"Когда гигантский крах Мировой войны, на протяжении четырех лет крутившей народы в кровавом хороводе смерти и разрушения, нашел свое предварительное завершение в революциях в России и Центральной Европе, европейский рабочий класс оказался перед новым отрезком своей тернистой истории, который мог привести его к избавлению от тысячелетнего порабощения и угнетения. Система капиталистической эксплуатации и тирании, воплощенной в современном государстве, оказавшаяся не в состоянии предотвратить общественную катастрофу таких чудовищных масштабов, более того – самым нечестивым и преступным образом систематически подготовлявшая и развязавшая ее, утратила моральное оправдание для своего существования и должна была погибнуть от своих же собственных мерзостей.

Разорванные на части и раздробленные на куски трупы миллионов принесенных в жертву собратьев по человечеству, ужасающее опустошение целых местностей и чудовищная сумма человеческой боли и почти сверхчеловеческих страданий, которые повлекла за собой эта жуткая всеобщая пляска смерти, стали ужасными свидетельствами внутренней порочности и безграничной бездарности системы, угрожавшей погрязнуть в болоте своих собственных преступлений. Никогда прежде перед рабочим классом не открывались подобные перспективы близкого освобождения от ига наемного рабства и государственного деспотизма; никогда прежде не предоставлялась подобная возможность для охватывающего все его силы, необоримого действия против самих устоев существующей системы эксплуатации. В этих условиях в каждой стране сформировалась непоколебимая оппозицию против войны..." (1).

Эти апокалиптические строки, которыми открывается обращение к трудящимся мира, принятое в январе 1923 г. учредительным конгрессом анархо-синдикалистского Интернационала, интересны не только тем, что отражает оценку послевоенной революционной волны со стороны наиболее радикальных ее активистов. Она служит выражением общих, хотя в большинстве случаев – туманных, настроений современников, "рядовых людей", вовлеченных в пучину тех бурных событий. Эти настроения можно передать одной фразой: бунт против старого мира и всех порожденных им ужасов.

Историографический мэйнстрим нередко склонен недооценивать всемирный охват этого бунта. Принято считать, например, что в Европе произошли победоносные революции в Российской, Германской и Австро-Венгерской империях, в результате которых в первом случае к власти пришли большевики, а в двух других на смену монархиям пришли более или менее демократические режимы. О революциях – победивших или разгромленных – в других странах речь обыкновенно не идет. При подобном "узконациональном" подходе революции сводятся к простому вопросу о передвижке политической власти, причины их усматриваются в недостаточном уровне демократизации существовавших обществ, а мировая война воспринимается, скорее, как фактор, ускоривший созревание внутреннего кризиса. "Исторической функцией" европейских революций оказывается установление современной буржуазной демократии. И это притом, что даже некоторым историкам мэйнстрима приходится признать: "Людей с улицы волновал теперь не текст конституции, а путь к миру" (2).

Если рассматривать историю не просто как набор "национальных историй", но как эволюцию глобальной Мир-Системы, а революции – не как радикальную смену политического режима, а как глубокие и массовые социальные движения "снизу", то придется признать, что "революции 1918–1919 гг." были частью всемирной протестно-революционной волны, которая началась в связи с Первой мировой войной и продолжалась приблизительно до 1921-1923 гг. Современники нередко называли ее "мировой революцией". Так воспринимали события не только их противники, но и многие из участников – во всяком случае, из тех, кто не просто стихийно выходили на улицы, но и пытались осмыслить происходящее. Тогда казалось, что эта глобальная революция уже началось, и это – не одномоментный акт переворота, а неровный процесс, сопровождающийся подъемами и спадами. "Мировая революция ворочается в пеленках..., – записывает в дневнике в июне 1919 г. немецкий анархист Эрих Мюзам, сидя в тюрьме после подавления Баварской Советской Республики и комментируя сообщения о волне массовых стачек во Франции и Италии и других странах. – Мировая революция, вероятно, теперь [только] начинается" (3). Подобного мнения придерживались вначале также российские большевики и их сторонники за рубежом (4). Но когда в начале 1920-х гг. революционная волна отхлынула, они пересмотрели свой взгляд. Ведь, согласно их пониманию истории, мировая революция была "объективной необходимостью" и должна была совершаться под неизменным руководством Коммунистического Интернационала. Она не могла поэтому потерпеть поражение; легче было счесть, что ее пока вообще еще не было. А позднее, под влиянием идейно-политических перипетий, и сам этот термин в СССР был предан забвению. В позднесоветский период историки предпочитали осторожно говорить о послевоенном "революционном подъеме" в мире (5).

