось сбить накал «нового молодежного движения». Однако в отдельных странах его отзвуки были слышны до конца 1970-х гг. Так, в Италии в 1975 – 1977 гг. молодежь пыталась бороться за «свободные пространства» для «детей большого города». Под этим лозунгом выступило движение «городских индейцев»; его участники нападали на кино и театры, требуя бесплатного входа, а также врывались в рестораны, кафе и магазины, чтобы конфисковать продукты и есть бесплатно. Другой темой молодежного протеста стало противоборство с неофашистами, в ходе которого использовалось огнестрельное оружие. В феврале – марте 1977 г. почти все университеты и другие высшие учебные заведения страны были захвачены учащимися. Движение координировалось общими собраниями и избираемыми ими комитетами; в его акциях участвовали десятки тысяч человек, несмотря на активное противодействие со стороны коммунистов и профсоюзных лидеров. Однако вскоре в движении наметился раскол: одни течения выступали за создание организованного политического течения «Рабочей автономии», другие добивались сохранения молодежной и контркультурной специфики борьбы («творческое крыло», спонтанеисты, «городские индейцы…). Воспользовавшись противоречиями, власти подавили движение, хотя многотысячные манифестации и вооруженные уличные бои с полицией продолжались около 2 месяцев, а университеты Рима, Болоньи и ряда других городов неоднократно переходили из рук в руки.

«Новые социальные движения»

Взлет «нового молодежного движения» в 1960-х – 1970-х гг. повлек за собой оживление и других общественных движений. Хотя реакция большинства профсоюзов и особенно их руководства на студенческий радикализм оказалась, как и следовало ожидать, отрицательной, многие наемные работники и рядовые активисты профсоюзов проявили свою солидарность с бунтовавшей молодежью.

Во Франции под нажимом снизу 13 мая 1968 г. ведущие профцентры провели всеобщую забастовку и крупнейшие за послевоенную историю демонстрации протеста против насилия властей и полиции в отношении студентов. Стачка охватила 10 из 14 млн. наемных работников страны. После манифестаций многие молодые рабочие присоединились к студентам и приняли участие в захвате университетов. На следующий день рабочие завода «Сюд-Авиасьон» в Нанте начали стихийную забастовку и захватили предприятие. После этого захват фабрик, заводов и учреждений распространился на всю Францию. В некоторых местах трудящиеся задерживали хозяев и управляющихся и устанавливали на предприятиях самоуправление. Покончить с этой волной властям удалось только в июне после достижения соглашения с профсоюзным руководством. Требование «самоуправления наемных работников» было настолько популярным, что Французская демократическая конфедерация трудящихся (один из ведущих французских профцентров, образованный в 1964 г. после отказа объединения христианских профсоюзов от своей клерикальной основы) на некоторое время включила в свои программные положения принцип «социализма самоуправления».

Поддержали студенческие протесты также рабочие в Японии, Испании и некоторых других странах. В Западной Германии в сентябре 1969 г. вспыхнула забастовка 140 тыс. рабочих в Руре, которая не была одобрена руководством профсоюзов. Стачки этой «горячей осени» сопровождались массовым захватом предприятий рабочими.

В Италии почти одновременно со студенчеством на общественную сцену выступило новое поколение рабочих, преимущественно выходцев из вновь индустриализированных районов. В 1967 – 1968 гг. вспыхнули стихийные выступления рабочих на ряде предприятий, где профсоюзы не пользовались большим влиянием. Стачка на венецианской фабрике «Марцотто» в апреле 1968 г. стала началом «красного двухлетия». Под давлением рядовых членов профсоюзное руководство вынуждено было в феврале и ноябре 1969 г. провести две всеобщие забастовки, добиваясь не только более выгодных условий коллективного договора, но и проведения ряда реформ в области жилищной политики, здравоохранения, социального обеспечения и т.д. После «жаркой осени» 1969 г. им удалось добиться удовлетворения большей части своих требований и сокращения рабочего времени. Однако среди молодых трудящихся все больше распространялись идеи самоуправления и «рабочей автономии». «Рабочие больше не хотели быть рабами, – вспоминал левый активист А.Негри. – Они требовали новых форм организации труда, культуры, жизни… Были целые районы…, куда полиции не было ходу. Не потому что там происходили какие-то беспорядки, нет: полиция не совалась туда потому что мы могли организовать социальную структуру». В первой половине 1970-х гг. в Италии возникло рабочее движение, независимое от профсоюзов и политических партий. Оно было связано со стихийными забастовками на предприятиях (включая символический захват заводов «Фиат» в 1973 г.), захватом пустующих домов и самостоятельным понижением цен на коммунальные и транспортные услуги. Характерно, что большую популярность среди молодых рабочих приобрели идеи социального равенства: так, в ходе забастовок на «Фиате» они требовали равного повышения зарплаты для всех работников. Самоорганизованное, «автономное» рабочее движение в Италии пошло на спад только во второй половине 1970-х гг., когда профсоюзам и политическим партиям снова удалось взять выступления трудящихся под свой контроль.

