Во время последней глобальной пандемии организованные трудящиеся соединились, чтобы защитить друг друга и дать хозяевам бой.

... Забастовка началась в феврале 1919 года, во время третьей волны эпидемии, и привела к полному параличу Барселоны. В январе компания Ebro Irrigation and Power, известная как "Ла Канадиенсе" из-за того, что ее штаб-квартира находилась в Торонто, снизила заработную плату и уволила 8 протестовавших служащих – "белых воротничков". Когда 140 рабочих, проявивших солидарность с ними, выставили за ворота, те обратились к анархо-синдикалистской Национальной конфедерации труда (CNT), профсоюзу, который за предыдущий год приобрел в Барселоне огромную популярность. CNT объявила всеобщую забастовку, и это слово распространилось, "как если бы это была эпидемия, передаваемая по воздуху, через контакт", как пишет активист и историк Пако Игнасио Тайбо II, повествуя об этом периоде в работе "Пусть звезды горят огнем".

Эта метафора вполне своевременна. Мы помним этот момент в истории как момент, когда весь мир страдал от так называемого "испанского гриппа", часто упоминаемого в качестве предшественника "пандемии Covid-19". Конечно, грипп был назван так, потому что пресса нейтральной Испании имела право писать об эпидемии, тогда как остальная часть Европы находилась под цензурой военного времени.

Грипп накатывал на Испанию тремя волнами. Впервые он появился весной 1918 года как мягкий штамм с высокой заболеваемостью, но низкой смертностью. После летнего затишья пришла печально известная вторая волна, гораздо более смертоносная, чем первая, с уровнем смертности 14 процентов. В третью и последнюю волну весной 1919 г. последствия гриппа стали менее выраженными; он уже сделал самое худшее. По текущим оценкам, от испанского гриппа умерло более 260 000 испанцев (45 процентов из них только в октябре 1918 года).

И вот, в феврале, столкнувшись с социальными беспорядками и природным бедствием, испанское правительство короля Альфонсо XIII ввело военное положение, арестовав более 4000 рабочих и заменив бастующих солдатами. Даже несмотря на это, отключения электроэнергии привели к тому, что до 70 процентов промышленности Барселоны остановились на беспрецедентные 44 дня. Заводы, коммунальные службы и трамваи замерли. Во время третьей волны эпидемии Барселона стала городом, погрузившимся во тьму.

"Ла Канадиенсе", как стали называть забастовку по имени компании, в которой она началась, из незначительного конфликта за права профсоюзов превратилась в битву не только против национального правительства, но и против международного капитала. К концу марта Ebro Light and Power Company была вынуждена подчиниться требованиям CNT: повысить зарплату, возместить потерянную заработную плату и амнистировать участников забастовочных пикетов. Правительство Испании стало одним из первых в Европе, законодательно установивших восьмичасовой рабочий день для промышленности. Это стало паллиативом для предотвращения дальнейшего конфликта. Активист и архивист CNT Хосе Пейратс пишет в книге "НКТ и революция", что "Ла Канадиенсе" была "одной из наиболее организованных забастовок во всем мире", не только из-за принесенных ею материальных улучшений, но потому что она стала символом пролетарского единства. "Ла Канадиенсе" ознаменовала собой кульминацию кипящей напряженности (послевоенный спад, растущее неравенство), которая достигла максимума во время пандемии. Этот эффект "забытой пандемии", оставшийся за пределами учебников истории (и трудовых историй), все еще можно увидеть в той солидарности, которая распространилась среди испанских рабочих в 1918-1919 годах.

Отрицательный рост населения отмечался в Испании лишь дважды в течение ХХ века: во время пандемии 1918 года и в разгар гражданской войны в 1939 году. Война продолжала жить в народном воображении, увековеченная в истории и литературе: "Памяти Каталонии" Оруэлла и "По ком звонит колокол" Хемингуэя. Испанский грипп – нет.

Историк Райан Дэвис, задаваясь в своей книге "Испанский грипп" вопросом о том, почему эта пандемия не попала в американскую и испанскую литературу, предполагает, что в отличие от более трагичных, "затяжных" болезней начала ХХ века (холеры, брюшного тифа, туберкулеза), грипп был одновременно и слишком стремительным убийцей, чтобы попасть в романы, и настолько обычным, что казался обыденным. Ему не хватало метафорической силы – тем более из-за его близости к Первой мировой войне, которая, как пишет профессор медицинского образования Кэтрин Беллинг в книге "Преодолевая среду", следовала "более сложным сюжетным линиям, чем быстрое погружение в хаос, характерный для гриппа".