Из истории известно немало примеров того, как революции, которые вспыхивали в отдельных странах, затем, как снежный ком, охватывали целые континенты. Достаточно напомнить о Великой Французской революции или революциях 1848 г. Континентальным переворотом была Европейская Реформация XVI века. Общемировые масштабы приобрел знаменитый "бунт 1968–1969 гг." Если мы посмотрим на события, разыгравшиеся в разных странах в конце Первой мировой войны и сразу после нее, то станет куда легче "вписать" революции в России и Центральной Европе в глобальный контекст.

Достаточно просто перечислить некоторые из крупнейших социально-протестных и революционных выступлений 1917–1923 гг. в различных странах мира, чтобы с легкостью обнаружить их охват и одновременность, которые носили, разумеется, вовсе не случайный характер. Так, в 1917 г., помимо революции в России, произошли массовые стачки во Франции, всеобщие забастовки в Бразилии и Испании. 1918 г. отмечен всеобщими стачками и революциями в Германии и Австро-Венгрии, революцией в Финляндии, крупными забастовками во Франции, всеобщими забастовками в Португалии и Уругвае, восстаниями в Болгарии и Бразилии. В течение 1919 г. революционные, массовые забастовочные выступления и бунты, продолжавшиеся в Германии и Венгрии (Советские республики), распространились на дальнейшие регионы: Испанию, Аргентину, Перу, США, Канаду, Японию... В 1920 г. развернулось массовое движение захвата фабрик рабочими в Италии; в Германии после всеобщей стачки против Капповского путча шли бои между правительственными войсками и "Красной армией" Рура; забастовками были охвачены Франция и другие страны... Выступления революционного или предреволюционного характера прокатывались по различным регионам мира и в течение нескольких последующих лет (6).

Всемирная революционная волна порождалась практически во всех случаях сочетанием и взаимным наложением двух факторов: фактора общесистемного (или мир-системного), связанного с мировой войной и ее последствиями для населения, и фактора "внутреннего", характерного для каждой отдельной страны, в которой вспыхивали революционные события, и ставшего итогом накопления "местных" социальных конфликтов и противоречий. В том, что касается этих "внутренних" моментов, то здесь оказывали влияние само состояние общества, соотношение социальных сил, определенные социальные, политические и экономические отношения и традиции, существовавшие в этих странах, и т.д. Эти факторы порождали и различия в реакции общества, и, соответственно, события развивались по-разному: где-то более радикально, где-то менее, где-то бурно, где-то, напротив, сравнительно мирно. Все прежние, неразрешенные социальные и политические конфликты, на время отодвинутые войной на задний план, вновь возвращались на повестку дня, усиленные гневом в отношении власть имущих, которые довели социум до нынешнего катастрофического состояния.

В результате революционные выступления в разных странах приобретали различный конкретный облик, а на первый план выходили различные социальные силы. Так, например, в европейских странах системного "центра" это были преимущественно "рабочие" революции; в России наблюдались процессы "рабочей" революции в городе и крестьянской "общинной революции" в деревне. Стачки, восстания и бунты охватывали самые разные слои населения – рабочих, крестьян, представителей интеллигенции, солдат... При этом, их позиция и роль в событиях также могла быть различной. Скажем, в Южной Италии или испанской Андалусии крестьянство поднимало бунты и пыталось захватывать помещичьи земли, выступая как революционная сила. Напротив, в Финляндии 1918 г. значительная часть крестьян выступила на стороне "белых". Не поддержали крестьяне также Советские республики в Баварии и в Венгрии в 1919 г. Свою социальную специфику имели революционные выступления в Латинской Америке, в колониальных странах и т.д.