Хотя «новое рабочее движение» конца 1960-х – 1970-х гг. просуществовало недолго, оно наложило глубокий отпечаток на формы организации и борьбы наемных работников. Во Франции практика созыва общего собрания трудового коллектива как самоуправления в борьбе стала с 1968 г. обычной для забастовочных выступлений во Франции. Во многих странах стали нередко применяться такие методы, как захват предприятий бастующими и продолжение ими работы на началах самоуправления. Время от времени происходят так называемые «дикие» стачки – забастовки, не санкционированные или не одобренные официальными профсоюзами, но руководимые общими собраниями трудящихся и избираемыми ими комитетами, советами и т.д.

Своеобразным восточно-европейским откликом на «новое рабочее движение» стало массовое независимое рабочее движение в Польше. Еще в декабре 1970 г. в балтийских портах Гданьск, Гдыня, Эльблонг и Щецин вспыхнули рабочие демонстрации и забастовки против повышения цен на продукты питания. Они были подавлены, равно как и стачка рабочих в Радоме в июне 1976 г. Новые стачки вспыхнули по всей стране в июле 1980 г., после очередного повышения цен. Рабочие требовали повышения зарплаты, предоставления прав на создание независимых организаций и гражданских свобод. После того, как прибалтийские районы страны охватила всеобщая забастовка, власти вынуждены были удовлетворить требования рабочих. Возник независимый профсоюз «Солидарность», в рядах которого объединилось несколько миллионов польских рабочих. Внутри нового профдвижения развернулась острая борьба между умеренным крылом, близким к католической церкви и склонным ограничиться вопросами политических реформ, и более радикальными течениями, провозгласившим лозунг превращения Польши в «республику самоуправления». Выдвигалось требование передать предприятия под управление рабочих комитетов и союзов, которые должны были избирать техническую администрацию. Власти, настаивавшие на своем праве назначать директоров предприятий из «центра», подавили движение после введения военного положения в декабре 1981 г.

Свидетельством разрыва между общественными чаяниями и их выражением в рамках системы западной демократии («кризиса легитимации») стал подъем в 1970-х – 1980-х гг. так называемых «новых социальных движений» – экологического (в широком смысле слова – от выступлений в защиту окружающей среды, против строительства вредных для природы и людей промышленных и транспортных объектов и до постановки проблем градостроительства и местного развития), против ядерной энергии, антимилитаристского, женского, «альтернативного» (включая попытки создать островки «альтернативного» образа жизни, коммуны, кооперативы, развивать некоммерческую культуру и т.д.). Многие их участники были убеждены в том, что существующее государство и модель «представительства» интересов не отражают их нужды. Как проявление такого равнодушия государственных органов и институтов к пожеланиям рядовых граждан было воспринято развитие программ ядерной энергетики и решение правительств ряда западноевропейских стран о размещении на их территории в начале 1980-х гг. американских ракет средней дальности.

Экологическая проблематика стала предметом растущей заботы общественности с конца 1960-х – начала 1970-х гг. В ФРГ, Франции, США, Великобритании, Японии и других странах в этот период появились и стали крепнуть группы и комитеты в защиту окружающей среды. Они выступали против конкретных промышленных, энергетических, транспортных и т.п. объектов, первоначально нередко вдохновляясь чисто локальными мотивами и не рассматривая негативные моменты в контексте общества в целом. Одна из первых демонстраций против ядерной энергетики (которую ее противники считают опасной по причине ненадежности атомных электростанций и невозможности обеспечить длительную безопасность захоронения ядерных отходов) была проведена во французском Эльзасе в апреле 1971 г. Проблема «мирного» атома вскоре соединилась с проблемой атома «военного». В ноябре 1971 г. в Ларзаке (Франция) состоялась массовая манифестация протеста против расширения военной базы. В последующие годы Ларзак стал объектом многочисленных выступлений сторонников защиты среды обитания. Мощный толчок развитию экологического (или, как его стали называть, «зеленого») движения придал нефтяной кризис 1973 – 1974 гг., вызванный политической напряженностью на Ближнем Востоке. В качестве меры, которая была призвана обеспечить большую независимость от импортируемых энергоисточников, правительства западных государств приняли программы форсированного строительства атомных электростанций, невзирая на протесты экологистов и жителей местностей, где предполагалось построить АЭС. В глазах общественности это стало свидетельством того, что даже демократическая система ставит интересы «центра» выше потребностей и опасений конкретных людей «на месте», нередко принося их в жертву общеполитическим, стратегическим или экономическим соображениям.

