Для всемирных бунтов 1968 года была характерна удивительная одновременность (1). На протяжении всего лишь нескольких месяцев во многих странах Земли социальные и политические конфликты достигли апогея в конфронтации с государственной властью. При этом на синхронность протестов, вне всякого сомнения, наложила отпечаток и политическая близость их участников. В ходе телевизионной дискуссии на "Би-Би-Си" в Лондоне 13 июня 1968 г., в которой приняли участие представители молодежных протестов из различных стран, ясно проявилась конвергенция идей, идеалов и идеологий. Как Ян Каван из Чехословакии, так и Даниэль Кон-Бендит из Франции указывали на базисно-демократический характер протестов. Как Тарик Али, уроженец Пакистана, так и Карл-Дитер Вольф из ФРГ открыто высказывали принципиальную критику капитализма. Раунд дискуссии порождал картину глобального бунта молодого поколения (2).

Но, несмотря на проявившееся транснациональное сходство, события 1968 г. в различных странах всегда разворачивались под влиянием и местных характерных особенностей. Соответственно, различались формы, в которых они протекали, и их программа. Если проводить сравнения с другими странами, то в Югославии в 1968 г. проявились две особенности. Во-первых, речь шла о протесте между Востоком и Западом, "гибриде" поверх железного занавеса холодной войны. Студенческое движение в Югославии уникальным образом соединила элементы протеста в "социалистических" и капиталистических странах. Во-вторых, протест в Социалистической Федеративной Республике Югославии (СФРЮ) не был нацелен прямо против общественной системы. Совсем наоборот: речь шла о феномене, который можно описать как "аффирмативный бунт". При этом студенты стояли на идеологических позициях существующей системы и сопоставляли ее по контрасту с разочаровывающей реальностью (3).

"Третий путь" "социалистической" Югославии

Обе особенности студенческих протестов в Югославии могут быть поняты только на фоне уникального положения страны в мировом переплетении сил после Второй мировой войны. Возглавляемая харизматическим партийно-государственным лидером Иосипом Броз Тито, СФРЮ стояла между враждующими блоками холодной войны. С одной стороны, страна была открыта в обе стороны железного занавеса. С другой, она отстранялась от них. Как и в других "социалистических" странах Восточной Европы, здесь существовало господство единой партии – Союза коммунистов Югославии (СКЮ). Но югославские коммунисты уже в 1948 г. совершили разрыв с Советским Союзом, и это имело весомые последствия. Под лозунгом "рабочего самоуправления" пропагандировался отход от "этатизма" советского "социализма". Средствами производства должны были распоряжаться не "партийная бюрократия", а "непосредственные производители". Государство должно было "отмереть" и уступить место "социалистической демократии". Во внешней политике Югославия также пропагандировала "третий путь". Отмежевываясь от обеих сверхдержав, страна искала союза с важными постколониальными странами в Азии, Африке и Латинской Америке. В 1961 г. в Белграде было образовано "Движение неприсоединения" (4).

"Югославский эксперимент" привлекал к себе большое внимание в мире. Он приобрел особенно выраженные черты в 1960-х гг. После того, как в 1950-х гг. все еще проводился централизованно управляемый курс на экстенсивную индустриализацию, в 1965 г., с кардинальной хозяйственной реформой, было провозглашено "социалистическое рыночное хозяйство". Под лозунгом "децентрализации" полномочия были переданы республикам и общинам. Предприятия, находившиеся в "рабочем самоуправлении" должны были конкурировать между собой с тем чтобы повысить эффективность производства и сделать его более интенсивным. С этой целью был взят курс на усиленную интеграцию в мировой рынок. Но расширялся не только обмен материальными товарами. Началась эмиграция югославских гастарбайтеров в Западную Европу, и тем самым пошел процесс прямого обмена человеческим опытом. Несмотря на непоколебленное политическое господство "коммунистов", к гражданам Югославии приблизился капиталистический Запад. Импортированные товары массового потребления стали частью повседневной жизни. Югославские туристы ездили даже в шопинг-туры в Северную Италию (5).