Революционные события разворачивались, в первую очередь, в воевавших странах, – по крайней мере, именно в них они приобретали наиболее бурный характер. Влияние оказывало то, насколько и как данная страна была вовлечена в войну и страдала от ее эффектов, в какой мере ход ее оказывался для этой страны благоприятным или неблагоприятным, какими социально-экономическими последствиями война сопровождалась. Логично, что революция вспыхивала, в первую очередь, в тех странах, которые терпели поражения, и где населению было тяжелее всего. Протест и революции имели, прежде всего, антивоенную направленность, и лозунги их были нацелены протия идущей войны. Речь шла, таким образом, о революции антивоенной. Отсюда вытекала и привлекательность российского примера: он был воспринят именно как демонстрация того, как можно выйти из войны. В тех же странах, которые не участвовали непосредственно в войне, но были так или иначе втянуты в конфликт экономически или политически, движение направлялось изначально против тех эффектов, которые эта война вызвала, и против той социальной ситуации, того общества, той социальной структуры, которая эту войну породила. В настроениях общества, для которого Первая мировая с ее жертвами и испытаниями стала настоящим шоком, преобладал один главный ориентир: эта война должна стать последней – "der des der", как говорили во Франции. Даже сама официальная пропаганда воюющих государств активно распространяла эту идею, правда, используя ее для обоснования необходимости собственной победы в мировом конфликте. Общее настроение было таково: необходимо сделать так, чтобы больше таких войн не было. Другое дело – как именно это сделать?

Государственные деятели обещали предотвратить войны путем создания новой системы международных отношений. Многие пацифисты возлагали надежду на международное урегулирование конфликтов (например, через Лигу Наций). Но многие среди измученного населения (особенно, в социальных "низах", больше всего страдавших от войны) обратили свой гнев на само общественное устройство, которое привело к войне. Таким образом, широкие слои общества оказались восприимчивы к той постановке вопроса, с которой еще в 1914–1915 гг. выступили радикальные левые из числа анархистов и левых марксистов: покончить с войной и предотвратить новые войны с помощью социальной революции. Таким образом, борьба перешла из чисто антивоенной сферы в область вопроса о социальном устройстве.

Важно отметить, что революционная волна носила, в первую очередь, стихийный характер. Хотя нередко внимание историографии сосредоточено прежде всего на российских большевиках и их сторонников в других странах, создававших коммунистические партии, реальная действительность тех лет была весьма далека от утверждения о том, что именно большевики сделали в России социалистическую революцию, а потом разжигали революцию мировую и возглавляли революционный процесс. Даже в российской революции, которая началась в феврале 1917 г., и в Октябрьских событиях 1917 г. принимали участие отнюдь не только большевики: главной движущей силой событий стала своеобразная неформальная леворадикальная коалиция, куда входили левые народники, левые социалисты различных толков, анархисты и т.д. Тем в большей степени это относилось к революционным событиям в других странах мира. В большинстве европейских стран в революционном лагере преобладали отнюдь не сторонники коммунистических партий и Коминтерна. Например, в Германии ведущую роль играли левые социалисты и отчасти коммунисты, в Испании, Португалии, Италии и Латинской Америке – анархисты, синдикалисты и левые социалисты (компартии в этих странах чаще всего возникали уже только "по ходу" событий). В Азии картина оказывалась еще сложнее: здесь действовали и антиколониальные движения, и местные варианты народнического социализма, а также анархисты и социалисты более "европейского" типа.