Во всех основных странах Запада появились десятки тысяч общественных групп, комитетов, ассоциаций и объединений «зеленых». Во Франции пик движения протеста пришелся на конец 1970-х гг. В июле 1977 г. в Мальвиле произошла 50-тысячная демонстрация против строительства нового ядерного реактора, которая вылилась в жестокие столкновения с полицией; один из демонстрантов погиб. В ФРГ эпицентрами движения протеста стали строящиеся ядерные объекты (АЭС, заводы по переработке радиоактивных отходов или места их захоронения) в Вюле (1975), Калькаре (1976 – 1977), Брокдорфе (1976 – 1977, 1981), Гронде, Горлебене (1977, 1980, 1990 и т.д.), Ваккерсдорфе (1986 – 1987). Некоторые из этих проектов удалось предотвратить или заморозить. В выступлениях, которые сопровождались массовыми захватами стройплощадок и ожесточенными столкновениями с полицией, участвовали десятки и сотни тысяч человек. В марте 1980 г. демонстранты ненадолго заняли стройплощадку завода по переработке отходов в Горлебене и объявили эту территорию «Свободной республикой Вендланд». В начале 1980-х гг. население вело активную борьбу, пытаясь предотвратить постройку новой Западной взлетной полосы в аэропорту Франкфурта-на-Майне. В Италии кульминацией антиядерных протестов стали выступления 1977 г. В Японии острие борьбы экологистов в конце 1970-х гг. было нацелено против расширения аэропорта Нарита.

О «новом антивоенном движении» заговорили после того, как в 1979 г. блок НАТО принял решение о размещении в Европе американских ракет средней дальности. Против их дислокации, согласно данным опросов общественного мнения, высказывалось большинство жителей «старого континента». В ФРГ, Нидерландах и др. странах в демонстрациях, маршах и иных формах протеста приняли участие в общей сложности многие миллионы людей. В Западной Германии, где движение приобрело наибольший размах, в нем приняли участие как традиционные антивоенные и левые организации, так и новые группы, воспринимавшие себя как преемники протеста 1960-х – 1970-х гг.: Федеральный конгресс автономных инициатив за мир, Федерация групп за ненасильственные действия, Координационный комитет гражданского неповиновения, группы экологического движения и радикальные организации верующих. Новые течения выступали под лозунгами «равноудаленности» от обоих противоборствующих блоков – и НАТО, и Варшавского договора. Общее число активистов антивоенного движения в ФРГ достигало 1,5 – 3 млн. человек. Они собирали подписи под обращениями противников размещения ракет, проводили массовые демонстрации, акции «гражданского неповиновения» (включая блокады военных объектов) и «дни национального сопротивления». Для объединения движения был образован Координационный комитет. Одним из требований протестующих было проведение референдума по вопросу о ракетах.

В Великобритании против размещения американских ракет средней дальности в Европе выступили профсоюзы, Лейбористская партия, Движение за ядерное разоружение, церковные круги и другие общественные группы. Особенно активное участие в выступлениях протеста приняли женщины, которые с 1982 г. регулярно проводили «лагеря мира» около базы ВВС в Гринэм-Коммон. Аналогичные лагеря организовывались у британских и американских военных баз по всей стране. Крупнейшими акциями протеста британского движения против вооружений стали «Звездный марш мира» (июль 1982 г.; 250 тыс. человек), демонстрация и блокада военных объектов в Беркшире (апрель 1983 г.; 100 тыс. человек); акции в международный день «Женщины за мир» (25 мая 1983 г.; несколько сотен тысяч человек); демонстрация в Лондоне 22 октябре 1983 г. (до 500 тыс. человек). Ряд регионов и городов были символически объявлены «зонами мира»; на некоторых предприятиях состоялись кратковременные антивоенные забастовки…

На международном уровне координации «нового антивоенного движения» пыталась достичь организация «Европейское ядерное разоружение» (ЕЯР), основанное в 1980 г. и выступившее за «безъядерную Европу от Польши до Португалии». Оно возлагало вину за гонку вооружений и агрессивные действия на оба военных блока. С 1982 г. ЕЯР проводились ежегодные европейские конвенты по ядерному разоружению, на которых обсуждались планы кампаний протеста в отдельных странах и взаимодействие с оппозиционными группами в Восточной Европе. Движение призывало к «разрядке снизу». Организация ЕЯР работала в тесном контакте с Международным центром связей и координации за мир – созданным в 1981 г. пацифистским объединением (с участием, в том числе, британского ДЯР), которое пришло на смену Международной конфедерации за разоружение и мир. Мощные выступления протеста не помешали правительствам западных государств отвергнуть идею «ракетного референдума» и провести решение о размещении ракет через парламенты. «Правит не улица», – таков был характерный аргумент государственных деятелей и лидеров ведущих партий.