Но югославских граждан связывали с Западом не только пестрый мир товаров и массовая миграция. В результате отхода от Советского Союза страна между Дунаем и Адриатикой с 1950-х гг. была открыта на всех уровнях и для международных культурных тенденций. Эти процессы были заметны, например, в музыке. Уже в 1953 г. югославским музыкантам джаза было разрешено создать свое объединение. В других "социалистических" странах в то время это было совершенно немыслимо. В начале 1960-х гг. распространились импортированные пластинки. С либерализацией таможенного режима, с середины 1960-х гг. стали доступны электрогитары. Рок-н-ролл быстро стал массовым явлением. В 1960-х гг. одновременно появилось множество югославских рок-групп. Они начали записывать пластинки с текстами на сербохорватском языке. Рок-концерты и фестивали стали нормой. Когда 25 июня 1967 г. состоялась премьера песни "Битлз" "All You Need Is Love", за ней следили многие югославы. Песня передавалась через спутник в ходе первой всемирной телевизионной прямой трансляции, и ее смотрели более 400 миллионов зрителей в 31 стране. Единственным подключившимся восточноевропейским телеканалом было государственное телевидение СФРЮ (6).

Югославская модель "коммунизма" с потребительством обладала существенной привлекательностью внутри страны и вовне. Уровень жизни рос, имелись сравнительно широкие политические свободы. Однако для югославской модели были характерны многочисленные противоречия и проблемы. Так, в программе партии, конституции и повседневной пропаганде выдвигалось притязание на радикальную демократию. "Система социалистической демократии распространяет в колоссальных масштабах подлинно демократические возможности трудящихся во всех сферах общественной жизни и должна расширять их еще больше", – утверждалось в программе партии (7). Но в реальности, в конечном счете, царили авторитаризм и партийный контроль. Наряду с политическими противоречиями проявлялись и социальные разломы. СКЮ обещал социальную справедливость. Но, как неоднократно вынуждена была признать сама партийная верхушка, широко распространены были привилегии и коррупция. Социальное неравенство возросло. Разница в зарплатах была ощутимой. К тому же, существовал глубокий разрыв между сравнительно обеспеченным Севером и бедным Югом. Этот разрыв не сокращался, но, наоборот, даже увеличивался (8).

Противоречия находили выражение в открытых конфликтах. В партии с начала 1960-х гг., в связи с политикой экономических реформ, шла острая борьба между "консервативным" и "централистским" лагерем, с одной стороны, и "либеральным" и "федералистским" течением, с другой. По крайней мере, временную победу одержало реформистское течение, с его программой модернизации. В июле 1966 г. Тито сместил символическую фигуру "твердой линии" в СКЮ Александра Ранковича, министра внутренних дел, и провозгласил ускорение либерализации, демократизации и федерализации (9).

Студенческие протесты июня 1968 г.

Острые конфликты в институтах власти в середине 1960-х гг. изменили весь общественный климат. Произошло явное "открытие" политической жизни. Ощущение большей свободы подкреплялось рядом изменений в законодательстве. Так, в начале 1967 г. были внесены поправки в Уголовный кодекс. Были ограничены полномочия органов государственной безопасности и расширены права адвокатов и обвиняемых (10). В СМИ открыто критиковали злоупотребления. Массовые организации и профсоюзы отходили от роли "приводных ремней партии" и начинали вести, пусть и ограниченную, но самостоятельную жизнь. Вне рядов партии возникали критические интеллектуальные и культурные круги. В областях театра, кино и философии утвердилась радикальная общественная критика, выразителями которой были, в первую очередь, молодые люди и интеллигенция. Табу были прорваны, стали говорить даже о волне репрессий против промосковских "коммунистах" после 1948 г. Поднимались вопросы о социальных проблемах, таких как рост безработицы или нищета в цыганских трущобах. Обличались лесть и лицемерие политической элиты (11).

В этом контексте вспыхнул югославский 1968 год. Вечером 2 июня после концерта в районе новостроек Новый Белград произошли столкновения между студентами и милицией, и на следующий день тысячи студентов захватили Белградский университет. Протест был первоначально направлен против жестокости государственных органов, применивших против молодежи огнестрельное оружие. Но вскоре в движении возобладали политические требования широкой демократизации и социальной справедливости (12). Студенты провозгласили "Красный университет Карла Маркса". Движение протеста искало свою идентичность в построении боевого и подлинного коммунизма, объявлявшегося "настоящим", "честным", "молодым" и "бескомпромиссным". Это выражалось уже в символике движения. Наряду с популярным по всему миру изображением убитого в 1967 г. в Боливии партизана Че Гевары, белградские студенты использовали символы из традиции европейских и югославских левых. Отсылая к якобинцам Французской революции, длившиеся всю ночь дискуссии в захваченном здании философского факультета именовались "Конвентом". Бурными аплодисментами встречали послания солидарности от ветеранов антифашистской партизанской борьбы. У входа в захваченный университет, помимо портретов Маркса и Ленина, выделялся портрет президента Тито. Но на нем можно было видеть не успешного политика 1960-х гг., а резкие и угловатые черты боевого партизанского командира времен войны (13).