В той мере, в какой революционные выступления выходили за чисто стихийные рамки и происходили под большим или меньшим влиянием тех или иных социально-политических сил и течений, можно говорить о роли в них своего рода левореволюционного блока (8). Такой блок складывался в период войны; он чаще всего не был оформлен политически, но возникал из практического взаимодействия леворадикальных активистов. К нему принадлежал целый спектр течений от левых социалистов до синдикалистов и анархистов. Большевики и их приверженцы при этом зачастую находились в меньшинстве, а в странах Азии или Латинской Америки, например, – даже в ничтожном меньшинстве.

Наиболее радикальный фланг в этом левом конгломерате составляли анархисты и революционные синдикалисты. О влиянии анархистов и анархистских идей в Великой российской революции в последние годы в нашей историографии написано уже немало (9). Но даже на такой окраине империи, как Финляндия, где к этому времени организованного анархизма не существовало, под влиянием революции в России весной – летом 1917 г. возникло "коммунистическое" (анархистское) движение во главе с Яном Больдтом, которое собирало массовые митинги на центральной площади Гельсингфорса и пыталось захватить центральный собор города, превратив его в революционный центр. Позднее русские моряки-анархисты сражались против "белых" в гражданской войне в Финляндии (10).

В Германии анархисты и синдикалисты приняли самое деятельное участие в революционных событиях ноября 1918 г.: в движении "революционных старост" и баррикадных боях в Берлине, революционных рабочих выступлениях в Хамборнском и Хаммском угольных бассейнах, в Мюльхайме. Анархисты Эрих Мюзам, Густав Ландауэр и другие играли ведущую роль в Баварской Советской республике. В марте 1920 г. во время всеобщей стачки против Капповского путча, переросшей в ряде районов в вооруженное восстание, анархо-синдикалисты, участвуя в рабочих Советах, возглавляли борьбу во многих городах и активно сражались в рядах "Красной армии" Рура (11).

Революционно-синдикалистский Итальянский синдикальный союз (УСИ), в состав которого входили до 500 тысяч рабочих, выступил одним из организаторов движения за создание фабричных Советов. В 1920 г. синдикалисты, по существу, шли в авангарде массового революционного захвата фабрик и заводов рабочими. Однако контролируемые социалистами профсоюзы большинства, довольствуясь небольшими уступками со стороны правительства, свернули движение, и УСИ не сумел продолжить его самостоятельно. После этого революционный накал в Италии пошел на спад, и в 1921–1922 гг. анархистами и синдикалистам пришлось вести упорные оборонительные бои с наступавшим фашизмом (12).

В Испании анархо-синдикалистская Национальная конфедерация труда (НКТ), численность которой достигла 1,3 миллиона человек, возглавила забастовочную волну конца 1910-х – начала 1920-х гг. (13) В ходе этих выступлений в стране сложилась, по словам историка Абеля Паса, "предреволюционная ситуация" (14). О размахе борьбы свидетельствует уже то, что под напором стачек НКТ в 1919 г. Испания стала первой страной Западной Европы, где был введен 8-часовой рабочий день.

Анархо-синдикалисты занимали в первые послевоенные годы ведущие позиции в рабочем и забастовочном движении таких стран, как Португалия, Аргентина, Бразилия. Перу, Эквадор, Куба, Япония, Китай и т.д. Во многих из них они организовали массовые всеобщие забастовки, которые временами чуть было не приводили к краху существующей системы.