Каким бы ужасным это ни было – а Всемирная организация здравоохранения охарактеризовала эпидемию 1918 года как "самую разрушительную вспышку инфекционного заболевания, которая когда-либо была зарегистрирована", – грипп пришел и ушел без особой помпы. В Испании эпидемия рассматривалась не как кризис сам по себе, а как кризис среди многих других. Каталонский писатель Жозеп Пла был вынужден переехать из своего дома в Барселоне в сельскую местность, чтобы избежать вируса. Он написал в своем дневнике (который был опубликован под названием "Серая тетрадь") в октябре 1918 года:

"Грипп продолжает безжалостно убивать людей. За последние дни мне пришлось побывать на нескольких похоронах. Это, без сомнения, заставляет человека чувствовать меньше эмоций перед лицом смерти. Настоящие и подлинные чувства превращаются в своего рода административную рутину".

Усталость, на которую намекает Пла, была всеохватывающей. Для испанской общественности, пишет Дэвис, эпидемия была просто "симптомом более глубоких структурных проблем, которые тогда преследовали Испанию (и, конечно же, Европу)".

Недовольство рабочих на рубеже ХХ века нарастало в испанских городах, как и во многих других городах Европы и всего мира. Оно было вызвано плохими условиями труда, которые сопровождали быструю урбанизацию, и вдохновлялось "большевистской" революцией 1917 года. Барселона стала "фабрикой Испании", принимая поток рабочих-мигрантов из обедневших аграрных регионов на юге. Она стала ареной развивающегося классового сознания Испании, на которой переживали расцвет анархистские и социалистические движения. Население города увеличилось на 300 процентов в период с 1850 по 1900 год и снова удвоилось к 1930 году. Жилье не поспевало за растущим спросом, что привело к строительству такого большого количества бараков – лачуг из картона, металлолома и бытового мусора – что критики называли Барселону "баракополисом".

Первая мировая война, по словам Тайбо, "взорвала" Барселону деньгами. Предприниматели разбогатели, продавая товары остальной охваченной войной Европе, в то время как заработная плата рабочих оставалась неизменной. Когда Барселона впала в рецессию после замедления закупок в военное время, нагрузка на рабочих увеличилась. Рабочие работали по 10, 12, 14 часов в сутки в опасных условиях, подвергаясь жесткой дисциплине со стороны нанимателей и мастеров. Как пишет испанский историк труда Крис Илэм в своей книге "Класс, культура и конфликт в Барселоне", опыт рабочего в бездушной индустрии при репрессивном государстве "не был разбавлен инициативами социального обеспечения". Рабочие нутром понимали, что государственные институты нельзя реформировать с помощью политических маневров, и вместо этого рассматривали их как "врага, которого необходимо сокрушить".

Это было началом "эпохи пистолерос", - эпохи, когда законом стало оружие, отмеченной кровавыми классовыми конфликтами в стиле Дикого Запада на улицах Барселоны. Хозяева нанимали "пистолерос" - боевиков для подавления забастовок и убийства лидеров профсоюзов. Профсоюзы полагались на защиту афинити-групп (grupos de afiliación) – молодых людей, которые охраняли видных членов профсоюзов и совершали нападения на владельцев бизнеса. У этих групп были грозные названия: Los Desheredados (Лишенные наследства), Los Indomables (Неуправляемые) и Els Fills de Puta (Ублюдки). И посреди этого явился грипп.

В отличие от сегодняшней пандемии, грипп 1918 года оказывал особое предпочтение мужчинам в возрасте от 25 до 29 лет; у них был самый высокий уровень смертности среди всех демографических групп. Таким образом, CNT представляла одну из групп населения, подвергающихся наибольшему риску, даже если профсоюз не так уж много говорил об этом. Газета CNT "Солидаридад Обрера" упоминала грипп лишь вскользь. В одном случае, в отчете о трудовом конфликте в индустрии изготовления гробов, делался вывод: это абсурдно, что наниматели отказываться от повышения заработной платы, когда у них такой потрясающий бизнес.