4 июня протесты распространились на другие крупные университетские города Югославии – Загреб, Любляну и Сараево. Там студенты выразили солидарность с бастующими в Белграде и выдвинули собственные требования. Речь шла не только о студенческом протесте. В движении приняли участие и многие преподаватели. Университетская организация СКЮ в Белграде поддержала забастовку. Известные писатели и деятели культуры присылали приветствия и приходили к бастующим. Выступления солидарности происходили и на некоторых предприятиях. О настроениях на стихийных митингах перед захваченным университетом в первый день забастовки режиссер и писатель Живоин Павлович писал: "Граждане ощущают наэлектризованность. Они, по меньшей мере, готовы слушать. Вскоре лидеры студентов, один за другим, начинают свои возбужденные, хриплые речи. Их мысли, их гнев и отвага, из обвинения – выраженные то неуклюже, то иронично или цинично, то по-профессорски расплывчатое, то с запинками, то просто и до банальности упрощенно – накаляют температуру слушателей. Они заражаются. Масса, состоявшая вначале из любопытствующих, но нейтральных наблюдателей, начинает живо возмущаться. Слышатся крики: "Правильно!"" (14).

Протест стал выражением момента обострившегося кризиса. Впервые после Второй мировой войны вспыхнул открытый массовый протест. Как показывают протоколы заседаний внутреннего круга партийного руководства, верхушка СКЮ пребывала в состоянии шока. В исполкоме ЦК СКЮ 4 июня высокопоставленный функционер Стеван Дороньски во вводном докладе о ситуации заявил: "Сегодня Белград живет в состоянии чрезвычайно наэлектризованного психоза. Возбуждение весьма велико (...) Еще в ходе вчерашнего дня события, требования и лозунги переросли первоначальные требования в экономические и материальные вопросы студентов. Вчера вполне открыто и ясно было заявлено, что в действительности речь идет о формировании и легализации оппозиционного политического движения". Функционеры видели угрозу прежде всего в возможном распространении протестов на рабочих. "Не исключено, что в некоторых (трудовых) коллективах, получающих низкие доходы, возникнет определенная форма выражения недовольства. Это стало бы трагедией. По нашей оценке, достаточно искры, чтобы некоторые (социальные) среды вспыхнули огнем. Поэтому мы оцениваем ситуацию как в высшей степени серьезную", – заявил Дороньски. На этот случай допускалось применение военной силы: "Если рабочие выйдут на улицы, мы полагаем, что следует ввести войска, Положение дошло до этой точки. Армейские части находятся в состоянии готовности" (15).

Однако эскалацию удалось предотвратить. Студенты воздержались от новых уличных демонстраций и забаррикадировались на факультетах. Партийному аппарату удалось удержать предприятия под контролем (16). Одновременно партийное руководство пошло на демонстративное смягчение. сочетавшее интеграционные авансы с выборочными репрессиями. 9 июня 1968 г., после продолжавшейся уже неделю забастовки, Тито выступил с теле-радио-обращением к общественности. Подчеркнуто открыто глава государства признал, что студенты во многом правы. Он пообещал улучшение материального положения университетов и рабочего класса. Он провозгласил борьбу против "неправомерного обогащения" функционеров, "гигантской разницы в зарплатах" и иных "несоциалистических явлений". Если он не сможет сдержать эти обещания, то уйдет в отставку, заявил Тито, которому в это время уже было 76 лет. Но одновременно он предостерег от "проникновения различных вредных элементов". Тем самым были обозначены вехи для чисток, которым были в последующие годы подвергнуты непокорные критические студенты, интеллигенты и университетские преподаватели (17). Уже 19 июля 1968 г. две партийные организации на философском факультете Белграда (кафедр философии и социологии) были коллективно исключены из СКЮ (18).