Заметное место в ряду социальных движений 1970-х – 1980-х гг. принадлежало «новому женскому движению». Оно существенно отличалось как от женского движения конца XIX – начала ХХ в., выступавшего, главным образом, за предоставление женщинам основных гражданских и демократических прав (включая избирательное право), так и от женских организаций основных политических партий и течений. Течение, которое выдвигало требование избирательного права для женщин, получило название «суфражистского» (от англ. “suffrage” – «избирательное право»). С 1904 г. действовал Международный альянс за избирательные права женщин. В Великобритании, где это движение нашло наибольший отклик, в 1903 г. был образован Женский социально-политический союз – организация с неоднородным составом, включавшая как активисток профсоюзов, так женщин из состоятельных слоев общества. Активисты союза, несмотря на репрессии, проводили массовые митинги и манифестации с участием сотен тысяч человек, а также символические акции нарушения общественного порядка, неповиновения и нанесения ущерба собственности. В Германии перед Первой мировой войной женское движение было разделено на три течения: социалистическое, умеренное и радикально-феминистское. Они различались между собой по политической ориентации и радикализму требований, но все они выступали за преодоление приниженного места женщин в патриархальном обществе и семье, за избирательные права и доступ женщин к образованию и профессиональной деятельности. В ряде стран женщины получили право участия в выборах в период между двумя мировыми войнами (в Великобритании – в 1918 г., в Германии – в 1919 г., в США – в 1920 г.), хотя во Франции эта возможность была им предоставлена только в 1944 г.

Политические партии прилагали большие усилия по привлечению женщин в свои ряды и созданию женских организаций под своей эгидой. Соответствующие шаги предпринимались и на международном уровне. Так, с 1907 г. проводились международные конференции женщин-социалисток; при Социалистическом Интернационале действовал Международный женский социалистический секретариат, преобразованный в 1954 г. в Международный совет женщин-социал-демократок, а при Коминтерне – Международный женский секретариат, фактическим преемником которого в 1945 г. стала Международная демократическая федерация женщин. Со своей стороны, клерикально-консервативные союзы женщин объединялись с 1910 г. во Всемирный союз католических женских организаций и т.д. В анархистском и анархо-синдикалистском движении женские группы существовали в таких странах как Аргентина, Испания, Германия и др.

В отличие от «традиционного», «новое женское движение» подвергло критике все существующие формы политических организаций, объявило о своей «автономии» от них и выступало преимущественно с позиций радикального феминизма. Согласно этим теориям, современное патриархальное общество разделено на два класса – мужчин и женщин, причем первый из них угнетает второй во всех областях жизни, включая не только политику и профессиональную деятельность, но также общественные роли, быт, семью и сексуальность. Феминистки утверждали, что такое же подавление женщин мужчинами и половая иерархия имеют место в левых организациях и инициативах «новых социальных движений», а потому женщинам необходимо иметь собственные группы, инициативы, издательства, журналы, общежития, «дома-убежища» для пострадавших от семейного насилия и т.д. Большое внимание они уделяли таким темам как право на аборты («мой живот принадлежит мне»), домашнее насилие, признание домашнего труда профессиональным и оплачиваемым, равная заработная плата, сексуальное преследование, дискриминация и сексуальное насилие. При этом различные течения «нового женского движения» выдвигали разные политические цели и ориентиры. Большинство из них выступало за общество, в котором мужчины и женщины будут обладать подлинным равноправием, независимо от половой принадлежности человека. Однако некоторые склонялись к радикально-антимужским позициям, возлагая на мужчин как таковых вину за угнетение, войны, социальную несправедливость, агрессию и т.д.

Формы действий «нового женского движения» основывались преимущественно на акциях гражданского неповиновения и демонстративном внесении выдвигаемых им проблем в тематику деятельности общественных учреждений и организаций (под лозунгом «личное является политическим»).

Участники «альтернативного» и «коммунитарного» движения стремились на практике осуществить разрыв с существующим строем и государством. Они критиковали традиционное кооперативное движение, считая его интегрированным в существующую систему. Наиболее далеко идущей разновидностью «альтернативизма», в которой соединялись общественные формы жизни и труда, стали коммуны (общины). В этих поселениях, основанных на совместно организуемом быте и общей собственности, люди вели общее хозяйство, коллективно (на основе отсутствия бюрократии и иерархии между членами) принимали основные решения и обобществляли свое имущество. Рыночные и денежные отношения внутри коммун отсутствовали. Процесс широкого создания подобных структур развернулся с 1960-х гг. Коммуны имели разную степень устойчивости (некоторые быстро распадались) и сильно отличались друг от друга по своему характеру. Так, сложились эгалитарные, политические, кооперативные, контркультурные, духовные и религиозные общины (последние нередко формировались вокруг какого-либо духовного лидера и зачастую утрачивали неиерархический характер). В большинстве коммун насчитывалось по несколько десятков членов, хотя имелись и более крупные. Многие из них пытались вести преимущественно натуральное и экологическое хозяйство, другие развивали у себя определенные виды производства и услуг, которые они могли продавать вовне, так что прибыль шла в общее имущество коммуны. Согласно данным Братства сознательно создаваемых общин, в настоящее время в мире насчитывается ок.180 поселений, которые можно считать «полными» коммунами (то есть, с полным обобществлением доходов). Фактическое их число, несомненно, выше.

