Видный нидерландский анархист Фердинанд Домела Ньювенхюйс (1846 - 1919) написал этот антимилитаристский текст к Парижскому международному революционному конгрессу 1900 г. Некоторые из приводимых в нем аргументов (к примеру, об экономической прибыльности сохранения мира или дарвинистский тезис о том, что на войне гибнут "лучшие" представители человеческого рода) сегодня выглядят, по меньшей мере, наивно. Но главный тезис старого анархиста по-прежнему актуален: "Война -- это нападение на нашу свободу, на все человечество; и мы, во имя цивилизации, защищаем человечество от пушек и ружей его угнетателей".

Милостивый государь,

Вы пишите мне о том, чтобы я высказался по случаю Северо-Американских Штатов с Англией "в интересах христианской последовательности и истинного мира", и выражаете надежду, "что народы скоро проснутся к единственному средству обеспечить международный мир". Я питаю ту же надежду. Питаю эту надежду потому, что ослепление, в котором в наше время находятся народы, восхваляющие патриотизм, воспитывающие свои молодые поколения в суеверии патриотизма и, между тем, не желающие неизбежных последствий патриотизма-войны, дошло, как мне кажется, до той последней степени, при которой достаточно самого простого, просящегося на язык каждого непредубежденного человека, рассуждения, для того, чтобы люди увидали то вопиющее противоречие, в котором они находятся.

Несколько слов о сутках, проведённых в кибуце Самар

Члены кибуца Самар вежливо отказываются от каких либо идеологических определений. Они не слишком заняты теорией и не вполне осведомлены о новых тенденциях в современном активистском дискурсе. Для них "коммунизм" -- это всё ещё что-то про Сталина, а "анархисты" -- это те, кем их самих называли, когда они взбунтовались против надоевших принципов кибуцного коллективизма.

Революция потрясла все классы и слои российской социальной жизни. Широкое волнение охватило все уровни российского общества, став результатом трех столетий угнетения царским режимом.

В ходе революционного взрыва это волнение стало той силой, которая сцементировала разнородные элементы в могучий единый фронт и уничтожила здание деспотизма за три дня – краткий революционный период, беспрецедентный за всю историю. 

Бунтари Красного Мая 68-го называли Сартра и Камю среди своих любимых авторов. "Камю, как никто другой, работал, чтобы развенчать нотаблей политики и их аппарат, и поэтому он стал так важен для молодежи, которая отвергла вербовку, дисциплину, и в конечном счете то, что он назвал цезаристским социализмом. Он умрет, не узнав майского бунта, который он приветствовал бы с энтузиазмом и судил бы сурово" [1], - писал в 1977 г. старый французский анархист Морис Жуайо. Сартр также полностью поддержал бунтарей 1968 г.

Написанная в 1925 г. статья отражает позицию Аргентинской региональной рабочей федерации (FORA) в ее полемике с традицией европейского революционного синдикализма.

Анархизм – не доктрина ученых и не лабораторное открытие, анархизм – это социальное движение угнетённых и эксплуатируемых против угнетёния и эксплуатации. С философами или без них, анархизм как революционное движение, призванное цементировать все общество на новых экономических, этических и политических основах, не исчезнет, по той простой причине, что он не был рождён магическими формулами того или иного мыслителя и не зародился в какой-нибудь библиотеке древних томов.

Итальянец по происхождению, Эррико Малатеста родился 14 декабря 1853 г. в Санта-Мария-Капуа-Ветере, городе на юге Апеннинского полуострова, в то время -- на территории Королевства Обеих Сицилий.
Наряду с такими выдающимися личностями, как Пётр Кропоткин, Жан Грав, Элизе Реклю, Карло Кафиеро, Варлаам Черкезов, Александр Беркман, Эмма Гольдман, Малатеста является одним из тех авторов, благодаря которым теория классического анархистского коммунизма приобрела целостный и завершённый характер. Он был скорее популяризатором теории, нежели ее разработчиком.

О том, как врезаются в мозги традиции, нормы и истины

Дискурсы, категории, стандарты: Господство в голове

Всемогущий рынок и  институционализированное господство (прежде всего, государство и легитимированные им институты) непосредственно видимы и ощутимы. Но это еще далеко не все виды господства, которым подвергаются люди. Однако другие формы господства труднее распознаваемы, поскольку они носят более скрытый характер. Они рядятся в одежды собственного мнения или вовсе неощутимы. Одним из таких замаскированных видов господства является управление мышлением, оценками и собственной идентичностью с помощью дискурсов, истолкований и ожиданий.

Фермин Сальвочеа был образованным человеком своего времени, рационалистом и гуманистом.

Родился он 1 марта 1842 года в Кадисе, одном из наиболее процветающих портов Европы, где сосредотачивался значительный капитал. В 15 лет его отправили в Лондон для изучения английского и подготовки к карьере «делового человека». За семь лет пребывания в Лондоне и Ливерпуле Сальвочеа успел хорошо познакомиться с радикальной литературой.

В 1888 году в Барселоне была основана газета "Тьерра и либертад" ("Земля и воля"). Начиналась она как еженедельник, но с течением времени изменила свою периодичность. Уже вскоре она стала ежедневной -- первой ежедневной газетой испанского анархизма. Издаваемая иногда подпольно, на протяжении минувших 125 лет она не прекращала распространять анархистские идеи.