Одобрение самоопределения и коммунизма

Каковы же были понятийные ориентиры протестующих в "Красном университете Карла Маркса"? Каково было содержание движения? Студенты и их сторонники требовали выполнения обещаний СКЮ. Наиболее ярко это было сформулировано в резолюции бастующих от 4 июня: "У нас нет своей собственной программы. Наша программа – это программа прогрессивных сил нашего общества: программа СКЮ и наша Конституция". Взрывная мощь этой, на первый взгляд вроде бы конформистской декларации о лояльности выражалась в следующей фразе: "Мы хотим их немедленного осуществления на практике" (19). Насколько далеко, в представлении протестующих, партийная верхушка отошла от идеалов революции, демонстрировал самый популярный из лозунгов белградского Июня. Он гласил: "Долой красную буржуазию!". Тем самым, партийная бюрократия отождествлялась с "буржуазным господствующим классом", который клеймился официальной государственной идеологией. Таким образом, лозунг предполагал необходимость второй революции. Одновременно с этим он подчеркивал своей антибуржуазной нацеленностью левый характер движения протеста (20).

В сердцевине югославского движения протеста находились принципы "свободы, справедливости и самоопределения", которые характеризуются исследователями как общая идейная основа многих движений в контексте 1968 года (21). На первый план в требованиях демократических свобод, социальной справедливости и в моральных призывах к "честности" выходили ориентация на солидарную индивидуализацию и разотчуждение индивида. Фон составляли когнитивные процессы, которые социолог Михаэль Киммель констатировал и применительно к студенческим движениям в Западной Европе и США. Согласно ему, студенческий протест отражал на социально-психологическом уровне противоречие между "культурными запросами людей" и "требованиями экономики и технобюрократическими формами организации" в современных обществах (22). Речь шла о движениях, которые ориентировались "на общественное самосознание модерна", но ставили под вопрос его "внутреннюю целостность". "Презирающая человека организационная рациональность модерна отвергается как раз во имя его гуманистического представления о человеке. Таким образом, движение претендует на то, чтобы выработать новые политические и социальные формы, которые больше соответствуют коренным просвещенческим принципам модерна", – говорит Киммель. Иными словами, "синтез с провозглашаемыми ценностями эгалитаризма, демократии и индивидуализма должен быть осуществлен через новые политические и культурные формы" (23).

Важнейшее идейное влияние на студентов оказывал ряд профессоров, объединившихся вокруг так называемой группы "Праксис" и издававших с 1964 г. одноименный журнал. Профессора из "Праксиса" вели дискуссии о "гуманистическом марксизме" как альтернативе советскому марксизму. В центре их стояло восприятие ранних работ Карла Маркса, которые, как его "Экономическо-философские рукописи", соединяли универсальное представление об освобождении со свободой индивида и формулировали проблематику отчуждения (24).

Темы, мировоззрение и понятийные ориентиры югославских левых вокруг журнала "Праксис" и находившихся под их влиянием студенческих и культурных кругов соответствовали политическим и интеллектуальным течениям, которые в Западной Европе, Латинской Америке и США называли "новыми левыми". Однако формирование критической мысли в университетах, художественных и культурных кругах в Югославии было самостоятельным процессом, основанным на внутриполитических раскладах и разворачивавшимся в ходе восприятия и дискуссии с международными дебатами. Сербский историк Андрей Митрович, бросая взгляд назад, на июнь 1968 г., заявлял в 1969 г.: "Хотя движения происходили по всей Европе и хотя эти движения воздействовали на нас вдохновляюще, мы переживали аутентично югославское движение" (25). Оригинальность югославского 1968 года состояла в пересечении особого югославского опыта с политическими и интеллектуальными импульсами с Запада и Востока. Специфические проблемы в обоих разделенных мирах Востока и Запада смогли быть поняты в своеобразной югославской реальности.

Свет на эти дебаты проливает обширная переводческая работа издательств и журнальных редакций. Уже в середине 1960-х годов югославской читательской публике стали доступны основные произведения философов критической теории и экзистенциалистской философии. Особенной популярностью пользовались "Бегство от свободы" Эриха Фромма, "Одномерный человек" Герберта Маркузе, произведения Жана-Поля Сартра и Эрнста Блоха. Но публиковались и "пессимистические" работы, такие как "Диалектика просвещения" Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера. Присутствие западной критической мысли дополнялось изданием антисталинистской литературы из Восточной Европы и Советского Союза. В начале 1970-х гг. появились даже – совершенно немыслимые для других "социалистических" государств – произведения Льва Троцкого, Исаака Дойчера и Виктора Сержа (26).