Однако год пандемии приведет к историческим изменениям для CNT. Хотя этот профсоюз впервые появился в Барселоне в 1910 году, именно в 1918 году CNT стала тем, что Илэм описывает как "путеводную звезду для обездоленных". С 1918 по 1919 год членство в Конфедерации увеличилось вдвое – с 345 тысяч до 715 тысяч человек. Индустриальная Барселона, средоточие мощи CNT, превратилась в один из городов Европы с наибольш количеством членов профсоюзов.

Этот рост явился отчасти результатом конгресса в квартале Сантс в Барселоне в июле 1918 года, сразу после того, как первая волна вируса утихла. На нем CNT объединила различные профсоюзы города в единые синдикаты, покончив с традиционными разделениями на отдельные специальности и отказавшись от забастовочных фондов с намерением организоваться исключительно на основе взаимности. Хаос гриппа не только не отпугнул участников, а только подчеркнул силу их убеждений. Тайбо цитирует организатора Жоана Феррера:

"Даты конгресса совпали с эпидемией гриппа, которая обрушилась на Барселону, и люди умирали, как мухи. Я помню, что мы были одержимы созданием единого синдиката, выходили из организационного зала и натыкались на грузовики, грузящие трупы на улице […] Тогда мы ненадолго возвращались к реальности и восклицали: Боже! Какая жестокая эпидемия. Но после этого одержимость единым синдикатом продолжится, и мы преодолеем все эти невзгоды, которые, если они коснутся вас, то обязательно вас убьют".

Единство, которое возникло на конференции в Сантсе, вдохновило CNT и придало ей силы процветать во время пандемии. Профсоюз следил за созданием пролетарского общественного пространства, мобилизацией рабочих на фабриках и за их пределами путем стачек квартиросъемщиков, маршей безработных и программ повышения грамотности. Будучи интегрированной в сообщества в качестве социальной структуры, CNT благодаря своим глубоким корням организовывалась там, куда не могли проникнуть политические структуры истеблишмента. Словарь анархо-синдикализма, переводя недовольство рабочих на язык класса, позволил кварталам мобилизоваться в этом направлении во время пандемии.

Когда в октябре на Испанию обрушилась разрушительная вторая волна гриппа, базирующаяся в Мадриде республиканская газета "Эль Либераль" призвала власти к вмешательству, получившему замечательное название "dictadura sanitaria" – "санитарная диктатура". В качестве своего вклада газета заявила о согласии прекратить утаивать информацию о "хаосе", порожденном гриппом по всей Испании. Правительство с энтузиазмом восприняло эту перспективу, объявив на следующий день в мадридской газете "ABC", что санитарная диктатура фактически существовала еще до начала гриппа. Данное им описание "мощной организации здравоохранения, которая спасет нас от любых непредвиденных обстоятельств", комическим образом расходилось с широко распространенным мнением о том, что пандемия вскрыла огромные масштабы неадекватности и упадка системы здравоохранения.

Если этот призыв к санитарной диктатуре стремился установить нисходящую модель власти, то сообщества CNT, не питая доверия к правительству, чтобы просить о таком вмешательстве, представляли себе нечто идущее снизу.

"Ла Канадиенсе" стала пиком этой эпохи CNT. Обеспокоенные успехом забастовки и снижением нормы прибыли в послевоенный период, каталонские предприниматели стремились восстановить контроль над ситуацией. В последующие годы насилие «пистолерос» резко возросло; ключевые активисты CNT были убиты на улицах. Между 1919 и 1923 годами в Барселоне были убито 189 рабочих и 21 предприниматель. Под давлением этих атак идейный раскол внутри CNT углубился, все большее число воинственных членов отрывались от более умеренного руководства; анархисты выступили против "чистых" синдикалистов. К моменту военного переворота Примо де Риверы в 1923 г. CNT настолько ослабела, что ответ ее оказался весьма нерешительным. Анхель Пестанья, известный лидер CNT, писал, что опасается, что CNT будет нести ответственность за успех переворота Примо де Риверы. Конечно, Пестанья был склонен к драматическим заявлениям, но CNT, по словам Илэма, дала сбой отчасти из-за того, что ей "не хватало последовательного проекта социальных и политических преобразований". Исчез взгляд, ознаменовавший 1918-1919 годы – та солидарность, которая способствовала успеху "Ла Канадиенсе" даже перед лицом эпидемии и, возможно, позволила бы сдержать переворот.

