Анархизм и перформанс связаны давними и прочными узами – исторически или, как сказал бы Фуко, по генеалогии. Трудно сказать, кто из них возник первым, но в ХХ веке можно насчитать немало эпизодов, когда оба сосуществовали в пространстве и времени, образуя один хронотоп. Этот хронотоп, в котором политические практики тесно увязаны с художественными, иногда называют "авангардом", иногда – "контркультурой". Примеры хорошо известны: дада и Флюксус, the Beat generation, отчасти – французские сюрреалисты и вдохновленный ими Ситуационистский Интернационал, американские Yippies и британский анархо-панк. Мы же вернемся в самое начало ХХ века, к тому, что, возможно, можно считать Ур-эпизодом или родиной того, что впоследствие получило название "перформанс-арт".

Итак, время: первые декады ХХ века, место: деревня Аскона на берегу Лаго Маджоре, в швейцарском кантоне Тичино. Все вместе это называется Monte Verità, Гора Истины. На этой волшебной горе жили бок о бок вольнодумцы, анархисты и прочие создатели жанра перформанса.

Но сначала о терминах. Пожалуй, ни одна политическая теория не вызывала столько непонимания, как анархизм. Его постоянно путают с нигилизмом и терроризмом. "Анархизмом" часто называют беспорядок, социальный хаос, а "анархистом" – хладнокровного убийцу, атакующего с бомбой или кинжалом символические столпы общества. Анархист – это тот, кто отрицает власть человека над человеком и борется с ней, заявил Себастьян Фор[1]. Но, во-первых, бороться вполне возможно и иными, ненасильственными мерами. К анархизму, например, можно отнести социальные теории Льва Толстого, Генри Торо и Петра Кропоткина – все они не допускали насилия. Во-вторых, с властью борются не только анархисты. И, наконец, у "настоящих" анархистов имеется вполне конструктивный взгляд на то, как устроено общество, в котором не существует иерархии власти и все люди равны. Слова Прудона "Анархия — мать порядка" часто цитируются в ироническом ключе, как комментарий к попытке ввести беспорядок, дезорганизацию под предлогом наилучшего устройства дел, якобы во имя наведения порядка. Тем не менее, Прудон писал вполне серьезно и позитивно: "Республика есть позитивная анархия <...> Это взаимная свобода <...>; свобода не дочь, а мать порядка!"[2].

Иными словами, анархия должна стать матерью будущего общественного порядка. И порядок этот будет основываться не на принудительном подчинении всех и каждого единой насильственной власти, а на добровольном соглашении между отдельными лицами и группами. Речь идет о взаимовыгодной кооперации всех членов общества, при которой конфликты, если они и возникают, решаются третейским судом. В отличие от демократии, основанной на принципе подчинения меньшинства большинству (которое выявляется путем голосования), анархия предоставляет любому меньшинству жить, как оно хочет. Единственное условие – взаимность, чтобы при этом не ущемлялась свобода других.

По такому принципу были устроены общины, коммуны и колонии анархистов и их единомышленников, которые стали возникать со второй половины XIX века. В отличие от коммун, которые могли существовать и в городе, колонии располагались на природе. Они могли быть трудовыми, земледельческими – как, например, объединения толстовцев, или артистическими. Художников разного толка не обязательно, но часто разделяли идеи анархизма о неавторитарном, неиерархическом сосуществовании. Одной из таких колоний, оставивших заметный след в культуре ХХ века, стала колония на берегу озера Маджоре.

Независимость Швейцарии, толерантность ее жителей, красоты пейзажа и прекрасный климат привлекали сюда множество самых разных людей. Находившийся неподалеку Лугано в конце жизни облюбовал Михаил Бакунин. В Тичино приезжали отдохнуть и подлечиться другие социалисты и анархисты – Карло Кафиеро, Эррико Малатеста, Петр Кропоткин. В 1900 году на вершине небольшого холма над Асконой возникла колония интеллектуалов, ищущих альтернативного образа жизни – вегетарианцы, нудисты, натуристы... Основали ее сын бельгийского промышленника Генри Эденкофен и пианистка из Черногории Ида Хофман.