Помимо коммун, в которых участники обобществляли как сферу повседневной жизни, так и сферу труда, появилось намного большее число проектов, основанных на обобществлении лишь какой-то одной области человеческого существования. Так, в 1970-х – 1980-х гг. получили широкое распространение т.н. «жилищные сообщества», преимущественно, с молодежным составом членов. Иногда это было ответом на острую нехватку жилья и жилищные спекуляции, не дававшие молодым людям возможность обеспечить себя жильем. Так возникло движение «сквоттеров» – занимающих пустующие дома. Оно было особенно развито в таких странах, как Западная Германия, Нидерланды, Италия, Франция и т.д., но захваченные дома («сквотты») можно было встретить во многих городах по всему миру. В отдельных городах их число достигало нескольких десятков или даже сотен (Западный Берлин). В занятых домах «сквоттеры» создавали общины или «жилищные сообщества», пытаясь совместно организовать быт, коммунальное и домашнее хозяйство. При этом, в большинстве случаев участники сохраняли собственные источники доходов (зарплаты, пособия и т.д.), лишь создавая общий фонд для совместных нужд «свотта». Созывались местные, региональные и даже общенациональные конгрессы «сквоттеров».

Движение за захват пустующих домов бросало прямой вызов установившимся отношениям собственности, и неудивительно, что власти всех государств приложили максимум усилий для того, чтобы подавить его. Накал активности «сквоттеров» в большинстве стран мира был сбит в 1980-х гг.

Более «спокойный» характер имели «жилищные сообщества», создаваемые молодежью с целью совместной аренды жилья (такая аренда и кооперация в быту оказывалась выгоднее в материальном отношении).

Новой формой производственной кооперации стали «альтернативные проекты» – небольшие по размеру, децентрализованные и самоуправляющиеся кооперативы, группы взаимопомощи и самопомощи, товарищества, предприятия, проектные организации и службы. В начале 1980-х гг. их общая численность, например, в Западной Германии, составляла 10 – 12 тыс. Стали складываться «сети», координирующие деятельность проектов, «сетевые предприятия самопомощи» и т.д.; входившие в них проекты пытались развивать «общественные формы хозяйства», основанные на гибком сочетании принципов плана и низовой инициативы. В ФРГ, по статистике, ок.10% проектов работали в сфере сельского хозяйства, мелкого производства и ремесла, 39% – в области социальных услуг, остальные занимались торговлей, транспортными услугами, ремонтом, распространением информации и т.п. Многие из них страдали от невысокой производительности труда, хронической нехватки денежных средств, зависели от дотаций властей и благотворителей. Эти факторы делали положение «альтернативных проектов» неустойчивым и способствовали развалу большинства из них в 1990-х гг., когда социальный климат и экономическая конъюнктура изменились.

В целом, участники «новых социальных движений» считали необходимым, чтобы общество оказало на власть прямое давление, заставив ее действовать так, как хотят и требуют члены социума. «…Мы придем снова, мы совершаем долгий марш…, нас будет становиться все больше и больше, и мы будем вести борьбу против атомного государства…, потому что мы боремся за жизнь и выживание, – объяснял один из активистов настроения, царившие среди демонстрантов, протестовавших против сооружения АЭС в северогерманском местечке Брокдорф. – Наша борьба, навязанная нам государством и атомной индустрией, которые почти идентичны…, наша борьба легитимна, она основана на праве на сопротивление, которая становится долгом там, где у власти стоит несправедливость…».

Основной формой организации «новых социальных движений» в 1970-х – 1980-х гг. стали т.н. «гражданские инициативы» на местах и их объединения. Эти группы и союзы работали в самых различных сферах – экологической, социальной, культурной, экономической и т.д. Нередко они воспринимали себя как альтернативу модели представительной демократии и требовали большего участия граждан в решении общественных вопросов – политики «от первого лица». «В настоящее время в гражданских инициативах и экологических объединениях организовано ок.5 млн. человек, количество членов партий истеблишмента не достигает и половины этого количества…, – отмечал в 1984 г. член Правления Федерального союза гражданских инициатив в защиту окружающей среды в ФРГ Петер Шотт. – Эта цифра отражает осознание того факта, что парламента, как инструмента политической игры, закрепленного в Основном законе, уже недостаточно, чтобы решать общественные противоречия на политическом уровне». Представители властей, продолжал он, совершенно верно понимают «причины постоянного роста внепарламентских движений», когда «ведут речь об утрате или изменении функций классических инстанций представительства граждан», то есть парламента и партий, в результате чего возник «кризис доверия между государством и частью граждан»».