Контакт с критическими теориями и культурной продукцией заграницы не ограничивался при этом чтением и восприятием фильмов и театральных спектаклей. В рамках "летней школы", которую ежегодно организовывал "Праксис" на адриатическом острове Корчула с 1964 г. и до запрета в 1974 г., предоставлялась уникальная возможность прямой свободной интеллектуальной дискуссии со многими известными философами и марксистами того времени: Герберт Маркузе, Эрих Фромм, Лешек Колаковский, Эрнест Мандельм, Карел Косик, Агнеш Геллер бывали частыми гостями этого уважаемого международного мероприятия, в котором ежегодно принимало участие значительное число югославских студентов (27).

Спор о рабочем самоуправлении

Критика группы "Праксис" и студенческого движения в адрес югославской модели самоуправления носила конкретный характер. Она приветствовалась как отход от концепции "этатистского социализма". Но в то же время формулировалась и широкая критика. По мнению "Праксиса" и студенческого движения, имелось, по меньшей мере, три уровня недостатков этой модели: 1) Несмотря на рабочее самоуправление, сам процесс производства существенно не изменился. Оно оставалось "товарным производством", производством конвейерным и раздробленным на серийные операции; 2) Вместо демократизации внутри предприятий, возник "олигархический контроль" со стороны партийных функционеров и привилегированной технической интеллигенции, которые образовали новый "средний класс"; 3) Вертикальной и горизонтальной интеграции рабочего самоуправления на общеюгославском уровне так и не произошло. Вместо этого преобладают эгоизм предприятий и местничество (28).

Такой анализ вел студенческое движение и югославскую левую оппозицию к конфликту не только с бюрократическими структурами власти, но и с моделями децентрализации, которые отстаивало "либеральное" крыло СКЮ. Вместо глубинной демократизации структур самоуправления на общеюгославском уровне, либералы после начала экономических реформ в 1965 г. добивались, в первую очередь, увеличения полномочий республик. Серия конституционных поправок 1971 г. фактически превратила республики даже в определяющих акторов федерации. "Все, что не поручено исключительно федерации, должно находиться в компетенции республик", – так описывает Отмар Никола Хаберль суть реформ (29). По его мнению, конституционные поправки 1971 г. практически превратили Югославию в "конфедерацию" (30). Одновременно, в ходе политики децентрализации вновь разразились эмоционально отягощенные этнические и национальные конфликты (31).

Левая оппозиция вокруг группы "Праксис" весьма рано распознало тенденцию к подмене глубокой демократизации руководимой партийным аппаратом децентрализацией структур власти как мотор разложения общества. Божидар Якшич, представитель университетских левых в Сараево, сформулировал в 1971 г. в журнале "Праксис" пророческие слова, за которые был брошен в тюрьму: "Либо рабочий класс осуществит коммунистическую идею взятия социальной власти и занятия центральных позиций принятия решений в рамках всего общества, ликвидирует всякую власть над своим собственным трудом и превратит систему самоуправления в интегральную систему – либо югославское общество стабилизируется как общество среднего класса, которое разорвет само себя кризисами и коррупцией, так что его дальнейшее существование как организованного общества будет подобно чуду" (32). Уже в мае 1969 г. рабочая группа белградских студенческих активистов предостерегала, что партикуляристские интересы бюрократических структур власти могут вылиться в итоге в разлагающую мобилизацию национализма, которая может "угрожать дальнейшему существованию Югославии как сообщества народов". В противовес этой перспективе было провозглашено: "Студенты убеждены, что важнейшей основой для преодоления национализма служит преодоление различий в уровне хозяйственного развития и бюрократизма" (33).

Репрессии и последствия

Захват университета в июне 1968 г. не был изолированным событием. Предвестием служили уже небольшие протесты в различных югославских университетах с 1966 г. И в последующем выступления продолжались. Так, например, в июне 1970 г. группа белградских студентов выразила солидарность с бастующими горняками Боснии и провела голодную забастовку. В октябре 1970 г. около 6000 белградских студентов бастовали против репрессий против отдельных активистов внутреннего ядра движения протеста. В Любляне весной 1971 г. по той же самой причине произошла забастовка на философском факультете (34).