Назвали колонию Монта Верита, Гора Истины. Сюда приехали жить люди разных взглядов – анархисты, теософы, штайнерианцы, толстовцы. Вокруг главного дома, Casa Centrale, где колонисты жили и проводили время вместе, появились и другие дома: Casa Anatta, Casa Andrea, Русский дом, где перебывало немало вольнодумцев из России. Кто только не взбирался на невысокую Гору Истины, от Германа Гессе и Дафны Дюморье (оба, кстати, вывели Монте Верита в своих романах) и до Александра Явленского и Оскара Шлеммера, опробовавших здесь новаторскую сценографию. Встречались и персонажи вроде голландского трансвестита Мевы – в этом имени, которое он придумал сам, "М" шло от "мужчины", а "Ева" – от первой женщины. Жили здесь и анархисты второго поколения, в том числе Эрих Мюзам и Рафаэль Фриденберг - врач, лечивший Августа Бебеля, Карла Каутского, Эдуарда Бернштейна и Петра Кропоткина (и отправлявший их для поправки здоровья на юг, в Тичино).

Того, кто прошел через Гору Истины, этот опыт кардинально изменил. Трудно представить себе более полного освобождения, духовного и физического, особенно на фоне тогдашней буржуазной жизни, которое достигалось в Монте Верита. Застегнутые на все пуговицы и крючки буржуа, не знавшие физического труда и упражнений, здесь скидывали одежды и в таком виде возделывали землю. Чтобы не шокировать соседей, которые могли увидеть колонистов, работавших в огороде нагишом, поселение пришлось обнести высоким забором. Колонисты сами мастерили мебель, шили себе одежду – толстовки и хитоны. Женщины отказались, если не от платья вообще, то уж точно – от стесняющего движения корсета. Хотя каменистая почва Альп приносила скудные урожаи, они поставили задачу питаться только плодами своего труда. Практиковали купания, гимнастику (ее вела мадам Геманн), ритмику (которую преподавала любимая ученица Эмиля Жак-Далькроза Сюзанна Перротэ) и танец – жизнь раскрепощенного тела.

За культурой свободного тела, Frei Körper Kultur, следовала и свободная любовь – Freie Liebe. Говорят, что именно она привлекла в Монте Верита и будущих дадаистов – Гуго Балля, Ханса Арпа и других – услышавших, что здесь, как у Ницше, обнаженные девушки танцуют на зеленых лугах[3]. Художников в Монте Верита пускали неохотно, опасаясь, что их индивидуализм плохо сочетается с коммунитарными идеалами, но движение и музыку любили. Единственным изображением в Casa Centrale был портрет Рихарда Вагнера.

В 1913 году в колонию приехал Рудольф Лабан. Сын фельдмаршала из Австро-Венгрии, родившийся в Братиславе, он изучал архитектуру в Париже и интересовался теософией. Ему предстояло сыграть ключевую роль в создании нового танца и танцперформанса. Изначально Лабан вовсе не чувствовал себя хореографом – скорее, он пытался создать религиозный ритуал, столь важный для поддержания общины. Лабан экспериментировал с движением большой группы людей, которую назвал "движущимся хором" (Bewegungschor), подобно хору в античном театре, поющему и ритмично движущемуся на орхестре[4]. Несмотря на то, что участники его "хора" не пели и зачастую двигались без музыкального сопровождения, от группы исходила могучая энергия. Не случайно позже Лабан сделал понятия усилия, силы, энергии опорными в своей теории танца. Свой движущийся хор он уподобил роду общины – хотя и недолго живущей, но весьма реальной, объединенной прочными, телесными связями. Его целью было не столько обучение танцу, сколько работа с личностью и группой, в которой возникает чувство коллективизма.

Вокруг Лабана быстро сложилась группа приверженцев, главным образом, женщин: немка Мари Вигманн (впоследствие изменившая имя на Мэри Вигман), швейцарки Софи Тойбер и Сюзанна Перротэ... Ходили даже слухи о том, что в Монте Верита возникла женская масонская ложа. Слухи были не совсем ошибочными: Лабан действительно основал здесь дочернюю ложу Ordo Templis Orientalis.