Буржуазный нео-анархизм

Осмысленная дискуссия о значении анархистских идей для современных индустриальных обществ должна в первую очередь, во имя ясности, выявить различия между сегодняшним «нео-анархизмом» и классическим анархизмом Прудона, Бакунина, Кропоткина, Малатесты и их последователей. За редкими исключениями первый порождён посредственным и поверхностным характером идей, предоставленных современными теоретиками анархизма.

В среде людей, называющих себя "анархистами" на просторах бывшего "Советского Союза", нередко приходится слышать утверждения, будто темы женской эмансипации и равноправия никогда не имели ничего общего с с "классовым анархизмом", а активисты, которые этими темами занимаются, лишь изолируют анархистское движение от социальной борьбы трудящихся. Подобные утверждения делаются либо от незнания, либо по злому умыслу. О прямом и самом энергичном участии анархистских женских активисток в рабочем и социальном движении свидетельствует, в частности, эта историческая хронология.

“Предчувствию окончательного освобождения не опровергается тем, что на следующий день плен остается неизменным или даже ужесточается, или даже четким заявлением о том, что он никогда не прекратится. Все это может, наоборот, быть необходимыми предпосылками окончательного освобождения”

Франц Кафка

Кафка, тонко чувствовавший человек, выросший среди жерновов истории; еврей среди немцев и славян; вольнодумец среди иудеев и католиков; писатель и эмпирический социалист посреди дикого капитализма и просыпающегося класса угнетенных.

Петр Алексеевич Кропоткин не был "создателем" идейной доктрины анархистского коммунизма, но по праву считается одним из ее авторов. Его авторитет, как мыслителя, среди современников-анархистов (если не считать "индивидуалистов", явно выпадавших из "мэйнстрима" движения) был почти непререкаем. Как замечал в этой связи историк анархизма Макс Неттлау, идеи Кропоткина в те годы "редко осуждались, редко подвергались сомнению": "… многим мнения Кропоткина казались не подлежащими сомнению истинами, а другим представлялось нежелательным поднимать вопросы, чтобы не ослабить огромное влияние, которое оказывали личность, талант и преданность его своему делу" (1).

В статье, написанной анархо-синдикалистом из Франции, анализируется ход дискуссии на тему об однополых браках во французском анархистском движении. Автор приходит к выводу, что бороться против дискриминации людей по признаку сексуальной ориентации и против традиционно-клерикальных ценностей необходимо, но при этом важно не забывать об иных формах дискриминации, прежде всего - социально-экономических.

Египетское общество пытается сопротивляться режиму, который восторжествовал в результате "революции", свергнувшей диктатора Мубарака – правительству клерикал-фашистского движения "Братьев-мусульман". Увы: борьба против итогов псевдореволюции происходит под флагом ее защиты. За ее наследство разгорелась нешуточная драка между правящими исламистами и оппозиционными либералами. На стороне последних все более активно выступают молодежные группировки, нередко объявляющие себя "анархистскими" или воспринимаемые как таковые.

В январе 1922 г. в бюро Административной комиссии Свободного рабочего союза Германии (ФАУД; анархо-синдикалистского профобъединения) в Берлине появились двое русских анархистов – Марк Мрачный и Григорий Максимов. Как вспоминал позднее в своих мемуарах немецкий анархо-синдикалист и будущий секретарь Международной ассоциации трудящихся (МАТ; анархо-синдикалистского Интернационала) Рудольф Роккер, приехавшие рассказали главе комиссии ФАУД Фрицу Катеру, что они прибыли из порта Штеттин, куда приплыли из России на корабле вместе с другими ведущими российскими анархистами. (1)

На основе ряда опубликованных материалов, раскрывающих взгляд П.А. Кропоткина на события Гражданской войны в России, можно сделать вывод о том, что, по крайней мере, в 1920 г. он уделял серьёзное внимание планам деятельности по развитию анархистского движения, в том числе - перспективам борьбы с большевистской диктатурой. Так, в письме, написанном к А. Шапиро в это время, он говорил о необходимости "выработки анархического идеала" - позитивной программы анархизма применительно к условиям современной России.

После 30 лет панка, попа и анархистского активизма британская музыкальная группа "Чамбавамба" объявила о самороспуске.

Когда люди, которые годами или даже десятилетиями радовали, воодушевляли, внушали  бодрость или давали радость своей работой, однажды просто перестают это делать, – это всегда грустно.

Во многом именно с распространением в международной левацкой среде идей «новых левых» связано то, что современный анархизм в мире крайне маргинализирован. Как уже отмечалось в первой части данного текста, связано это, конечно, не только с «новыми левыми», но и с общей ситуаций, в которой оказалось человечество после Второй мировой войны: радикальные левые были давно разгромлены, а надежды на новый революционный подъем не оправдались. Точнее, подъем было наметился, однако оказался быстро задавлен «кнутом и пряником»: репрессии против недовольных сопровождались ростом социальных расходов, у многих людей все более расширялся список того, что они «могли потерять».