На протяжении 1972–1973 гг. ряд ведущих студенческих левых активистов был приговорен к тюремному заключению. Но еще в начале 1974 г. левые студенческие активисты пытались, опираясь на важные университетские города, создать независимую сеть. В принятой резолюции они вновь резко раскритиковали репрессии, которые обрушились на левую оппозицию и достигли последнего апогея в начале 1975 г. с запретом на преподавание для восьми белградских профессоров из "Праксиса". Они обвинили партийных вождей: "Угрожая самому существованию творческого марксизма, бюрократия и ее союзники делают еще один шаг к тому, чтобы уже в зародыше задушить любую коммунистическую альтернативу. Мы осуждаем любую политику, угрожающую социалистическому пути Югославии" (35). Но и сами инициаторы резолюции были арестованы (36).

В середине 1970-х гг. левая оппозиция оказалась в значительной мере рассеянной. Но уже с конца 1970-х гг. удалось восстановить сети контактов. Центральную роль при этом играл "Свободный университет" – регулярные встречи на частных квартирах в Белграде, на которых оппозиционеры из студенческого движения и бывшей группы "Праксис" обсуждали политические процессы и теоретические вопросы. Когда после смерти Тито в 1980 г. политический климат вновь стал более открытым, эти сети опять выступили на поверхность в уже новом контексте все более явного коллапса "социалистической" утопии и реальности в Восточной Европе (37).

В то время как значительная часть активистов из студенческого движения по-прежнему держалась за перспективу демократизации Югославии и стала мотором сопротивления против национализма и войны, часть белградской группы "Праксис" и критических интеллектуалов после 1986 г. обратилась к национал-популистскому проекту пост-"коммунистического" метеора сербской политической сцены – Слободану Милошевичу (38).

Так что же осталось от "Югославского 1968-го", и как его можно истолковать десятилетия спустя? Глядя с позиций сегодняшнего дня, разлом июня 1968 г. обозначает прежде всего начало растущей утраты легитимности СКЮ, которая через 20 лет спустя закончилась кризисом существования государства. Был ли "1968" генеральной репетицией "смены системы" в конце 1980-х гг. и реставрации господства капиталистических отношений? Идет ли речь о предвосхищении системного кризиса, который неминуемым образом должен был привести к гибели Югославского государства? Я не соглашусь с таким тезисом. Наоборот, студенческие протесты могут оцениваться как показатель того, что югославским "коммунистам" в конце 1960-х гг. удалось укоренить сформировавшуюся в ходе партизанской борьбы 1941–1945 гг. идею федеративной Югославии и "коммунизма", по меньшей мере, среди значительной части первого послевоенного поколения. Наряду со многими другими аспектами общественного развития Югославии, это замечание опровергает постоянно повторяемый тезис о неизбежности краха этого государства, делая его спорным, посмертно провозглашаемым утверждением (39).

Но "1968 год" в Югославии указывает и на внутренне присущие противоречия системы господства СКЮ и роль, которую югославские "коммунисты" сыграли в разрушении общественной системы, ими же самими созданной. Этот парадокс касается и части левой оппозиции. После того, как группа "Праксис" в 1960-х и начале 1970-х гг. соединила замечательно прозорливую критику отношений господства с антинационалистической освободительной перспективой его преодоления, отдельные ее члены в конце 1980-х гг. превратились в идеологических пионеров этнонационального распада югославского общества. Но превращение некогда критических интеллектуалов в апологетов правых проектов господства – это феномен глобального "1968-го", который, разумеется, отнюдь не ограничивается одной только Югославией.

Борис Канцляйтер

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Van der Linden M. Das Rätsel der Gleichzeitigkeit // Weltwende 1968? Ein Jahr aus globalgeschichtlicher Perspektive. Wien, 2008. S.23–37.

(2) BBC: Students in Revolt, 51 min., 13.06.1968. См.: Klimke M., Scharloth J. 1968 in Europa. An Introduction // 1968 in Europa. A History of Protest and Activism, 1956–1977. New York, 2008. P.1.

(3) См. подробнее: Kanzleiter B. Die affirmative Revolte. 1968 in der Sozialistischen Föderativen Republik Jugoslawien // Weltwende 1968? S.98–113.