Появился в Монте Верита и театр, приспособленный для танца. Этот танец, полу-ритуальный, полу-гимнастический, ни в какое сравнение не шел с традиционными жанрами сценического танца. Этими жанрами были, с одной стороны, балет, а с другой – кафешантанный танец. Несмотря на все различия, оба считались развлечением, демонстрацией красивых ножек. Напротив, Лабан и его последователи позиционировали себя как настоящих служителей искусства, наследников древних священных ритуалов. В Монте Верита Вигман впервые сымпровизировала свой, впоследствии знаменитый, "Танец ведьмы", Hexentanz. Учившаяся у Лабана Софи Тойбер впоследствии вышла замуж за Ханса Арпа и танцевала в дадаистских перформансах в Кабаре Вольтер.

В 1917 году, наперекор всему воюющему миру, в Монте Верита отслужили мессу Солнцу: с полудня до рассвета колонисты под предводительством Лабана плясали и пели сочиненный им "Гимн Солнцу".

Анархизм коллективного толка, утопия общины, культура и культ тела связаны между собой и восходят к романтическим представлениям о Природе, руссоистской идее благородного дикаря, ностальгии по Золотому веку человечества и мечтам о новом, "третьем Ренессансе". Так, Инга Баксманн причисляет Gemeinschaft, Körperkultur и современный танец к главным "мифам модернизма"[5].

К сожалению, по Gemeinschaft ностальгировали не только анархисты-бакунинцы, но и национал-социалисты. Мечта Лабана о деревенских праздниках, на которых люди, объединясь в движущиеся хоры, обретут утраченную общность, оказалась недалека от использования группового чувства и энергии масс нацистами в идеологических целях. В 1936 году Лабана пригласили поставить церемонию открытия Олимпиады, задуманной как торжество национал-социализма. Но его постановка не была осуществлена, а сам он на следующий год, к счастью для его последующей репутации, эмигрировал в Англию.

В 1930-е годы Монте Верита перестает существовать. Некоторые колонисты становятся жертвами нацизма, и первой из них – анархист Мюзам: его убивают в концентрационном лагере уже в 1934 году. Один из главных проповедников вегетарианства, Карл Вестер, наносит визит консулу Германии, чтобы отказаться от немецкого гражданства. У Мэри Вигман начинаются проблемы со школой, которую она открыла в Дрездене. Как раньше авторитарный коммунизм, национал-социализм становится главным врагом анархизма. В XIX веке Первый Интернационал, созданный во многом анархистами, распался в результате конфликта их с коммунистами. Столетием позже позиции анархизма и неавторитарного коммунизма продолжил отстаивать Ситуационистский Интернационал, основанный в 1957 году кучкой французских интеллектуалов во главе с Ги Дебором. Малочисленный (когда Ги Дебор распустил Ситуационистский интернационал в 1972 году, в нём состояло всего два человека), он, тем не менее, оказал влияние на контркультуру и левую политику в Европе и США.

Итак, не будем забывать, что корни перформанса растут из той же почвы, что и дерево анархизма.

Ирина Сироткина

[1] Цит. по: Woodcock G. Anarchism: A History of Libertarian Ideas and Movement. Harmondsworth: Penguin Books, 1962. P. 7

[2] Прудон П.-Ж. «Решение социального вопроса», II, 3 (1848); «Из анархии возникает порядок» («Общая идея революции в ХIХ веке», 1849). Доступно по: https://ru.wikiquote.org/wiki/%D0%90%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B8%D1%8F...

[3] Szeemann H. Monte Verità // Être ensemble. Figures de la communauté en danse depuis le XXe siècle / Dir. Claire Rousier. Pantin: Centre national de la danse, 2003. P. 17-40.

[4] Toepfer K. Major theories of group movement in the Weimar Republic // Experiment. Vol. 10 (2004). P. 187-216; Counsell C. Dancing to utopia: modernity, сommunity and the movement choir // Dance Research. Vol. XXII, no. 2 (2004). P. 154-167.

[5] Baxmann I. Mythos: Gemeinschaft, Körper- und Tanzkulturen in der Moderne. München: Wilhelm Fink Verlag, 2000.

Источник: https://dance-story.livejournal.com/54751.html