А по другую сторону Атлантики, Соединенные Штаты также боролись с гриппом. Как и в Испании, в США пик распространения вируса пришелся на осень, затем наступило затишье, а потом пришла и последняя волна, охватившая страну в феврале 1919 года. Историк Джошуа Фриман указывает в "Jacobins", что пандемия совпала с забастовочными волнами в США. "Радикальный напор рабочих действий отразил всемирное ощущение того, что война катастрофически продемонстрировала моральное и политическое банкротство правящих элит и открыла возможности для новых способов организации общества".

И вирус, и волнения, отмечает Фриман, были распространены войной: грипп разносили по миру скученные солдаты, а недовольство рабочих усилилось, когда наниматели отказались от авансов, сделанных рабочим во время производства на военные нужды. Оба "были проявлением крушения имперского порядка", связанными тем, что ими двигало одно и то же хищное "соперничество", которое привело к войне. Для сил же реакции пандемия и волна забастовок сливались в одну чуму, как это показано в брошюре 1919 года журналиста Бенджамина Хора под провокационным названием "Две заразы: грипп и большевизм".

В Сиэтле то, что началось с забастовки рабочих верфи, переросло во всеобщую стачку, в результате которой город был парализован на неделю, с 6 по 11 февраля, что совпало по времени с началом "Ла Канадиенсе". В книге "Радикальный Сиэтл: всеобщая забастовка 1919 года" историк труда Кэл Уинслоу подчеркивает, что профсоюзы не просто остановили город, но фактически взяли его под свой контроль, открыли пункты питания, освободили гаражные грузовики и вагоны для стирки, а также организовали доставку молока для младенцев. Хотя всеобщая забастовка закончилась до того, как были удовлетворены требования рабочих верфи Сиэтла, Уинслоу цитирует сиэтлскую журналистку Анну Луизу Стронг, которая написала, что профсоюзы победили уже хотя бы потому, что "вышли почти как один человек», чтобы «связать руки отраслям промышленности города".

Поскольку американцы ищут пути продвижения вперед в сегодняшнем кризисе, а призывы к координации со стороны федерального правительства или правительства штатов оказываются бесполезными, возможно, они тоже начнут искать альтернативные формы организации. Как отмечает Фриман, можно увидеть, как "обычные люди" "бросаются в брешь", чтобы оказать помощь там, где этого не делает политическая инфраструктура. Что значило бы понимать это не как индивидуальную добрую волю, а как классовую солидарность?

Создав исторический альянс единого синдиката на конференции в Сантсе, писал Пестанья, CNT превратила "рабочих легкой промышленности, поденщиков и плотников" в "фалангу производителей, осознающих свои права и готовых защищать их в любой момент". Эта сила, погрузившая Барселону во тьму во время "Ла Канадиенсе", обладала колоссальной мощью. В самый разгар пандемии созданная CNT с нуля модель расширения прав и возможностей сообществ и мобилизации населения предложила альтернативу "санитарной диктатуре", которую навязывала колеблющаяся монархия.

Сегодняшним рабочим движениям, как в Испании, так и в Америке, не хватает численности и силы, какие были у них после Первой мировой войны. Но ответ на COVID-19 может вызвать солидарность, необходимую для мобилизации трудящихся. "Даже до пандемии рабочие в финансовом отношении жили на грани, – заявил в мае 2020 г. газете "Лос-Анджелес таймс" президент Федерации труда округа Лос-Анджелес Рон Эррера. - Этот кризис послужил связующим звеном для объединения работников, рабочих и белых воротничков, а не только членов профсоюзов. Звучит банально, но мы движемся к восстанию рабочих".

А если действия подобного масштаба кажутся далеким воспоминанием – то же самое было и с глобальной пандемией, в последний раз наблюдавшейся более века назад. Пандемия обнажила непроходимые структуры, которые нас окружают. И сорок четыре дня темноты в Барселоне на мгновение показали, что они не так непоколебимы, как казалось.

Валери Слотер

https://www.thenation.com/article/world/spanish-flu-unions/