(4) Об идеологических основах СКЮ и его представлении об истории см. программу партии, принятую в 1958 г. и действовавшую до роспуска партии в 1990 г.: Savez komunista Jugoslavije. Program Saveza komuniusta Jugoslavije. Beograd, 1958.

(5) Лучшее до сих пор исследование фазы реформ в Югославии в 1960-х гг. см.: Rusinov I. The Yugoslav Experiment 1948–1974. Berkeley, 1977.

(6) О развитии музыкальной сцены см.: Rossig R. Sunčana strana ulice – Die sonnige Seite der Strasse. Rockmusik, Rockkultur und Rockszene in der SFR Jugoslawien. Berlin, 2005 (неопубликованная магистерская работа в Институте Восточной Европы Свободного университета Берлина). О передаче "Our World" 25.06.1967 см.: Our World: first ever live international TV production // http://www.ebu.ch/en/union/news/2007/tcm_6-52450.php

(7) Savez komunista Jugoslavije. Program... S.165.

(8) Средняя зарплата в Словении в 1947 г. составляла 175% от среднеюгославской, а в неразвитом Косово – всего 53%. К 1978 г. уровень жизни в обоих регионах значительно повысился, однако и без того большой относительный разрыв вырос еще больше. Теперь заработная плата в Словении составляла 195% от среднеюгославской, а в Косово – всего 29%. Ср.: Singleton F., Carter B. The Economy of Yugoslavia. London, 1982. P.221.

(9) О конфликте "либералов" и "консерваторов" см.: Ramet S.P. The three Yugoslavia. State-Building and Legitimation, 1918–2005. Washington, 2006. P.207 f.

(10) Antić Z. Greater judical protection of basic personal rights in Yugoslavia // Radio Free Europe Research Communist Area (20.02.1967).

(11) Подробнее о политической атмосфере конца 1960-х гг. см.: Kanzleiter B., Stojaković K. 1968 in Jugoslawien: Studentenproteste und kulturelle Avantgarde zwischen 1960 und 1975. Gespräche und Dokumente. Bonn, 2008.

(12) Перевод политической программы действий бастующих см.: Die 68er. Schlüsseltexte der globalen Revolte. Wien, 2008. S.105–107.

(13) Более подробное изложение хода событий в июне 1968 г. в Белграде см.: Kanzleiter B., Stojaković K. 1968 in Jugoslawien...

(14) Дневниковые записи 1968 г., которые удалось издать только в 1990 г.: Pavlović Ž. Ispljuvak pun krvi. Novi Sad, 1999. S.30.

(15) Stenografske beleške sa 41. sednize Izvršnog komitete CK SKJ od 4 juna 1968. godine (neautorizovane) // Arhiv Jugoslavije. Arhiv CK SKJ. IV/41. Prilog 2. Страх перед рабочими забастовками был отнюдь не безосновательным. Между 1958 и 1969 гг. в Югославии было официально зарегистрировано 1732 забастовки. В середине 1960-х гг. явление было настолько распространено, что его уже больше нельзя было отрицать. Забастовки были не запрещены, но и не разрешались законодательно. См.: Höpken W. Sozialismus und Pluralismus. Entwicklung und Demokratiepotenzial des Selbstverwaltungssystems. München, 1984. S.234f.

(16) Как показывают отчеты белградского городского комитета СКЮ, белградское партийное руководство с раннего утра 4 июня привело в действие аппарат, чтобы воспрепятствовать любым контактам между студентами и рабочими. См.: Prva dnevna informacija o aktivnosti komunista opštine Stari grad povodom demonstracije studenata, 4.06.1968 10.00 // Istorijski Arhiv Beograda. Fond GK SKS Beograd. God. 1968. Materijali o idejno-političkim i kulturno-prosvetskim pitanjima, agitaciji i štampi. Inv.br.520: GK SK Srbije – Informativnoj službe – Beograd.

(17) Tito govori // Red.Praksis. Jun – Lipanj 1968. Dokumenti. Zagreb, 1971. S.337–340.

(18) Raspustanje ogranka SK na odeljenju za filozofiju i sociologiju // Red.Praksis. Jun – Lipanj 1968. Dokumenti... S.416–422.

(19) Red.Praksis. Jun – Lipanj 1968. Dokumenti... S.83.