Леворадикальное крыло «новых социальных движений» (известное также под названием «автономного движения») открыто выступило за разрыв с парламентской демократией и замену ее системой автономных «свободных пространств», самоуправляющихся групп, коллективов и Советов.

Процесс развития «новых социальных движений» прошел несколько последовательных этапов: ощущение кризиса в обществе; осознание последствий кризисных явлений гражданами, непосредственно затронутыми их проявлениями (на этом этапе обычно следовало обращение к властям с призывом разрешить проблему и их отказ удовлетворить чаяния граждан); распространение информации о последствиях кризиса; переход к протесту; интенсификация движения; выработка собственной идеологии (или ее элементов); расширение и распространение движения; создание более прочной организации (в том числе на региональном и страновом уровне); наконец, «институционализация» движения (принятие его требований или поражение). Характерно, что в недрах «новых социальных движений» (как и в рабочем движении XIX – начала XX вв.) происходило формирование собственной системы ценностей и собственной культуры. В их основе лежали идеи общественного самоуправления и гражданского участия в принятии всех значимых решений в социуме. «Всем, кого относят или кто сам причисляет себя к альтеративистам, – замечал западногерманский социолог М.Винтер, – свойственна одна ценностная ориентация: стремление к целостности и отрицание системы и ее институтов, разделяющих людей по различным социальным ролям и делающих их несовершенными и отчужденными». Отвергая такие принципы современного индустриального общества, как материальный рост, производительность, потребительство, стремление к прибыли, участники движений в той или иной степени выдвигали собственные: самоопределение и самоуправление (жизнь, свободная от диктата других), децентрализация и стремление «сделать жизнь проще», сократить разрыв между трудом и свободным временем, добиться свободного развития индивидуальности, личности каждого человека.

Но «смена ценностей», которую возвещали социологи, оказалась непрочной. Это стало проявляться уже в 1980-х гг., когда на волне социальных движений сформировались новые партии («зеленые» и др.), вернувшие выражение гражданского недовольства в сферу государственных институтов. А с конца 1980-х гг. антибюрократический пафос «новых социальных движений» и рост интереса к индивидуальному послужили фоном и оправданием для наступления «неолиберализма» (неоконсервативной идеологии в соединении с либеральными постулатами «свободного рынка»).

Существующая система интегрировала тенденции «новой субъективности», выросшие из бунта 1960-х – 1970-х гг. Трудящиеся добивались права более гибко распоряжаться рабочим временем и большего влияния на процесс производства – предприниматели воспользовались этим, чтобы настоять на отмене законодательных ограничений на продолжительность рабочего времени, увольнения и т.д. и создать новые производственные формы («гибкое производство», «тойотизм» и др.). Граждане выражали недовольство бюрократией «социального государства» – ей на смену пришло дерегулирование и расширение принципов «свободного рынка».

Сложной оказалась и судьба общественных движений конца 1980-х – начала 1990-х гг. в странах, которые находились под управлением компартий. Большинство их участников выступало за преодоление однопартийного господства, за обретение гражданских прав и свобод и установление норм представительной демократии. Лишь некоторые из движений (Объединение рабочих советов в Венгрии, «Левая альтернатива» в Венгрии и Чехословакии, левые профсоюзные круги в Польше, левое крыло «Нового форума», «Объединенные левые» и Инициатива за независимые профсоюзы в ГДР, часть экологических и левых групп, а также движения за самоуправление в городских кварталах и микрорайонах в СССР) призывали к достижению «социализма самоуправления». Однако в итоге падения режимов компартий произошло не только утверждение моделей представительной демократии (в большей или меньшей степени – на «западный» лад), но и введение системы рыночной экономики на основе частной собственности.

Социальные движения в эпоху «неолиберализма» и «глобализации»

В 1980-х – 1990-х гг. практически во всех странах мира произошел поворот к политике, получившей название «неолиберализма». В ее рамках развернулись широкомасштабная приватизация государственного сектора и сокращение прямого административного вмешательства в экономику, трудовые отношения и т.д. За передачей в частные руки государственных промышленных предприятий и банков последовал широкий допуск частного капитала в социальную сферу – общественные услуги, социальное страхование, медицину, образование и т.д. Одновременно сокращались государственные расходы на социальные нужды, что создавало ощущение «демонтажа социального государства».