В большинстве случаев, анархисты и синдикалисты в этот период действовали вместе с другими леворадикальными силами, включая и сторонников большевизма. Еще в период Первой мировой войны наметилось взаимодействие между частью анархистов, синдикалистов и будущими коммунистами, которые в той или иной степени разделяли идею о превращении империалистической войны в социальную революцию. Достаточно упомянуть о совместных действиях анархистов и большевиков в России в 1917 г. Ряд видных французских синдикалистов принял участие в Циммервальдско-Кинтальском движении. Анархисты и левые марксисты тесно сотрудничали во время Германской революции 1918–1919 гг., в антивоенном и революционном движении в Австро-Венгрии, в революционных выступлениях в Италии, Испании, в Латинской Америке, Японии, Китае и других странах. Российская революция, начавшаяся в 1917 г., была воспринята многими анархистами и синдикалистами как успешный пример того, как можно покончить с войной. Отсутствие подлинной, объективной информации о реальной политике пришедших к власти большевиков порождало многие мифы в восприятии того, что происходило в России. Большевиков воспринимали как почти анархистов, полуанархистов или, во всяком случае, революционеров, которые объективно открывают дорогу к анархистскому преобразованию общества. Анархисты приняли участие в создании первых коммунистических партий в таких странах, как Франция, Австрия, Венгрия, Чехословакия... (15) Ради поддержания этой иллюзии некоторые анархисты готовы были даже закрыть глаза на такие термины сторонников большевизма, как, например, "диктатура пролетариата", которые явно противоречили системе анархистских взглядов. Но стремление видеть то, что хотелось видеть, побуждало тогда, скажем, немецкого анархиста Эриха Мюзама или аргентинских рабочих анархистов истолковывать "диктатуру пролетариата" не как новую систему государственной власти, а как выражение, описывающее радикальные революционные действия трудящихся по захвату предприятий и контроля над территорией с одновременным введением системы общественного государственного самоуправления.

Некоторые анархисты заговорили даже о возможности "исторического примирения между Марксом и Бакуниным". После создания Коминтерна в 1919 г. о присоединении к нему на различных условиях заявили французские, итальянские (УСИ), испанские (НКТ) и бри¬танские революционные синдикалисты. Впрочем, иллюзии продержались недолго. В ходе II конгресса Коминтерна (1920 г.) испанские, немецкие и британские синдикалисты отвергли большевист¬ские идеи о необходимости работы в реформистских профсоюзах, о "дик¬татуре пролетариата", о завоевании политической власти и подчинении профсоюзов компартиям. В последующем большевики попытались привлечь синдикалистов к создаваемому в Москве Красному Интернационалу профсоюзов (Профинтерну). Но и этот план в большинстве случаев не удался: наиболее массовые синдикалистские профобъединения, естественно, отказались подчиняться жесткому контролю со стороны коммунистических партий.

В конечном счете, послевоенная борьба между анархистами и большевиками за влияние на мировое революционно-синдикалистское движение закончилось его размежеванием. Большинство НКТ, УСИ, португальских профсоюзов, аргентинские рабочие анархисты, а также синдикалистские рабочие организации Германии, Швеции и ряда других стран вошли в созданный в 1922 г. в Берлине анархо-синдикалистский Интернационал – Международную ассоциацию трудящихся.

Однако раскол неформального революционного блока способствовал поражению послевоенной всемирной революционной волны, хотя это обстоятельство, разумеется, нельзя считать единственной причиной такого итога. Сыграли свою роль и другие факторы: отсутствие ясно разработанной и подготовленной социальной и идейной альтернативы, общее ослабление трудящихся классов в результате гигантского военного "кровопускания", голода и эпидемий, неблагоприятное соотношение сил на мировой арене и т.д.

В то же время, поскольку историю пишут победители, историография мэйнстрима ведет речь о ПОБЕДЕ революций в Германии и Австро-Венгрии в 1918 г. В действительности, поражение социально-революционной волны означало победу других сил – сил капиталистической (в дальнейшем – тейлористско-фордистской), а в России – большевистской модернизации. Иными словами, при взгляде на историю как на поле действия и столкновения различных альтернатив, приходится признать, что и само представление о победе или поражении оказывается весьма противоречивым.

Опубликовано впервые: Дамье В.В. Революции 1918-1919 гг. и всемирная революционная волна // Время Коминтерна. Материалы международных научных конференций к 100-летию Коммунистического Интернационала. М., 2020. С.80-90.