(20) Другие популярные лозунги гласили, к примеру: "Не верьте прессе!", "Мы требуем уменьшения безработицы!", "Долой коррупцию!", "Долой князей социализма!", "Скажи бюрократу, что он неспособен – тогда ты увидишь, на что он способен!", "Нам не нужны лживые обещания!", "Долой социализм акционеров!", "Свобода печати и демонстраций!". Перечень всех лозунгов см.: Popov N. Sukobi. Društevni sukobi – izazov sociologiji. Beograd, 1990. S.66. (21) 1968 – A World Transformed. Washington, 1998, P.3.

(22) Kimmel M. Die Studentenbewegung der 60er Jahren. BRD, Frankreich, USA: Ein Vergleich, 1998. S.128f.

(23) Ibid. S.130.

(24) О "раннем Марксе" см., например: Der junge Marx. Philosophische Schriften. Wien, 2007.

(25) Uzroci, značenje i domašaj savremenog studentskog pokreta // Gledišta. 1969. Br.6-7. S.920.

(26) Более подробную информацию о переводческой деятельности см.: Kanzleiter B. Die affirmative Revolte...

(27) Лучшее исследование о "Праксисе" см.: Sher G.S. Praxis – Marxist Criticism and Dissent in Socialist Yugoslavia. Bloomington, 1977

(28) Суммарное изложение этой критики см.: Sekelj L. Yugoslavia: The Process of Disintegration. New York, 1993.

(29) Haberl O.N. Parteiorganisation und nationale Frage in Jugoslawien. Berlin, 1976. S.123f.

(30) Ibid. S.131. (31) Подробное освещение сложной проблематики национальных конфликтов в Югославии выходит за рамки настоящей статьи. Подъем национального вопроса достиг апогея в т.н. "Хорватской весне" или "Массовом движении" в Хорватии в 1970–1971 гг. Хорватское партийное руководство потребовало в контексте дискуссий еще большей перестройки федерации в направлении дальнейшего усиления республик. Чтобы усилить свои позиции, оно прибегло к массовой мобилизации общественности. В ноябре – декабре 1971 г. в Загребе произошла студенческая забастовка. Главное требование состояло в том, чтобы заработанная Хорватией валюта вкладывалась в этой же республике. "Хорватская весна" закончилась волной репрессий. Взвешенное изложение этих событий см.: Ponoš T. Na rubu revolucije. Studenti`71. Zagreb, 2007.

(32) Jakšić B. Yugoslav Society between Revolution and Stabilization // Praxis (int. ed.). 1971. No.3-4. P.450.

(33) См. манифест "3.000 reći" // Red.Praksis. Jun – Lipanj 1968. Dokumenti... S.447.

(34) Наиболее полный до сих пор обзор протестного движения в Югославии см.: Popov N. Sukobi... В целом, стоит отметить, что уровень исследований все еще недостаточен.

(35) Nacrt rezolucije Saveza studenata Filosofskih fakulteta u Beogradu, Ljubljani i Zagrebu. 31.01.1974 // Popov N. Contra Fatum. Slučaj grupe profesora Filosofskih fakulteta 1968–1988. Beograd, 1989. S.134 ff.

(36) О волне репрессий см.: Poslednja instanca. Vol.2. Beograd, 2003.

(37) Многие студенческие активисты оставались активными и после распада Югославии и группировались в различных диссидентских кружках. См.: Popov N. Disidentska skrivalica // Republika. 2000. August.

(38) См. об этом: Dragović-Soso J. "Saviors of the Nation". Serbian Intellectual Opposition and the Revival of Nationalism. London, 2002.

(39) Еще вплоть до 1990 г. большинство населения во всех югославских республиках желало сохранения общего государства. Ср.: Sundhaussen H. Geschichte Serbiens. 19–21 Jahrhundert. Wien; Köln; Weimar, 2007.S.415.

(40) В этой связи, в первую очередь, следует упомянуть философа Михайло Марковича, который превратился в идеолога Социалистической партии Сербии Милошевича

Источник: Kanzleiter B. "Nieder mit der roten Bourgeoisie!" Die Studentenproteste von 1968 in Jugoslawien // Die letzte Chance? 1968 in Osteuropa. Analysen und Berichte über ein Schlüsseljahr. Hamburg, 2008. S.134–146.

 

Перевод: В.В. Дамье