Официально европейские элиты продолжали провозглашать «социальное государство» одной из «европейских ценностей», но при этом подчеркивали необходимость его «реформирования» с тем, чтобы сделать экономику «старого континента» более конкурентоспособной в «глобализированном мире». Речь шла, в частности, о дальнейшем сокращении «социального государства» (гарантированных пособий, пенсий, выплат, субсидированных социальных услуг и др., продлении возраста выхода на пенсию) под флагом снижения государственных и общественных расходов, «солидарности между поколениями», развития конкуренции в области социальных и медицинских услуг, поощрения тяги к труду и предпринимательских усилий и борьбы с «уклонением от работы». Образование, пенсионная система, социальное страхование стали все больше переводиться на коммерческую основу. Практически во всех странах были осуществлены примерно идентичные меры. По существу, произошло новое изменение соотношения между государством, рынком и гражданскими обществом: государство покидало ранее контролировавшиеся им социальные сферы и уступало место рынку, что способствовало элитаризации и демонтажу этих сфер. Резко возросло общественное неравенство в доступе к социальным услугам, а значительная часть населения, не обладающая достаточной платежеспособностью, попросту исключалась из них. Ослабленное гражданское общество, в свою очередь, было уже не в состоянии заполнить те сферы, откуда уходило государство. Разрушительные и опасные масштабы приобрело размывание идеи и ценностей солидарности между людьми.

Сужение сферы социального государства способствовало распаду остатков прежних «новых социальных движений», прежде всего, «альтернативного», поскольку для его участников резко сократилась возможность получать субсидии или жить на сокращающиеся социальные пособия. Тем не менее, преобладающая часть жизни большинства людей все еще проходит в сфере гражданского общества. Так, по данным британских социологов, в Великобритании 60% всех «работ» выполняется безвозмездно и добровольно родителями, родственниками, соседями и т.д., образуя своего рода «экономику даров». В ФРГ, согласно отчету Федерального министерства по делам семьи, престарелых граждан и женщин за 2003 г., «каждую неделю население тратит на неоплачиваемый труд больше времени, чем на оплачиваемый наемный труд». Стоимость неоплаченного труда, по расчетам немецких женских активисток, превысила общий объем брутто-зарплат и окладов в мелком производстве и сфере услуг на 60%. Большая часть упомянутых действий совершается в рамках традиционных общественных структур (семейных, соседских и т.д.), а также в виде случайных контактов между людьми. К такого рода некоммерческой добровольной деятельности членов общества, согласно отчету Берлинского научного центра социальных исследований, относятся так называемые «неформальные сферы», в которых «доминируют немонетарные процессы обменов», «делается упор на автономность и мотивацию человеческого труда и превалирует критерий экономики самообеспечения». Среди них – уход и опека в отношении детей и взрослых, репродукционный труд, оказание безвозмездной помощи, повседневный труд по уходу за престарелыми, детьми, покупки, организация домашнего хозяйства, домашний труд; хозяйство на основе самообеспечения, включая собственные ремесленные услуги, самообслуживание и работу в саду; самопомощь (помощь по соседству, кооперативная самопомощь, сети помощи, в том числе за деньги и без них, кружки и сети обмена); добровольная общественная деятельность (т.н. «волонтерство») и т.д.

Действия по самопомощи и взаимопомощи чаще всего не преследуют цель оказать прямое воздействие на принятие политических решений, но они оказывают влияние на социум в целом, поддерживая основу самоорганизованной социальности – способность людей взаимодействовать друг с другом и тем самым участвовать в организации собственной жизнью и (в широком смысле) управлении ею.

Социальные проблемы, порождаемые «неолиберализмом», в конце ХХ – начале XXI вв. неоднократно вызывали в различных странах выступления протеста, нередко выливавшиеся в мощные социальные движения (бунты в Брикстоне и других городах Великобритании в 1980-х гг. и в Лос-Анджелесе в 1992 г., всеобщие стачки в государственном секторе во Франции в 1995 г., революция в Албании в 1997 г., восстание в алжирском регионе Кабилия в 2001 г., движение «пикетчиков» и народное восстание в Аргентине в 2001 г., массовое движение захвата помещичьих земель в Бразилии, забастовки и выступления против «неолиберальных» реформ во Франции и в Боливии в начале 2000-х гг. и т.д.). В ходе этих выступлений во многих случаях возникали органы народного самоуправления (общие собрания бастующих, народные комитеты, советы, ассамблеи и др.).