ПРИМЕЧАНИЯ (актуализированы по сравнению с публикацией 2020 г.):

(1) An das werktätige Volk aller Länder und Zungen // Resolutionen angenommen auf dem Internationalen Kongress der revolutionären Syndikalisten zu Berlin, vom 25. Dezember 1922 bis 2. Januar 1923. Berlin, 1923. S.29–30.

(2) Шульце Х. Краткая история Германии / Пер. с нем. М., 2004. С.137.

(3) Mühsam E. Tagebücher. Band 6. 1919. Berlin, 2014. S.177, 179.

(4) См. подробнее: Коминтерн и идея мировой революции. Документы. М., 1998.

(5) См., например: Международное рабочее движение. Вопросы истории и теории. Т.4. Великий Октябрь и международный рабочий класс (1917–1923). М., 1980.

(6) См. подробнее: Дамье В.В. Забытый Интернационал. Т.1. М., 2006. С.51–146.

(7) О характере и движущих силах Великой российской революции 1917–1921 гг. см.: Дамье В.В. Великая российская революция: народ и власть // 1917 год: новые взгляды и новые подходы. М., 2017. С.5–19.

(8) О леворадикальном блоке, который складывался в различных странах в годы Первой мировой войны см. подробнее: Дамье В.В. Анархисты, синдикалисты и Первая мировая война // Актуальные проблемы истории Первой мировой войны. Сборник статей. М., 2014. С.210–242.

(9) См., например: Рублев Д.И. Анархисты в Октябрьской революции // Октябрьской революции – 100 лет. М., 2017. С.191–202; Его же. Политическая позиция анархистов в Российской революции (1917–1918) // Прямухинские чтения 2017 года. М., 2017. С.61–140; Ермаков В.Д. Анархисты на фронтах Гражданской войны 1917–1922 годов. СПб., 2018; Дамье В.В. Стальной век. Социальная история советского общества. М., 2013; и др.

(10) См.: Дамье В.В., Андросова Т.В. Анархисты и революция в Финляндии 1917–1918 гг. // История. Электронный научно-образовательный журнал. 2018. Вып. №7 (71); Дамье В.В. "Конгрессы Больдта" и попытка создания финляндского анархистского движения (1917 г.) //Acta eruditorum.2020. Вып.35. С.32-38.

(11) Дамье В.В. Забытый Интернационал. Т.1. С.53–75. О роли анархистов в баварской революции и Советской республике 1919 г. см.: Дамье В.В. Революция 1918–1919 годов в Баварии и немецкие анархисты // Новая и новейшая история. 2019. №3. Об участии анархо-синдикалистов в революционных событиях в Германии в 1919-1920 гг. и Рурском восстании см.: Дамье В.В. Немецкие анархо-синдикалисты и рабочие Рура (1919-1920 гг.) // Новая и новейшая история. 2020. №5. С.76-98.

(12) См.: Giovannetti A. Zur Besetzung der Betriebe in Italien (Aktion der Syndikalistischen Union Italiens USI) // Die Internationale. Berlin, 1924. Nr.3. Juli. S.13–24; Дамье В.В. Забытый Интернационал. Т.1. С.75–91.

(13) См. подробнее: Дамье В.В. Анархо-синдикализм и революционное движение в Испании (1919–1939). М., 2018. С.12–36.

(14) Paz A. Durruti en la Revolución española. 2a ed. Madrid, 1996. P.58.

(15) Об участии анархистов в революционных движениях в Китае и Японии и об взаимоотнощениях с большевиками и социалистами см., например: Дамье В.В., Лиманов К.А. Учжэнфучжуи: История анархизма в китае. М., 2020. С.228-257; Дамье В.В. Японские социалисты в 1918-1923 гг.: между реформизмом, большевизмом и анархизмом // Электронный научно-образовательный журнал "История". 2021. Вып.3 (101). О революционных выступлениях в Латинской Америке см.: Дамье В.В. Забытый Интернационал. Т.1. С.147-204; Его же. Российская революция и латиноамериканские левые // Альтернативы. 2017. №3. С.139-155.