В последнее десятилетие ХХ в. сформировалось новое, т.н. антиглобалистское движение (или «альтерглобалистское», то есть, движение за альтернативную глобализацию). По существу, это было общее название общественных организаций, движений и инициативных групп, которые повели борьбу с социальными, экономическими, политическими и экологическими последствиями глобализации в ее нынешней форме. Хотя участники антиглобалистских выступлений часто действовали совместно, само это движение являлось разнородным. Его активисты исходят из различных, иногда прямо противоположных подходов в понимании глобализации, придерживаются самых разных представлений об альтернативах этому процессу и используют неодинаковые методы и тактику действий. Часть этих групп была создана специально с целью борьбы против последствий и эффектов глобализации. Другие в той или иной форме были связаны с иными общественными или политическими движениями – пацифистским, экологическим, солидарности со странами или народами «третьего мира», леворадикальными, анархистскими, коммунистическими и т.д. В выступлениях принимали участие также профсоюзы, гражданские ассоциации и др. Разнородность групп и течений, принимающих участие в антиглобалистском движении не позволила им создать четкие и оформленные организационные структуры. Основной формой организации «антиглобалистов» стали общественные, неправительственные или политические группы и ассоциации. Большинство из них имеет местный или страновой характер, но были образованы и международные инициативы (Глобальное действие народов, Ассоциация за налогообложение финансовых трансакций с помощью граждан – АТТАК, движение «Крестьянский путь» и др.). Выступления антиглобалистов организовывали совместные комитеты, образованные из представителей групп; решения принимались, по возможности, на основе общего согласия. Какой-либо официальный руководящий центр и формальная иерархия при этом отсутствовали. На континентальном и мировом уровне стали собираться конференции антиглобалистов – «социальные форумы». Главной формой антиглобалистского движения явились массовые акции и кампании протеста и гражданского неповиновения. Они сопровождались шествиями и митингами, в которых нередко принимали участие тысячи и даже сотни тысяч людей. Такие массовые публичные акции были призваны привлечь внимание мировой общественности к действиям институтов и структур глобального капитализма, а также – и к самому движению. Первая крупная акция антиглобалистов 30 ноября 1999 в Сиэтле (США) была направлена против встречи Всемирной торговой организации. С тех пор они регулярно проводились во время встреч Международного валютного фонда и Всемирного банка, экономических форумов и конференций, совещаний глав государств и правительств ведущих промышленно развитых стран и т.д.

Внутри антиглобалистского движения проявились значительные разногласия по вопросу о тактике протестов. Часть групп настаивала на строго ненасильственных действиях, в лучшем случае допуская акции блокады и гражданского неповиновения. Более радикально настроенные протестующие стали прибегать к актам саботажа, стремясь не только поразить символы глобализации, но и нанести максимальный материальный ущерб истеблишменту. Наиболее ожесточенный характер носили протесты в Генуе в июле 2001, которые сопровождались разгромами витрин и офисов» и беспрецедентными полицейскими расправами над мирными демонстрантами. В результате действий полиции погиб один манифестант, сотни были ранены, арестованы и избиты.

После террористического акта в США 11 сентября 2001 и начала американских военных операций в Афганистане и Ираке важнейшим направлением деятельности антиглобалистов стали антивоенные протесты.

На взгляды участников антиглобалистского движения оказали влияние различные демократические, левые, радикальные и «альтернативистские» идеи ХХ в., начиная с концепций прав человека, гражданского участия и самоуправления, и кончая анархизмом, социализмом и антиимпериализмом, а также воззрениями «новых социальных движений». Идейные, политические, социальные, экономические и культурные взгляды участников антиглобалистского движения были весьма различны и нередко противоречили друг другу. В то время, как одни отвергали неолиберальный вариант капитализма и «крайности» свободы торговли, другие стремились найти какую-либо альтернативу существующему социальному строю. В рядах движения получили распространение критика транснациональных корпораций (ТНК), финансовых кругов и основных институтов «нового мирового порядка», призывы к обложению налогом финансовых операций и трансакций и т.д. Многие антиглобалисты ратуют за укрепление суверенитета и власти национальных государств в противовес «транснациональному контролю» и усилению ТНК, за возвращение к политике «социального государства». Другие предлагают создать органы социально-экономического регулирования во всемирном масштабе. Левое крыло антиглобалистов отказывалось видеть в государстве нейтральный механизм, действующий в интересах всего общества, считая его инструментом господства и угнетения, а также осуждало национализм. Оно призывало к демонтажу государственных структур самоорганизованным обществом, а не к укреплению национальных государств. В противовес существующему общественному порядку антиглобалисты предлагали различные альтернативы.

Весьма популярным оказался лозунг «укрепления гражданского общества», или «новой гражданственности». Его сторонники пропагандировали активное участие граждан в процессе принятия политических решений, что позволило бы, по их мысли, установить гражданский контроль над глобализацией. Главным субъектом такого «глобального гражданского общества» они считали общественные (неправительственные) организации, составляющие основу антиглобалистского движения.

Левое крыло сторонников «новой гражданственности» выдвинуло идею «партиципативной демократии» (демократии участия). Предлагаемая ими модель была призвана соединить существующую систему представительной демократии с широким привлечением граждан к принятию политических решений. Предполагалось создать общественные советы с консультативными и совещательными функциями, привлекать их к разработке и согласованию бюджета и т.д.

Наиболее левая часть антиглобалистов отвергала ориентацию на политическую власть и реформы в рамках существующего строя и настаивала на параллельном, «альтернативном» развитии общества. Она призвала «изменять мир, не беря власть», но делая упор на развитии самоорганизации и взаимопомощи на местном и квартальном уровне, захвате земли, фабрик и заводов трудящимися, налаживании самообеспечения и иные проявления такой общественной «контр-власти».

О социальных движениях начала XXI века см.: https://aitrus.info/node/4393